А когда перевелся я на гражданку, забылось все, сгладилось. Кончила дочка семилетку, потом педагогический техникум. А меня к тому времени перевели работать в Туву, в город Кызыл. И дочка вместе с нами поехала. Получили квартиру, живем хорошо, дружно.

Ну, а время-то идет. Мы стареем, молодежь подрастает. Стала и Сонечка наша барышней, с молодыми людьми начала встречаться — кино, танцы, все как положено. Я ее воспитал хорошо — с уважением к старшим. Она и со мной, и с Зинаидой Ивановной всеми своими сердечными тайнами делилась. Но с матерью, конечно, больше. И не потому, что она родная, а я неродной. Такого различия Соня никогда не делала. Просто, как говорится, они по женской линии лучше друг друга понимали. Это ведь естественно.

Как-то раз приходит Сонечка вечером домой и говорит:

«Папа, мне с тобой поговорить нужно».

Вышли мы во двор, сели на лавочку.

«Папа, — говорит она, — я замуж выхожу…»

«Так, говорю, дело хорошее. Ну а кто жених-то? Чего же ты его прячешь?»

«Да он, отвечает, стесняется».

«Ну пускай уж смелости наберется», — говорю.

На следующий день приходят вдвоем. Познакомился я с ним. Николаем зятя моего будущего звали. Смотрю, парень скромный, но представительный. Высокий, плечистый, лицо спокойное, руки тяжелые, рабочие руки. Видно, не первый год трудится самостоятельно. Одет прилично, лишнего не допускает и держит себя с достоинством. Нам с Зинаидой Ивановной уважение сделал: ей букет цветов преподнес, мне — бутылку вина.

Сели мы к столу, разговорились. Рассказал он о себе: работает механиком на автобазе, заработок приличный, в армии уже отслужил и так далее. С Сонечкой у них давно любовь, между собой они уже решили, что вместе будут, только вот родителям боялись открыться. Я смотрю, Зинаида Ивановна моя слушает с таким видом, будто все это ей известно. «Значит, Соня матери давно обо всем рассказала, — подумал я, — одного меня в неведении держали». И стало мне от этой мысли не по себе. В своей семье почувствовал я себя вроде бы на отшибе.

Сонечка за женихом ухаживает: то полотенце ему чистое на колени положит, то закуску ближе пододвинет, то тарелку сменит. Зинаида Ивановна ей помогает. Все это понятно — жених первый раз в дом к невесте пришел, надо же принять человека. Ну а в мою глупую башку обида заползает. «Вот, — думаю, — я уж и не нужен стал, меня уже не замечают». Ревновать начал.

Свадьбу сыграли, конечно, не очень пышную, но не хуже, чем у людей. Пригласил я товарищей по работе. Соня и Николай своих друзей позвали. Гуляли два дня.

Стали молодые жить у нас: одна комната им пошла, другая нам с Зиной. Жили они дружно, весело. Николай магнитофон купил — парень он был грамотный, в армии в радиолокации служил. Пошли песни, музыка, джаз. Все вроде бы хорошо. Но только стал я за собой одну особенность примечать. Казалось бы, ничего Сонин муж худого мне не делал, но у меня к нему неприязнь какая-то появилась. То ли дочку я ревновал, то ли еще что… Словом, парень он был неглупый, понял, что, пока не поздно, разъезжаться нам надо, чтобы отношения добрыми остались.

Однажды вечером заходит он к нам в комнату — я один дома был.

«Надумал я, говорит, Сергей Степанович, в район перебираться. Дают квартиру отдельную и место хорошее — главным механиком гаража».

«Ну что ж, отвечаю, правильно надумал. Люди вы взрослые, специальность у обоих есть, вполне можете самостоятельно жить. И чем раньше начнете, тем лучше для вашей семьи будет.

А то, знаешь, пословица есть: дети до тех пор дети, пока с родителями живут».

Он помолчал, потом взглянул на меня прямо и спрашивает:

«Сергей Степанович, дело это прошлое, поскольку решили мы теперь врозь жить. Но все же скажите, за что невзлюбили меня?»

Долго я молчал и в окно смотрел, потому что сказать мне ему было нечего — не понял бы он меня.

«Трудно, Николай, на твой вопрос ответить, — говорю я. — Вот поживешь с мое на свете, тогда, может быть, и сам ответ найдешь. А пока правильно ты решил: надо нам врозь пожить.

И вот что я тебе скажу: Соню ты береги, она без родного отца выросла. А лично к тебе у меня никакой вражды нет. Жизнь так сложилась…»

Ну и уехали они в район. Женщинам мы, конечно, о нашем разговоре ни слова.

Проходит месяц, второй. Живем мы одни.

— Простите, — перебил я соседа, — а своих детей у вас с Зинаидой Ивановной разве не было?

— Своих детей у нас с Зинаидой Ивановной не было, — тихо ответил сосед. — Помните, говорил я вам, что ранило Зинаиду Ивановну, когда она из госпиталя от меня уехала? Вот все из-за этого. Возил я ее к врачам, к профессорам — не помогло…

Ну а у молодых наших через год сынишка родился. Стал я вроде бы дедушкой. Послали мы им телеграмму поздравительную. Они нам шлют ответное поздравление и приглашают в гости. Взял я отпуск на несколько дней, поехали. Жили наши молодые неплохо — две комнаты, огород, все как надо. Внучонок оказался прямо мировой — вылитый Саша Антонов.

Обмыли мы рождение внучонка (Андрейкой его назвали), погостили немного да и назад, домой. Приехали, живем неделю, вторую. Гляжу я, Зинаида моя все вздыхает. Потом не вытерпела, говорит мне:

«Сережа, я к Сонечке съезжу. Может, в хозяйстве помочь надо. Семья молодая, неопытная».

И уехала. Остался я один. Два дня сидел вечерами дома, на третий пошел к приятелю, летчику. Во время войны он тоже в истребительной авиации служил. Посидели мы с ним, поговорили, войну вспомнили, молодость нашу — вроде и на душе немного полегче стало.

Через неделю возвращается Зинаида Ивановна с целым ворохом заказов: Андрюшеньке распашонки надо, ботиночки, грибок молочный, витамины… Словом, через неделю поехали мы с ней опять к нашим ребятам с целым чемоданом покупок.

Время идет, внучонок наш подрос, ходит уже совершенно самостоятельно, говорить начал. Зачастил и я в гости к молодым. Хотя и реже, чем Зинаида Ивановна, но тоже чуть ли не каждый месяц.

Вот приеду я, а Андрейка меня первый на пороге встречает:

«Дедушка, а ты чего мне привез?»

Я ему, конечно, игрушек, сладостей всяких… А потом уходим мы с ним гулять. Возьму я его на руки, и идем мы с ним в поле, далеко-далеко. Ловим по дороге стрекоз, бабочек, букашек разных. А дойдем до какой-нибудь копешки — ляжем на сено и лежим, смотрим на небо, на облака. Я ему сказки всякие рассказываю, про войну вспоминаю, а он лежит тихий, строгий, слушает и хмурится.

И вот, казалось бы, все хорошо в моей жизни сложилось: работа, семья, достаток, дедушкой стал… Но беда-то, она ведь не стучится в двери, она незваной приходит. И что удивительно — до Андрейки ничего такого я за собой не замечал. А когда появился он на белый свет, родилась у меня под сердцем тоска какая-то. Уедет Зинаида Ивановна к Соне с Николаем, а я сижу вечером один дома и думаю: «Вот у людей дети, внуки. А я что? Липовый дедушка… Неужели род мой после меня не продлится? А ведь лет мне еще немного — всего сорок второй пошел».

И такая меня в те времена грусть и жалость к самому себе взяла, что словами выразить невозможно. «Почему же у меня, — думаю, — жизнь такая перековерканная? За что я судьбой наказан? Не воровал вроде бы, людей не обманывал. В тяжелый час пролил кровь за Родину, за народ, семью погибшего друга на ноги поставил, а счастья нету…»

Пробовал я и за бутылку браться — не помогает. Поручений себе всяких набрал по общественной линии — время убиваю, а тоска живет под сердцем, и с каждым днем все хуже и хуже мне.

Стало меня все вокруг раздражать. Это не так, то не эдак…

На работе неприятности, с Зинаидой ссориться начал, — словом, неладная жизнь пошла, ой какая неладная!..

И вот однажды уехала Зинаида Ивановна к ребятам. Сказала, через неделю вернется. Проходит неделя — нету, вторая — нету. Конечно, если бы она рядом была, ничего и не случилось бы. Открылся бы я перед ней, погоревали бы вместе и пережили. И не такое приходилось переживать. Но тут, как на грех, все одно к одному сошлось.

Прилетел в Кызыл товарищ мой фронтовой — он на Украине командиром отряда гражданской авиации работал. Ну и говорит мне в шутку:

«Давай, Сергей, к нам переводись. Место тебе найдем хорошее, у нас много старых фронтовых летунов собралось».

В другое время посмеялся бы я над таким предложением, а тут оно как семя на взрыхленную почву упало. «В конце концов, долг свой перед Сашкой Антоновым я выполнил, — думаю, — Соню воспитал. Зина сейчас да и в дальнейшем будет возле внучонка пропадать, а мне что же, бобылем век свой коротать, чужих внуков нянчить? Нет, и в сорок лет семью заводить не поздно. Оставлю и я после себя след на земле…»

Так рассудил я тогда да и подал командованию рапорт о переводе. Зинаиде я письмо оставил, объяснил все. «Так и для тебя будет лучше, — написал я ей, — потому что не будешь моих мучений видеть. У тебя Соня, Андрюша, Николай, а у меня никого нету. Что же, я радости человеческой не заслужил? Если считаешь, что я виноват перед тобой, — прости. Но иначе поступить не могу».

И уехал я из Кызыла…