III
Из рукописи Каныша Сатпаева:
«Предлагаемый вам учебник был начат в 1919 году. С тех пор по различным причинам не раз приходилось приостанавливать работу, и закончить его удалось только в 1924 году. Много трудностей встретилось автору в части систематизации математических действий, а также при введении новых терминов...
Эта книга писалась не от безделья. Я писал ее в годы подготовки к вузу, затем в трудную студенческую пору, борясь с разными невзгодами жизни и быта. Поэтому автор мог допустить в своей работе много недостатков и ошибок. Заранее благодарю всех, кто укажет такого рода огрехи».
Рукопись названа «Учебник алгебры для казахских школ на родном языке». Она состоит из 1642 объемистых страниц. Самый первый научный труд будущего академика.
Но почему он взялся за эту огромную работу? На этот вопрос отвечает в предисловии сам автор: «...Рассмотрим теперь положение казахских школ: ни учебная программа их, ни уровень подготовки учителей неудовлетворительны; причин этому несколько. Не хватает учительских кадров, а самое главное, совершенно нет учебников... Эти недостатки нельзя изжить в один день или в один год. На это нужны годы, самое малое — десять, двадцать. Но значит ли это, что надо ждать того дня, когда люди науки подготовят нам соответствующие учебные пособия?..»
Детей в те годы обучали математике кто как. По своему разумению, по примеру того, как его самого обучали в школе, по переводам из русских учебников. Даже единых математических терминов вовсе не существовало. Каждый учитель переводил их по-своему, объяснял согласно своим представлениям. А ведь многие из этих наставников сами кончили лишь краткосрочные курсы.
Как только болезнь отступила, Каныш взялся за исполнение своего замысла — дать казахской школе столь необходимый учебник. Основой для него служил учебник, применявшийся в то время в русских школах. Однако руководство Сатпаева не дословный перевод русской алгебры. Он целиком переделывает задачи: упрощает их, вводит бытовые, хозяйственные детали из жизни кочевников. Интересна его система образования терминов. Рядом со своими он в скобках указывает их русские параллели. За немногими исключениями его термины вошли в математический обиход. В конце рукописи автор дал словарь новых понятий, употребленных в учебнике; всего их 220.
К сожалению, по неизвестным причинам этот труд не был издан, сохранился лишь в рукописи. Хотя в Государственном республиканском архиве Казахской ССР сохранилась справка, данная автору учебника 19 июня 1924 года академическим центром Кирнаркомпроса. В ней говорится: «Учебник алгебры на казахском языке одобрен, и принято постановление о немедленной сдаче его в типографию».
Занятия книгой свидетельствовали о том, что болезнь вновь побеждена. С началом весны окрепший Каныш стал ездить верхом, подолгу бродил в степи, иногда выбирался на охоту. И каждый день все дальше углублялся в дебри алгебры. Так прошел 1919 год, минула и зима двадцатого.
Член ревкома
I
Буря гражданской войны, гулявшая по степи, наконец улеглась. Рассеялись банды, грабившие население. Советская власть укреплялась повсюду. Пришли перемены и в далекий Баянаул.
Уже в первых числах марта, оправившись от болезни, Каныш приезжает в станицу. Хотя ранней весной недуг этот особенно опасен, у молодого человека не было мочи без дела слоняться по аулу в такое тревожное время. К тому же до него дошла весть, что в Баянаул прибыли люди из уезда.
18 марта в Семипалатинске была получена телеграмма, подписанная особоуполномоченным Каркаралинского уезда Керейбаевым: «По поручению уездного ревкома зпт а также на основании телеграммы губернского ревкома мною организован Баянаульский ревком тчк председателем ревкома избран Богаченко зпт членами стали товарищи Каныш Сатпаев зпт Зарембо зпт Калачин зпт Айтбакин тчк прошу срочно утвердить данный состав ревкома».
На первом же заседании Баянаульский ревком постановил организовать так называемые культпросветы — отделы по проведению культурно-просветительной работы среди трудящихся. Сатпаев был назначен председателем казкультпросвета, а также членом правления русского отдела.
Значение станицы растет день ото дня — вскоре она становится центром крупного района, соответственно расширяется поле деятельности ревкома. По инициативе казкультпросвета им отдано распоряжение по всем волостям об открытии начальных школ. Вот строки из приказов того времени: «В каждом ауле должны работать курсы «саужой» — «долой неграмотность», «Женщины наравне с мужчинами пользуются свободой», «Конокрады и барымтачи объявляются преступниками, укрывателям их — нет пощады!», «Бедняки, слуги равны со своими хозяевами»... Для проведения в жизнь этих указаний нужны кадры — активисты из бедноты, нужны агитаторы, которые могли бы разъяснять приказы ревкома трудовому люду. Много грамотных людей требуется для открываемых школ. А именно их-то и не хватает. И члены станичного ревкома, в том числе Каныш Сатпаев, работают, не зная отдыха. Дни целиком заняты решением дел, разъездами по аулам. По нескольку раз в неделю митинги и собрания.
«Агитаторы тех дней не походили на нынешних, — вспоминает Маликаждар Есмагамбетов, деливший с Канышем комнату в доме станичного казака Бельденинова, — сегодня рассказываем о земельном декрете, а завтра, прискакав в тот же аул, говорим о мерах предохранения от тифа... Собрания проходят часто, в отдельные дни даже по нескольку раз. Иногда становимся агентами, инспекторами по сбору продовольствия для голодающих Центра...»
Имя хорошо образованного молодого человека быстро сделалось широко известным. Той же весной Сатпаев получает срочный вызов в Павлодар.
Из речи К.И.Сатпаева по случаю его 50-летнего юбилея:
«...Помню, как сразу же после установления Советской власти в Сибири председатель первого в Павлодаре уездного ревкома, железнодорожник-большевик П.В.Поздняк вызвал меня в Павлодар и, узнав о моей болезни, определил на работу в Баянаул председателем только что учрежденного там 10-го участка народного суда. Помню, как меня глубоко поразили отзывчивость и гуманность этого человека — первого большевика, с которым мне пришлось встретиться в служебной обстановке. Прошли с тех пор многие годы, и вот среди лиц, приславших приветствия в 1942 г. в связи с присуждением мне Сталинской премии, к огромному моему волнению и радости я увидел фамилию и этого первого встреченного мной большевика — тов. Поздняка. Не скрою, что его телеграмма является одним из ценнейших документов моего личного архива».
II
В степи, где прежде признавались лишь суд аксакалов и решения биев, отныне вершат дела народные судьи, назначаемые уездными ревкомами. Трудовой люд, веками угнетавшийся имущими слоями и их ставленниками, наконец получил равноправие по закону. Теперь его интересы защищает справедливый советский суд...
Иски от века бесправных женщин. Вдову из аула Бейсенбая увезли, не уплатив калым, — пусть аул жениха возвратит калым вместе со штрафом. Тяжбы о земле и пастбищах. Соседние селения оспаривают друг у друга не какой-нибудь родник, но и безводный такыр, где совершенно отсутствует растительность. Что уж говорить после этого о жестоких спорах из-за пресноводных озер или просторных пастбищ? Горячатся порой не из-за того, что земли не хватает, а лишь потому, что ни в чем не хотят уступить соперничающему роду, часто из-за старых обид и мести.
Но вот бедняки требуют по суду у своих хозяев достойную плату за многолетний труд. Шестнадцатилетняя девушка желает освободиться от шестидесятилетнего старика, купившего ее за богатый калым. Это споры, неведомые ранее, рожденные новым временем.
Собственно говоря, народный судья не столько блюститель закона, сколько глашатай равноправия. Но какими кодексами, юридическими установлениями должен он руководствоваться в своих решениях? Ведь за три года, прошедшие после победы революции, еще не успел сложиться упорядоченный свод законов.