— В этот раз да, — ответил он. — В остальных случаях мне везло больше.

Данкэн уловил предполагаемую интимность и быстро посмотрел на обоих.

— Как хорошо, ваша светлость. Вам, должно быть, везет.

— Да, действительно везет, леди Челси.

Затем к ним присоединились некоторые из друзей ее отца: два владельца конезаводов и один из Линкольншира, и поздравления продолжались, обсуждение сместилось на следующий забег. Поминутно детально обсуждались предыдущие выступления различных лошадей, выгодные стороны каждой из них в отдельности, а также их шансы на успех. Шел горячий спор, внимание отца и братьев было отвлечено.

— Тебе понравились цветы? — спросил Синджин, заботясь о том, чтобы его не услышали остальные.

Он не сводил глаз с группы мужчин, шумно обсуждающих прошлые истории, связанные с чистокровными лошадьми.

— Тебе не следовало, — мягко ответила она, осторожно переводя взгляд с членов своей семьи на Синджина. Уловив момент она улыбнулась. — Но спасибо.

— Тебе нравятся фиалки?

— Не надо. — Ее шепот стал настороженным.

— Миссис Макаулай приглянулся один из моих конюхов. Он из Шотландии. Абердин, кажется. Так тебе нравятся фиалки или нет?

— Ты ужасно испорченный, — прошептала она, но ее взгляд на секунду встретился с его глазами и разрушил упрек, содержащийся в словах.

— Тогда «да». — Он был проницательным мужчиной.

— Чел, победил или нет Дангэнон Плитуса в Донкастере в восемьдесят пятом во время Сейнт Леджер Стэйкс?

Лицо ее отца приобрело розовый оттенок, который всегда появлялся при жарких спорах о скаковых династиях.

— Победил, — сказала она. — На две мили за три минуты сорок пять секунд, Плитус за 3:55, Мэстфлайтретий за 4:02, затем Жавалин и Доримант.

— Я говорил тебе, Балард, — торжествующе сказал граф, возвращаясь к горячему спору.

— Очень впечатляюще, — спокойно сказал Синджин.

— Воспитывалась в своей семье… — Она повела плечами. — Жизнь в лошадях.

— Твоему отцу будет тебя не хватать, когда ты… — Слова «выйдешь замуж» при данных обстоятельствах прозвучали бы неловко, он заменил:

— Покинешь дом.

— Я не планирую покидать дом. — Челси выделила последние два слова, а потом взглянула на него и улыбнулась. — Не каждая женщина ищет мужа, ваша светлость, будьте спокойны.

Теперь она была не в грубой одежде, а в костюме для верховой езды из ярко-красного бархата, подчеркивающем ее пышные формы; золотые волосы, спутавшиеся в беспорядке всего лишь несколько часов назад, теперь были уложены в прическу, которую завершала маленькая шапочка, украшенная плюмажем; в ушах были изысканные жемчужные серьги; губы были розовыми от утренних поцелуев. Ему почему-то показалось, что красивая дочь графа изменит, свое мнение, когда приедет в Лондон в следующем сезоне и каждый мужчина в свете, кому позволено и не позволено, будет осаждать ее.

Эта мысль заставила его почувствовать раздражение.

— Без сомнения, ты изменишь свое мнение в Лондоне, — сказал он, в голосе его безошибочно, узнавалась ворчливость.

— Если все будет по-моему, я не поеду в Лондон.

Я останусь с семьей в Аиршире и буду заботиться о своих лошадях.

— Твой отец захочет, чтобы ты…

— Возможно, он кое-чему научился, — вставила она. — Как считаешь?

— Чел, подойди сюда. Скажи Харту, что ты говорила вчера о тонике для Туна, который ты даешь после бега.

— Простите, — сказала она герцогу с вежливой улыбкой.

Он видел, как она подошла к группе мужчин и с некоторой небрежностью стала рассказывать, ее объяснение сразу же всех заинтересовало.

«Она бесконечно занимательная, — подумал он. — Но только как женщина, но и как равный человек».

Потрясающая мысль. Он никогда раньше не знал такой способной женщины. Легкая улыбка приподняла уголки его губ.

«Хотя то, что меня привлекало в ней, — реалистично отметил он, — было больше связано с ощущением, чем со способностями».

Лошади графа Дамфрисского в тот день выиграли все четыре забега, конюшня герцога Сетского довольствовалась вторыми местами. Синджин получил некоторое количество уколов, которые принял дружелюбно.

— Нельзя выигрывать все время, — мило сказал он.

Челси тайком послала ему воздушный поцелуй, зная о его причастности к их победам.

Фордхэм поворчал немного, но Синджин высоко оценил его виртуозную езду, которая обеспечивала точно второе место. Отличная линия, полным галопом на протяжении двух миль.

— И это не надолго, — пообещал Синджин. — Только до конца недели.

Сенека уловил направление амурного интереса его друга в тот день прямо после первой скачки и, когда они возвращались в Сикс-Майл-Ботом, он только предупредил:

— Когда ты поедешь в Оакхэм на следующей неделе, возьми в качестве извозчика Джона. Ему можно доверять.

— Как ты узнал? — Синджин встревожено посмотрел на него, сидя напротив в экипаже.

— Ты послал вперед прислугу, чтобы приготовить охотничий домик. Охотничий сезон закончен, ты словно самец при полном возбуждении, и ты никогда не заставлял Фордхэма или другого жокея придерживать лошадь. Ты проиграл четыре забега сегодня днем. До этого ты за месяц не проиграл четырех раз.

— Она стоит того. — Взгляд удовлетворенного человека встретил глаза Сенеки.

— Я надеюсь, тебя не застрелят.

— Я могу о себе позаботиться.

— Ты хочешь охрану?

Синджин отрицательно покачал головой.

— Ее семья поедет в Йорк на скачки, а она в это время якобы поедет навестить двоюродную сестру в Апингем. Всего лишь неделя, ничего не должно случиться.

Сенека поджал губы, затем приоткрыл рот, чтобы сказать, задумался еще раз и, наконец, произнес:

— Ты никогда не был так.., безответственен. — Все что угодно может случиться из-за незамужней женщины. Ты угодишь к алтарю. Она стоит того?

— Поверь мне. Этого не случится. Я просто не могу сказать тебе сейчас.., почему.

— Я бы поостерегся. — После примерно двух лет сражений в войне короля Георга оба мужчины знали, что такое выжить, но Сенека потерял свою семью в этой войне. Это улучшало защитные реакции.

— Я не хочу телохранителя. Я не хочу, чтобы кто-нибудь был там. Я отошлю Джона обратно на неделю.

— Ты собираешься готовить сам? — Удивление Сенеки было очевидным.

— О, дьявол, я не подумал об этом. — Он знал, что хозяйство ведется армией прислуги, еда не входила в его расчеты. Он предполагал, что кухни существуют во всех его домах, хотя он редко в них заглядывал. — Я привезу еду.

— Как она может быть настолько хорошей? — Сенека говорил с мужским пристрастием, у него были обширные сведения о предпочтениях Синджина в чувственных развлечениях.

Широкая улыбка Синджина служила ответом на вопрос, хотя и в общей форме. И затем он повел плечами.

— Я не знаю. Я должен знать.., учитывая…

— Ты развлекал немало женщин в Англии и на континенте.

— Ив колониях, — весело добавил Синджин. — Она разбирается в лошадях.

— И?

Синджин снова улыбнулся, у него было в высшей степени радостное настроение для человека, который только что проиграл подряд несколько скачек, и это первый раз за десять лет со дня открытия его конюшни.

— И если бы она не умела отличать лошадь от барсука, это не имело бы значения, если говорить правду.

— Ты безнадежен, — смирившись, сказал Сенека.

— Возможно, да. — Синджин снова расплылся в довольной улыбке.

Остаток недели прошел также хорошо.

Лошади проигрывали с минимальным разрывом, так что ничего не было заметно.

Граф Дамфрисский выигрывал.

Синджин тоже считал последние дни Ньюмаркета очень прибыльными. В смысле будущей «недельной благодарности».

Когда в пятницу Туна выставили на продажу, Синджин купил его через агента, не уверенный, что граф продаст ему лошадь. И оставил распоряжение отправить чалого на север в одно из своих владений.