Де ла Верда посмотрел на советчика с точно таким же выражением на лице, с каким на Вийона час назад смотрел парижский лекарь.
- Этот плут и его шлюха, не скрываясь, издевались надо мной! Мэтр сказал, что женщина, полностью лишена разума!
Но, как говорится, утопающий хватается за соломинку, поэтому утро следующего дня граф и его секретарь встретили на паперти собора Нотр-Дам.
У входа в величественное, как будто созданное из каменного кружева, здание собора располагалась обширнейшая паперть - место обитания многочисленных нищих. Сегодня в храме служил сам кардинал Бурбонский, и наиболее знатные и именитые парижане почтили своим присутствием этот шедевр поздней готики. Милостыня ожидалась богатая, поэтому пространство перед храмом было забито кишащей массой грязной нищеты, изукрашенной самыми фантастическими язвами и болячками. Найти среди этой зловонной толпы какую-то Мадлон представлялось проблематичным. Тем не менее, поборов брезгливость, граф и Гачек взялись за поиски.
Впрочем, вскоре их труд увенчался успехом - они увидели де Монтрея, возвышавшегося, над какой-то невероятно грязной женщиной, сидящей на камнях паперти. Оборванная тряпка, даже не скрывающая покрытых язвами ног, бессмысленный взгляд пустых почти белых глаз, открытый толстогубый рот, из которого струилась бесконечная слюна, подсказали де ла Верде, кого доктор нашел в этой толпе. С трудом протиснувшись к нищенке, они смогли услышать только отрывок разговора, который мэтр вел с соседкой Мадлон, то же грязной и оборванной, но как видно, далеко не дурой.
- Да, может отыскать,- ответила та на вопрос профессора,- только это стоит тридцать денье и нужна вещь, принадлежавшая пропавшей.
Доктор растерялся, деньги у него были, а вот вещи! Тут ему и пришел на помощь дон Мигель.
- Это подойдет?- он достал из-за пазухи камзола памятное жемчужное ожерелье.
Де Монтрей с негодованием оглянулся на незваных помощников, но ничего не сказал, посторонившись и пропуская дона Мигеля вперед.
Нищенка, с округлившимися от изумления глазами и трясущимися от жадности руками, взяла украшение и протянула его юродивой.
- Вот, Мадлон,- сказала она,- посмотри, какие знатные и богатые господа к тебе обращаются. Скажи им, куда делась их пропавшая демуазель?
Юродивая даже не повернула головы в их сторону, всё так же глядя в одну точку, но грязные в коросте руки начали цепко перебирать жемчужины, чутко поглаживая перлы пальцами. Внезапно голова её запрокинулась, тело забилось в судорогах, изо рта пошла пена и она сказала неожиданно тонким и спокойным голосом:
Там зеленеет, волнуется лес,
Там башни замка торчат до небес,
Та, что имеет златые власы,
Пленницей эльфа проводит часы.
Вокруг корчившейся в припадке юродивой столпились зеваки. После её слов все недоуменно зашептались. Де Монтрей с нескрываемой досадой плюнул и скрылся в толпе.
И пока Гачек вырывал из судорожно сжатых пальцев нить ожерелья, дон Мигель остолбенело смотрел на корчи несчастной женщины. Он напряженно вспоминал, когда в последний раз слышал об эльфах. Что-то об этом говорила одна из придворных дам Маргариты.
В тот вечер на приеме у королевы речь зашла об английских и валлийских легендах. Дама рассказывала о своем соотечественнике - Томасе Мэлори, два года назад написавшем книгу о короле бриттов Артуре. Его труд она читала в рукописи, и там что-то было и об эльфах. Правда, все это были даже не былины и не легенды, а скорее волшебные сказки. Но граф уже давно относился к этим историям с большой осторожностью. Он прекрасно знал, что самая успешная уловка тех, кто хочет скрыть свое существование, доказать, что их нет. Чем больше лжи, тем больше шансов затеряться!
Юродивая изогнулась дугой, встав практически на лопатки, и из скрюченных пальцев, наконец-то, удалось с большим трудом освободить ожерелье.
- На неё накатил святой дух!- зашептались все вокруг.
А вот дон Мигель считал, что если святой дух и посещает человеческое тело, то не заставляет его страдать в ужасающих ломках, превращая в сгусток боли и скверны.
- Я бы сказал,- тихо заметил он Гачеку,- что женщина бесноватая, и мне очень не понравился этот тонкий голосок - он явно не принадлежит несчастной! В Мадлон, наверняка, сидит очень сильный, невероятно мучающий беднягу бес. Её нужно провести через процедуру изгнания дьявола!
- Вы хотите отдать её инквизиции,- помрачнел Гачек,- она ведь просто больная, несчастная женщина!
Дон Мигель моментально взвился до небес, как и всегда, когда при нем пытались извратить сущность его любимого детища - трибунала инквизиции.
- У вас извращенное понятие о целях этой организации,- на повышенных тонах пояснил он секретарю,- она призвана, в первую очередь, не уничтожать одержимых, а помогать им! Костер - это уже последнее средство, когда душа окончательно загублена, и только очистительное пламя способно дать ей шанс на спасение. Процедуру же изгнания может провести даже простой сельский кюре, при условии, что у него хватит на это силы, потому что это очень тяжелая и опасная работа.
Гачек давно уже устал спорить на эту тему с упрямым испанцем. Что поделать, но иногда и умные люди, вбив себе в голову сомнительные догмы, упорно пытаются спасти все человечество, наивно полагая, что придумали панацею от всех несчастий. Вот и дон Мигель был искренне уверен, что именно инквизиция спасет весь мир от болезней, грехов, и прочих несчастий.
Осторожно, стараясь по возможности не прикасаться к завшивевшим телам, спутники выбрались наружу, на берег Сены. Возвращаясь ко дворцу кардинала узкими извилистыми улочками Сите, граф и секретарь обсуждали услышанное.
- Эльфы,- удивлялся Гачек,- какая глупость, бред больного ума! Это ведь маленькие, крылатые существа из сказок, порхающие с цветка на цветок. У нас их считают домовыми, живущими в горшках, или под метлами.
- Интересно рассуждают люди,- усмехнулся в ответ дон Мигель,- если они ничего подобного не видели, значит, этого нет?! Ну а в сказках-то, откуда появились эльфы? Фантазии, химеры и видения не появляются просто так! Всему есть свое объяснение!
- Вас послушаешь,- улыбнулся Гачек,- так и драконы когда-то существовали?
Но де ла Верда не принял насмешки.
- В этом нет никаких сомнений, - сухо подтвердил он,- останки этих гигантских змей иногда случайно находят в земле крестьяне. Ничтожному человеку никогда не постичь всего великолепия грандиозного замысла Создателя, сотворившего эту землю с таким разнообразными формами жизни.
Собеседники долго молчали, каждый по своему переваривая сказанное юродивой.
- Все это, конечно, очень интересно,- наконец, тяжело вздохнул дон Мигель,- но ни на йоту не приближает нас к месту пребывания моей жены! Представляете, что будет, если я заявлю королю, что его барон является эльфом и прячет в заколдованном замке мою жену!
- Напишет папе письмо, что у его посланника не все ладно с головой!
- Вот-вот, так оно, пожалуй, и будет! Что ж, когда вернусь в Англию, найду этого писаку Томаса Мэлори и узнаю, где он брал материалы для книги!
Но долг был превыше всего, и дон Мигель вновь предстал перед монархом.
Людовик предпочитал шумному Парижу аббатство Виктория на Луаре. Король почему-то не любил свою столицу, и появлялся там крайне редко, да и то только по необходимости.
В этот раз их встреча носила иной характер. Государь встретил испанца радушно, словно забыв, как круто разговаривал с ним в последний раз. Но де ла Верду не обманула эта показанная благосклонность - он знал истинную причину внезапного благоволения.
Король Эдуард собрал в Англии огромное войско и угрожал Людовику высадить его в Кале. Как и все его предшественники, его величество не стал изобретать ничего нового, а тупо повторил те же претензии, что и два столетия назад предъявил французской короне его прадед Эдуард III. В письме к Валуа Йорк нагло потребовал вернуть ему корону Капеттингов, которая ему, якобы принадлежит по праву наследования дочери Филиппа Красивого Изабеллы Французской, прапрабабки короля. В общем, обстановка была не такова, чтобы показывать зубы и дурной нрав человеку, пытающемуся помочь королю выбраться из смертельной ловушки.