Подход отца был типичным (для того времени). Мы слишком быстро хотим получить слишком многое. Менее века прошло между запуском первого искусственного спутника и межзвездным полетом по методу ПЛМ. Мы еще не ликвидировали последствия Индустриальной Революции, говорил он, а уже хотим экспортировать свой бардак на всю Галактику. А войны и прочее? Нам следует сначала повзрослеть, наложить мораторий на использование метода ПЛМ до тех пор, пока мы не станем достаточно зрелыми, в философском смысле слова, для того, чтобы иметь право пользоваться представившимися нам возможностями.

Но кто определит, что мы уже достаточно зрелые, он не сказал. Видимо, люди вроде него.

После этого он замолчал, а я хлопнул за собой дверью и отправился в учебный центр АВР в Колорадо Спрингс.

(Перечитывая написанное я вижу, что оно дает несколько искаженную картину мотивов, приведших меня в АВР. Хотя то, что мой отец однозначно примкнул к лагерю противников, и сыграло свою роль, особенно в том, что я не бросил академию, когда стало совсем тяжко, я, видимо, все равно выбрал бы этот путь независимо от семейной ситуации. Профессия казалась романтичной и интересной, и все мои ровесники жаждали стать Укротителями.)

Я, наверное, не лучший Укротитель для того, чтобы на моем примере изучать прогресс обучения. Мне потребовалось шесть лет, чтобы закончить академию (в те годы многие успевали сделать это за четыре), хотя я не испытывал трудностей ни с академическими дисциплинами, ни с физической подготовкой. Зато мои курсовые характеристики неизменно сопровождались ремаркой: "Обратить внимание на психологическую подготовку".

С годами они немного смягчили требования в этом вопросе, но в те времена, когда я учился в академии, самым важным качеством Укротителя считалось железное самообладание. Умение встретить неизбежную смерть лишь слегка приподняв бровь.

Совершенства они так и не добились, поскольку требовали от студентов также воображения и жизнерадостности - качеств редко присущих роботам. Должен признать, что большинство моих товарищей по учебе действительно владели собой лучше меня. Моей главной проблемой было то, что мне с трудом удавалось сглаживать эмоции. Меня подвергали психоанализу и ситуационной терапии и даже заставили изучать буддизм и таоизм. Но как только дело доходило до испытаний, я обязательно проваливался и получал вышеуказанную ремарку.

Они, например, любили использовать "раздражители". Меня поселили вместе с парнем, который, как оказалось, был раньше актером и в течение целого семестра доводил свою роль до совершенства. Он брал мои вещи и забывал отдавать, высказывал дикие суждения, но даже не снисходил до того, чтобы поспорить о них, высокомерно игнорировал занятия и, тем не менее, получал хорошие оценки. Плюс целая галактика мелких недостатков. И, наконец, в середине учебной недели, накануне выпускных экзаменов он вплыл в комнату и сообщил, что одержал победу над девушкой, с которой я в то время встречался. Кроме того, он рассказал ей кое-что обо мне: такие вещи, которыми мужчина делится только с мужчиной, рассчитывая на его солидарность.

Надеюсь, что АВР починила ему нос и вставила новую коленную чашечку. Я оставил его истекать кровью и вышел в снег, опасаясь, что если останусь в комнате, то могу убить его. Я бродил до тех пор, пока у меня не посинели пальцы, а когда вернулся, его уже не было, а вместо него лежала записка от моего психиатра.

Должен сказать, что два дополнительных года сослужили мне в дальнейшем хорошую службу. Я взял целый набор факультативных курсов по техническим дисциплинам и такие вещи, как теоретическая тектоника и атмосферная кинематика здорово пригодились, когда мы перешли к практической геоформике. Обладая широкими знаниями в области физических и биологических наук я никогда не испытывал недостатка в первопроходческих заданиях. Первая команда Укротителей, которая направляется на новую планету должна иметь в своем составе пару специалистов широкого профиля, чтобы определить, ученых каких специальностей следует направить туда со следующими группами. А ведь значительно интереснее побродить по неисследованной еще планете, чем вооружившись заступом и лопатой приниматься за ее геоформирование. Для меня, во всяком случае.

Изучение восточных философий не помогло мне, как на это рассчитывали преподаватели с кафедры психологии. Но таоизм в прямом смысле слова "спас мне задницу" в ситуации, которая, как я узнал позже, была моим последним, решающим экзаменом. Здесь тоже участвовал актер.

Моим преподавателем таоизма был милый, пожилой джентльмен, преисполненный юмора и терпения, по имени Ву. На летние каникулы я поехал в Германию и совершенно не собирался там серьезно заниматься, но из личного уважения к учителю согласился почитать сочинения И Чинга. В глубине души я, правда, полагал, что в этих сочинениях содержится не больше мудрости, чем в записках, предсказывающих будущее, которые кладут в печенья в китайских ресторанах.

Так вот, каждое утро, стараясь не чувствовать себя полным идиотом, я настраивался с помощью молитв на созерцательный лад и задавал И Чингу общий вопрос о предстоящем дне. Потом кидал монетку, находил соответствующий комментарий и старательно запоминал его с тем, чтобы вернуться к нему в течение дня.

Я уже не помню вопрос, который задал в то утро перед решающим экзаменом. Но комментарий я не забуду никогда:

"Перед нами сильная личность. Этот человек не всегда находится в ладах с окружением, поскольку он слишком порывист и не придает должного значения форме. Но у него прямой и стойкий характер, он с достоинством и адекватно реагирует..."

Меня охватило странное чувство, что это действительно так, и весь день я старался быть не слишком порывистым и вести себя достойно. В этот вечер, как и каждый день с момента приезда в Хейдельберг, я отправился в тихий, недорогой бар в квартале от моей гостиницы, чтобы почитать и отдохнуть от дневных впечатлений.

Какой-то наглый пьянчуга наскакивал на бармена, требуя чтобы его обслужили. Некоторое время я следил за инцидентом, отметив про себя, что громиле было бы полезнее почитать И Чинга вместо очередного стакана, а затем вернулся к своему чтению.

Когда спор прекратился, я поднял глаза и в зеркале, висящем за баром, заметил, как пьянчуга заходит мне за спину. Потом, безо всякой видимой причины, он схватил пустую глиняную кружку и широко размахнулся, чтобы выбить из меня мозги.

Тогда я не знал этого, но АВР решила, что не может позволить себе учить меня седьмой год. Им было все равно, вылетят ли из меня мозги из-за невнимательности или я предотвращу нападение просто отпихнув громилу. Или свернув ему шею. Ему платили достаточно, чтобы компенсировать длительное пребывание в больнице или в тюрьме, за преднамеренное убийство.

В любом случае они бы от меня отделались.

Но я заметил нападение, ухватил его за запястье и вырвал кружку. Я поставил ее на бар и тихо спросил его на довольно хорошем немецком: "Разве мы знакомы?". Когда он ответил потоком ругательств на смеси языков, я попросил бармена вызвать полицию. "Пьянчуга" немедленно исчез.

Ярость, дикая ярость, охватила меня несколько минут спустя. Такая ярость, что меня всего затрясло, выступил холодный пот и заскрипели зубы. Но вместо того, чтобы дать выход эмоциям, найти парня и стереть его в порошок, я вспомнил, кем пытался стать, и сдержался. Конец вечера я провел на коленях перед унитазом в туалете бара.

В баре было еще три посетителя и среди них наблюдатель АВР. На следующий день я получил свидетельство об окончании учебного центра Академии.