И все же низкорослые, жилистые римляне Цезаря одержали победу. В наши дни численный перевес в войне уже практически не играет значения, как это поняли, в частности, Соединенные Штаты во Вьетнаме. Точно также уменьшилось значение расовой приспособленности к климатическим условиям, когда усовершенствовалась одежда, жилища, появились батареи и кондиционеры.
Отчет Цезаря может также создать преувеличенное впечатление, которое разделяют и многие современные авторы, о том, что римляне и галлы значительно различались внешне. Однако город, о котором шла речь в процитированных выше записках, был расположен на территории современной Бельгии, неподалеку от Льежа, и у нас нет ни малейших оснований считать, что бельгийцы того времени значительно отличались внешне от их далеких потомков. Конечно, в среднем бельгийцы выше ростом, чем итальянцы; но есть миллионы итальянцев, которые выше ростом миллионов бельгийцев. Точно также шведы и шотландцы в среднем выше ростом, чем бельгийцы - но это лишь в среднем.
В общем, едва ли правомочно говорить о том, что в Британии раз за разом происходили набеги воинственных рослых блондинов на обитавших на островах скромных низкорослых брюнетов - скорее уж наоборот. Вплоть до скандинавских набегов, начавшихся с X века, население Британии, включая пиктов, отличалось более высоким ростом и светлыми волосами, чем их материковые соседи с южных земель - хотя и здесь едва ли эти различия были так уж велики. Однако у каждой новой волны завоевателей имелись свои преимущества: меди над камнем, бронзы над медью, железа над бронзой, римской выучки и дисциплины над кельтской ордой. И не раз, и не два маленькие смуглые южане бивали благородных здоровяков-северян.
Собственно говоря, до прихода на их земли римлян, саксонцев и викингов у кельтов даже не было городов в полном смысле этого слова. Имелись только крепости на островах и возвышенностях, где селился вождь с дружиной и куда, в случае опасности, сбегались окрестные крестьяне. Причина этого, вероятно, в том, что у кельтов земледелие было развито не достаточно для того, чтобы образовывались излишки, которые могли бы прокормить население города, не занятое сельским хозяйством.
Ну, а что же тогда сказать о легендах о Парфолане, фоморах и прочих? Увы, но для изучения подлинной истории Британии они не представляют ни малейшего интереса. Хотя в этих сказаниях наверняка содержится толика подлинных фактов, в отсутствие надежных свидетельств, не представляется возможным отделить их от наслоений выдумки. Это все равно, что искать в стогу сена не просто иголку, но иголку, как две капли воды похожую на соломинку.
Большинство легенд были записаны спустя многие столетия после событий, о которых в них повествуется. Так, основной источник, откуда черпается информация о миграциях различных племен в Ирландию - "Сказание о Туане Мак-Карелле" - относится к XII веку, тогда как события, там описываемые, произошли еще до первых походов Юлия Цезаря, то есть до 55 года до н. э. Всю эту тысячу лет Ирландия, в основном, оставалась неграмотной, а значит, легенды передавались из уст в уста. Но таким образом переданная информация может сохранять правдивость лишь на протяжении жизни первых нескольких поколений, после чего воспоминания о делах давно минувших дней перемежаются рассказами о событиях сравнительно недавних, а место реальных фактов постепенно занимает вымысел.
Поэтому нас не должно удивлять, что в ирландских сагах истинных исторических подробностей содержится не больше, чем, скажем, в Библии или в "Одиссее". Так, котел Дагды, где никогда не переводилась пища, можно сравнить с чудесными доспехами, которые выковал для Ахилла бог Гефест, либо с посохом Моисея, по желанию обращавшимся в змею и способным выбить воду из камня. В целом же, изучая мифы, мы сталкиваемся с почти неразрешимой задачей, пытаясь отделить в них зерна истины от плевел сказочной фантазии.
Кроме того, в дохристианскую эпоху ирландцы не были такими уж выдающимися мореходами, а потому едва ли могли знать о существовании таких стран как Скифия, Шумер, Греция или Египет, которые, однако, постоянно упоминаются в их поздних мифах. Это знание было привнесено в Ирландию монахами, которые последовали за святым Патриком, крестившим эту страну. Они привезли с собой библию, где упоминались все эти места, а также титул "фараон", ранее незнакомый ирландцам, и привезли произведения классической литературы, значительно обогатившие представления местных жителей о внешнем мире. Отсюда, например, ирландцы узнали о фараоне Нектанебо, о котором упоминали Плутарх и Ксенофон.
Ирландские историки того времени пытались создать историю своего мира, слив воедино новые знания (или то, что они считали таковыми - как легенду об исходе евреев из Египта) с собственными языческими мифами и легендами. То, что получилось у них в результате, имело отношения к подлинной истории не больше, чем та же "Одиссея" - к реальному миру Средиземноморья II тысячелетия до н. э., то есть практически никакого.
Кельтскими бардами владела страсть примирять между собой различные легенды, придумывая связки между ними, а также объяснять происхождение имен и названий с помощью совершенно ложной этимологии и исторических вымыслов. Таким же образом Снорри Стурлсон, великий средневековый исландский историк, отождествлял Асгард, обитель асов, божеств скандинавской мифологией, с реальной географической Азией. После принятия в этих краях христианства кельтские писцы старались сохранить древние сказания, выхолащивая их и приводя в соответствие с церковной традицией. Они принижали богов до смертных героев типа Кухулина или Ланселота. Точно также легендарные завоеватели Ирландии - будь то фирболги или Туата Де Даннан - вероятнее всего, в первоначальных мифах являлись некими божествами.
* * *
Несмотря на всю его любовь к Ирландии, Роберт Говард, конечно же, не был так наивен, чтобы принимать все кельтские легенды за чистую монету и не возводил своих кельтских предков на недосягаемый пьедестал. Именно от них, он считал (хотя это едва ли было справедливо), ему в наследство достался беспокойный, мятежный дух, не знавший покоя. Порой, в самые мрачные минуты, он проклинал свою "черную милезийс-кую кровь", которая наполняла его "безымянной тоской по черным звездам", в то время как "рыдающие ветры рвали на части его сердце". Эта кровь несла с собой "слепую сумрачную ярость", что сметала все на своем пути.