Аккелинская школа помещалась в двухкомнатном деревянном доме — помещение по тем временам неплохое. В нем было светло и уютно. Хозяева аула Чормановы были людьми образованными, преданными интересам правительства. А поскольку правительство требовало заботиться о некотором просвещении туземцев, каждый очередной волостной правитель из этого клана с вниманием относился к нуждам школы. А глава рода, один из самых образованных и влиятельных людей того времени Садвакас, сын Мусы Чорманова (получившего чин полковника за заслуги перед империей в период колонизации Степного края), не мог допустить, чтобы в школе, попечителем которой он был, преподавал случайный человек. Первыми учителями в Аккелинской школе были Бексултан Валиханов (родственник Чокана Валиханова) и Султан-Али Джуанышбаев — оба для той эпохи широко образованные, культурные люди.

Джуанышбаева сменил Григорий Васильевич Терентьев, крещеный молодой татарин из Казани.

«Мне всегда везло с учителями...» — скажет академик Сатпаев, воскрешая в памяти дни отрочества. Эти слова полностью относятся и к его первому учителю. В 1949 году Каныш Имантаевич, находясь в родном ауле по случаю своего пятидесятилетнего юбилея, вспоминал: «Наш учитель Григорий Васильевич был замечательным человеком. Он хорошо говорил по-казахски, неплохо исполнял наши песни, любил подолгу беседовать со стариками. Но в классе всегда становился строгим, начисто «забыв» язык. Он говорил с учениками только по-русски... В свободные от занятий дни он часто приезжал в наш аул, был дружен с моим отцом и особенно с двоюродными братьями. Наши джигиты увлекались соколиной охотой и держали гончих. Разумеется, были у них хорошие кони. Возможно, и это притягивало его, знаю лишь — он многие дни лета проводил в нашем ауле».

Может быть, дружба отца с учителем решила судьбу мальчика, может быть, сыграла роль поддержка авторитетного попечителя школы, но в 1909 году Каныш вопреки строгому приемному правилу в возрасте десяти лет был принят в подготовительный класс. Небывалый дотоле случай: среди великовозрастных рослых парней появился десятилетний малыш с кудрявым чубчиком на лбу, черными большими глазами и слегка оттопыренными ушами. Каныша едва было видно из-за парты, оттого он казался еще меньше. Однако одноклассники признали и полюбили его. Он охотно и быстро исполнял просьбы и поручения старших. А вскоре стал многим помогать в учебе. Незаурядные способности и усердие мальчика были очевидны, а его любознательность казалась поистине ненасытной.

— Ученик Сатпаев, к доске! — вызывает Григорий Васильевич.

Перед Канышем изображения различных животных.

— Кто здесь нарисован? — Указка учителя останавливается на одной из картинок.

— Жеребенок.

— Правильно. Какой он масти?

— Саврасой.

— Допустим, этого жеребенка съел волк. Как сказал бы ты об этом по-русски? — Новый вопрос учитель неожиданно произносит по-казахски.

— Не буду говорить! — заявляет ученик, не скрывая своего недовольства.

— Почему же?

— Потому что не мог его съесть волк. Наш Касен-ага — смелый табунщик, не дал бы ему...

Смеются ребята: какой решительный этот малыш! Григорий Васильевич улыбается. Но вот снова уже строгим голосом продолжает:

— Все же попробуй, Каныш. Я ведь для примера говорю. Итак, как ты сообщил бы об этом отцу?..

Каныш недоволен настойчивостью учителя. Не нравится ему этот вопрос. Поэтому он с кислым видом, нехотя произносит:

— Отец, саврасого жеребенка не съел волк, потому что... потому что он далеко ускакал...

Учитель, дивясь упорству малыша, качает головой.

Вот строки из воспоминаний жены академика Таисии Алексеевны Сатпаевой:

«...Литературная хрестоматия того времени для начальных школ «Вешние всходы», насыщенная чудесными описаниями природы в виде отрывков из лучших произведений русских классиков, стала любимейшей книжкой маленького Каныша. Он буквально не расставался с ней и на ночь клал ее под подушку с тем, чтобы, проснувшись рано утром, снова приниматься за чтение любимых отрывков и стихов, многие из которых давно уже знал наизусть и впоследствии помнил всю жизнь...»

По утвержденному министром народного просвещения положению срок обучения в аульной школе составлял четыре года, из них один подготовительный. Каныш в первый же год проходит начальный курс и первую ступень 1-го класса. В подобных учебных заведениях применялась так называемая система параллельного обучения. Иначе говоря, в одном помещении рядом усаживались ученики всех классов.

Однажды случилось нечто небывалое.

Григорий Васильевич, написав на доске условия контрольной задачи для ребят последнего года обучения, приступил к чтению с учениками низших ступеней. Задание было довольно сложным; он знал, что дети справятся с ним не скоро. И потому увлеченно занимался с младшими. Но вот Григорий Васильевич услышал негромкий спор двух учеников с разных рядов.

— Нет, ты не прав. Задачу можно решить двумя действиями. Вот смотри...

— Ты что? Наши задачи всегда решаются тремя действиями, а то и четырьмя. А ты говоришь, двумя. Это у вас такие легкие...

— Какая разница, лишь бы правильно решить. На, возьми, перепиши лучше.

— Подсказчик нашелся! Лучше вытри нос, — пренебрежительно ответил старший.

Спорили сын волостного правителя Зынды и Каныш, занимавшийся в числе ребят второго года обучения. Удивленный услышанным, Григорий Васильевич подошел к спорщикам. Бегло просмотрев их записи, он убеждается в правоте Каныша. Ученик четвертого года обучения, во-Семнадцатилетний джигит, сидел, не зная, как разжевать задачу, которую смышленый Каныш решил просто и вроде бы для забавы.

Может быть, этот случай сыграл решающую роль или учитель и без того собирался поговорить с отцом мальчика, как бы то ни было, весной 1911 года Терентьев, приехав в аул Сатпая, обратился к Имантаю:

— У Каныша большое будущее. Вы сделаете доброе дело, если пошлете его учиться в город.

— Но пусть он сначала кончит твою школу...

— Считайте, что он уже кончил ее. Ему у меня нечему больше учиться.

— Неужели твои знания иссякли?..

— Нет, конечно. Но чувствую: ему уже нечего делать в аульной школе... По-русски он говорит неплохо, а кое-какие изъяны легко поправимы в городе — просто здесь было мало практики. Учится он с желанием, пытлив. Словом, если не хотите, чтобы он сделался писарем волостного управителя, а стал летать повыше, нужно с этой осени отправить его в город. Пока молод, пусть учится.

— Нелегкую задачу ты задал мне... Надо подумать.

III

Нетрудно понять, почему бий отвечал так неопределенно. В тот год Имантаю исполнилось шестьдесят шесть. Он чувствовал, что жить ему остается недолго. Старшая дочь давно выдана замуж, она в другом ауле. Оба сына с успехом окончили Аккелинскую школу. Оба просятся в город. Да и братья, которые учились в городе, подбивают их продолжать образование. Но может ли Имантай на старости лет так легко отпустить сыновей в дальнюю сторону, где нет у него ни близких, ни знакомых? Что станет с ними в чужом городе? Кто будет следить за их здоровьем, заниматься их воспитанием?..

Но разговор о дальнейшей учебе возникал не однажды, и главе аула приходилось возвращаться к нему почти все лето. Дело решилось благодаря Абикею Сатпаеву — сыну Зеина, который после окончания семинарии учительствовал в другой волостной школе. В то лето молодой человек был приглашен в Павлодар преподавать в двухклассном русско-киргизском училище. Приехав однажды в родной аул, Абикей обратился к двоюродному брату:

— Доверьте мне судьбу Каныша. Пусть с этого дня его дальнейшее воспитание ляжет на мои плечи. Это мой долг перед вами — именно вы когда-то отправили меня в город за знаниями...

Имантай снова призадумался... Судьба старшего сына уже бесповоротно решена: он останется с отцом, обзаведется семьей, ведь и в ауле нужен грамотный человек... А против отъезда Каныша у него нет основательных возражений. К тому же Абикей достойный молодой человек, гордость рода, на него ложно положиться...


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: