А какие это были самоотверженные хозяева! Как холили свои виноградники! Именно "холили". Другого слова не придумаешь! Продавали не виноград. Продавали ножницы. 50 копеек, иди и режь.

Джанкой (в переводе с татарского Новая деревня) гордился своими шашлыками, Бахчисарай -- чебуреками, сочными, тающими во рту. "Вилком не кушайте, -- убеждали продавцы. -- Масло вытекает. Ешьте руками, как мы..." Фунт, паунд -- такого веса не было, минимальный -- ока -- три фунта. На рынке ока винограда -- 20 копееек, для арбузов свой минимальный вес -- батма (18 фунтов). Батма арбузов -- 10 копеек. Вино было крепкое, густое. Две рюмки мадеры туристам не продавали. Только одну. Иначе "нога не пойдет". И действительно, не шла... Крым был раем -- где он теперь, этот рай? Татарское изобилие, татарское гостеприимство -- как за него отблагодарили?!

Татары много веков мечтали о курултае-- автономии. Просили у Врангеля -- обещал. Просили у Ленина -- дал. Где он теперь, этот курултай?..

Да, я знаю, были татары, согласившиеся быть проводниками в горах, когда пришли немцы. Говорят, был даже татарский батальон, хотя в этом не убежден.

А власовцы у русских? А бандеровцы у украинцев? А 16-я "железная" литовская дивизия, которую немцы использовали против партизан? Татары не больше виноваты, чем другие. Тем более -- женщины и дети, а ведь ныне подвергают дискриминации детей и внуков!..

В Крыму до войны жили и армяне, и турки, и греки, и албанцы... кто только не жил! Албанцы делали из пшена бузу-- лимонад, белый, как молоко. Или баш бузу-- напиток покрепче. Каждый народ вносил свой вклад. Здесь был подлинный интернационал. Подлинное содружество всех рас и наций. Злодейство Сталина разбило это вековое согласие; но вот уже нет Сталина, а татар вылавливают в Крыму, как убийц, сбежавших из тюрьмы. Раньше было злодейство, с этим согласны все, а теперь что? Недомыслие? Торжество предрассудков?..

Любимая поговорка крымских татар: "Сделай добро и брось его в море". По-татарски это звучит выразительнее, но смысл ясен. Делай добро, даже если оно отзовется когда-то. Делай добро нерасчетливо, всегда, оно не пропадет...

Кого просить пустить всех крымских татар домой? Приравнять к остальному люду. Объявить их язык равноправным, не чужим и в государственных бумагах. Кому сказать: "Сделай добро и брось его в море..."?

А какова судьба нас, крымчаков? Нас не выселяли из Крыма, не репрессировали.

Оставшихся, чудом уцелевших после оккупации, все равно развеяли по ветру. Не стало такой национальности -- крымчаки. Когда мой знакомый, работавший в Наркомате путей сообщения, написал в анкете "крымчак", нарком Каганович (это было в 1949-м) швырнул ему анкету в лицо со словами: "Брось эти еврейские штучки!"

Дети мои не захотели оставаться в России. (Дети моей второй семьи.) Уехали с ними и родители зятя, прожили в Израиле 10 лет. Только здесь мой сын, доктор-биохимик, смог защитить свою диссертацию; там ему "докторат не светил", как он выражался. Дочери мои -- врач, пианистка, все счастливы здесь.

Когда я в СССР пытался помочь своим детям, мне говорили: "Не утвердят (в должности, в аспирантуре). У них же пятый пункт!". "А у меня?" -- как бы недоумевал я. "К тебе это не относится", -- успокаивали меня партийные и медицинские начальники, перед которыми хлопотал.

Я видел: перед детьми закрыты дороги, у них нет будущего. Они уехали.

Вот и я тут, хотя многие мои коллеги и начальники недоумевали, когда я подал заявление в ОВИР: "Чего тебе тут недостает? Ты достиг всего, чего хотел!" Спасибо, дорогие, и привет вам из гостеприимной Канады! Удивительной страны, в которой мне не пришлось работать ни одного дня (50 лет я работал в СССР), но в которой получил и государственную квартиру, и государственное пособие. Жаловаться по-прежнему не на что, такая, понимаете, это страна...

Мириям СОН (ФРИДМАН)

"ЕВРЕИ ТОЖЕ БЫВАЮТ ХОРОШИЕ ЛЮДИ..."

Я очнулась и закричала:

-- Мама-а! -- Одна в пустынном море. Солнце над самой водой, не то утро, не то вечер. Слепит желтым огнем... Захлебываюсь. Волны швыряют меня то вверх, то вниз. Тело от холодной воды сковано. Не сразу сообразила, что произошло со мной. Волна ударила посильнее, я вдруг поняла, что меня смыло с палубы. Не поняла, а, скорее, почувствовала: руки зудят под набухшим бинтом. Соль разъела раны. Где же теплоход "Сибирь", мокрая палуба, на которой я стояла возле бухты каната?.. Нет и следа теплохода... Поняла: это конец... И потеряла сознание.

Когда пришла в себя, увидела, что я совершенно голая. Ноги мои где-то наверху. Голова болтается у ботинок матроса. Из меня вытрясают воду. "Мамочка!" -- вырвалось у меня. "Очухалась! -- кто-то произнес хриплым голосом. -- Слава Богу!"

Меня посадили на койку и всунули в рот железную фляжку. Спирт обжег мне внутренности, и затем всю войну я и запаха его не переносила. Даже когда замерзала... Затем мои спасатели начали снимать с себя кто что и облачать меня в сухую одежду.

Оказалось, что я на подводной лодке. Она сопровождала нашу "Сибирь", ушедшую перед приходом немцев из Таллина... Лодка всплыла, подбирая тех, кто еще держался на поверхности.

Меня доставили на "Сибирь" 18 августа, лодка, пройдя минные поля, пришвартовалась в Кронштадте 23-го... Пять дней я лежала в бреду на чьей-то койке, вспоминая то дом, то чьи-то руки, которые тащили меня в госпиталь. Нет, я не буду воспроизводить хаос воспоминаний, мелькание лиц, кровавых бинтов, крики. Расскажу по порядку, как все это видится мне сейчас...

Я выросла на берегу Балтийского моря, в городе Вентспилс, куда родители перебрались в тяжелые времена кризиса из Риги. В городе жило много немцев. Это была самая зажиточная часть населения, владевшая небольшими фабриками, магазинами, домами. Здесь можно было найти работу, и детство мое было безмятежным. И дети немцев, и мы росли вместе, чаще всего на море, где плавали наперегонки, прятались от родителей на дальних пляжах. Море объединяло.

В 1938-39 годах Гитлер призвал всех прибалтийских немцев "вернуться" в свой фатерлянд. К моему удивлению, немцы сорвались с места, как вспугнутые птицы. Сразу же. Побросали свои дома, фабрики и лавки и двинулись по зову фюрера на погибель. Позже, когда я вместе с армией оказалась в Чехословакии, встречала "своих" немцев на дорогах войны. Бездомные, униженные, они рассказывали мне, что в Германии для них места не нашлось. Они оставались фольксдойчами -- немцами 2-го сорта, и их расселили в оккупированной Польше. среди населения, которое их ненавидело. Они смеялись сквозь слезы: "Уехали из баттерланд нах фатерланд..." Из страны, где они катались как сыр в масле, на родину, которая им не доверяла...

До 1932 года училась в немецкой школе, а затем, после националистических декретов Ульманиса о школе, естественно, оказалась в еврейской.

Теперь моя молодежная организация называлась "Бейтар", "Трумпельдор". Нас учили играть в пинг-понг, азбуке Морзе, джиу-джитсу -- на случай, если на нас кто-либо нападет. Меня даже наградили за успехи в спорте знаком "Менора", который утонул, по счастью, без меня, когда немцы разбомбили транспорт "Сибирь", эвакуировавший нас, раненых, из Таллина.

17 июня 1940 года Красная Армия заняла Прибалтику. Детство кончилось. В городе начались аресты, конфискации имущества. В Сибирь выселяли целыми семьями, вместе с маленькими детьми. Это казалось необъяснимым: за что всех? Город был переполнен слухами; логику сталинской администрации постигли гораздо позже...

Город Вентспилс не знал жилищной тесноты. У нас, людей небогатых, была квартира из четырех комнат. Две комнаты были признаны "излишком", нам приказали потесниться, и в квартиру вселились две семьи пограничников. Образовалась советская "коммуналка", однако с детьми пограничников пообщаться не удалось: я не знала по-русски ни одного слова...

Война началась для меня несколько необычно. Заведующий рестораном, живший по соседству, попросил меня быстро прибежать к нему в ресторан, где мне дали попробовать самые изысканные блюда, которых в жизни не видала. И анчоусы, и икру. Бог мой, чего только люди не придумают!.. Потом оказалось, что посетители ресторана, военные, заподозрили, что пища отравлена. И кто-то из них крикнул: "Пусть твои дети попробуют!" Заведующий и кликнул меня. Повезло!