Норман спрятал лицо в ладонях.

– Ну, успокойся, – мягко, но решительно сказала Эллен. – Этим не поможешь. Уверена, твои страхи напрасны. У Тима сейчас сложный период...

– Ему почти восемнадцать. – Норман отнял руки от вспыхнувшего лица. Оно было сухим, и Эллен обрадовалась этому: она понятия не имела, как утешать рыдающих мужчин. Внезапно ей припомнилось, каким образом Джек справлялся с сыновьями, но она прогнала непрошеные воспоминания.

– Сколько обычно длится этот «сложный период»? – спросил Норман. – У Тима он тянется уже семь лет.

– Но что он такого...

Вошла Марта с кофейником, и Эллен остановилась. Она не могла помешать Норману обсуждать Тима в присутствии Марты, но не желала присоединять свой голос к критическому хору. Впрочем, кухарка все равно подслушивала: на ее лице светилось мерзкое удовлетворение святоши, обличавшей тайного грешника.

Не дожидаясь, пока она уберет десертные тарелки, Норман ответил на незавершенный вопрос:

– Он много чего успел натворить: драки, хулиганство, злобные выходки, издевательство над животными...

Эллен тихонько охнула, и Марта сурово глянула на нее. В руках кухарки тяжелый поднос казался легче пушинки. Воистину, эта женщина способна заткнуть за пояс дюжего портового грузчика.

– На вашем месте я бы получше следила за этой самой кошкой, – обронила Марта.

– Ты зря... – начал Норман.

– Давно пора сказать ей. Вы слишком нянчитесь с этим мальчишкой, всегда нянчились. Расскажите-ка ей о белке, которой он отрезал хвост, и о крольчатах...

– Марта!

– Ладно, ладно, – пробормотала Марта. – Но пусть она знает. Белки – никчемные грызуны, и неважно, что он с ними вытворяет, но породистые кошки стоят денег. Некоторые заботятся о них больше, чем о собственных детях.

Закончив тираду, она вышла с тяжелым подносом. Норман участливо похлопал Эллен по руке:

– Ты расстроена, дорогая? В чем дело? Ты бледна, как призрак!

– Я тоже страдаю фобией, – ответила Эллен, пытаясь улыбнуться. – Не могу слышать о том, как издеваются над детьми или животными. Я просто сентиментальная дурочка, правда?

– Вовсе нет. Но Марта права: тебя следует предостеречь насчет Тима. Когда-то я пытался дарить ему щенят, надеясь, что он привяжется к ним, но... Ладно, не стоит об этом. Теперь единственные животные, которых я могу держать, – собаки. Они достаточно крупные и слишком грозные, чтобы Тим способен был причинить им какой-нибудь вред, но он все же пользуется любой возможностью подразнить их, если знает, что это занятие безопасно для него. Псы ненавидят Тима, и я всегда боюсь, что однажды они сорвутся с привязи и растерзают его в клочья.

– Вчера, возле дома, когда собаки залаяли и бросились в лес... это был Тим, не так ли?

– Боюсь, что так. Но тебе не о чем беспокоиться: он любит одиночество и целыми днями бродит по лесу, однако еще ни разу ни на кого не нападал. По крайней мере – ни на кого из взрослых.

– Ты же не хочешь сказать, что он нападает на детей?

– Я хочу сказать, что он часто ввязывается в драки, – ответил Норман со странной усмешкой. – Иногда его вынуждают к этому. Когда ему было десять или одиннадцать, не проходило недели, чтобы ко мне не являлись возмущенные родители с жалобами на то, что Тим избивает их отпрысков. Боюсь, я относился к этому слишком беспечно. Ты же знаешь, все мальчишки дерутся.

– Но очень часто повышенная агрессивность – весьма тревожный признак, – возразила Эллен. – Внезапная гибель родителей...

– Да-да, – горячо закивал Норман. – Обычная реакция, правда ведь? Когда Джо и Бев не стало, ему было только десять. Естественно, такая травма не могла пройти бесследно.

– До известной степени это нормально, – осторожно начала Эллен. – Но чаще всего дети не в состоянии перенести столь тяжкую утрату без посторонней помощи – и достаточно квалифицированной.

– Ему была предложена такая помощь. В течение пяти лет я регулярно водил его к специалистам – но без толку. И если теперь он дерется все реже, то только потому, что ребята избегают его, стараются обходить стороной.

– Тим по-прежнему посещает психиатра?

– Сейчас уже нет. Последний, к кому я обращался, объяснил, что без помощи со стороны самого Тима, никто не в состоянии будет решить его проблемы.

– А к кому ты обращался?

Услышав имя, которое назвал Норман, Эллен удивленно подняла брови:

– Да, ты знал, кого выбрать. Но каким образом тебе удалось попасть на прием к Абрахамсону? У него ведь расписана каждая минута на десять лет вперед!

– К тому времени для меня уже не имели значения подобные трудности. Согласись, я не сидел сложа руки?

– Дорогой мой, – проникновенно произнесла Эл-лен. – Конечно же, ты сделал все от тебя зависящее. В этой области нет более известных имен.

– Я все же привязан к мальчику, – несчастным голосом сказал Норман, – хотя он ненавидит меня... О да, именно ненавидит. Как мне ни больно, я вынужден это признать... Прости, Эллен, я не имел права взваливать на тебя собственные неприятности. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Мне вообще не хотелось касаться этой темы, но Тим вел себя так скверно... Похоже, мне никогда не избавиться от дурацкого оптимизма: всякий раз я надеюсь, что кто-нибудь заставит Тима оттаять, что новый знакомый сумеет найти с ним общий язык, не испытывая предубеждения.

– Да, я понимаю: если ожидаешь от мальчишки дерзостей, то именно их и получишь. Но ко мне это не относится, Норман. Наоборот, я искренне хотела бы помочь Тиму.

– Даже зная, что он мучает животных?

– Ну, к Иштар ему не подобраться: она слишком осторожна.

– А если вдруг?

– Ты только что говорил о предубеждении – и предполагаешь худшее. Поверь, Норман, мне доводилось работать с подростками, по сравнению с которыми Тим показался бы ангелом.

– Спасибо, Эллен. А теперь действительно пора сменить тему.

Но выглядел он все еще расстроенным, и по пути в гостиную Эллен решилась на жест, к которому обычно прибегала нечасто:

– А ты знаешь, я ведь умею предсказывать будущее! И мой хрустальный шар показывает, что тебе не о чем беспокоиться. Тим станет безупречным гражданином.

– Ты на самом деле ясновидящая? – с интересом спросил Норман.

– Конечно нет. И вообще не верю...

– ... в подобные вещи? Искренне надеюсь, что так. Иначе, Эллен; ты неудачно выбрала себе жилище.

– О, Норман, и ты туда же! Эд Сэллинг едва согласился продать мне дом. Неужели я на всех произвожу впечатление слабоумной истерички?

– Я не хотел сказать, что...

– Лучше поведай мне эту мрачную историю о ведьме и одном из твоих предков. Или Тим все выдумал?

Вскинув голову, Норман испытующе посмотрел на нес, на мгновение сделавшись таким же юным, как Тим. После минутного колебания он улыбнулся:

– Я был не прав. Обычное здоровое любопытство, так ведь?

– Причем нескрываемое. Я же говорила, что обожаю совать нос в чужие дела.

– Ну, на твоем месте любой был бы заинтригован. Привидения – это так волнующе, не правда ли? Мой прапра... не знаю, сколько раз «пра»-дед Питер Маккей действительно был в числе первых поселенцев в этих краях. Он отличался крутым нравом и религиозен был до фанатизма. Эд рассказывал тебе что-нибудь о нашей местной церкви?

– Советовал держаться от нее подальше, но то же самое он говорил в отношении многих вещей.

– Вполне в его духе. Но церковь действительно своеобразная. Это необычная секта, даже уникальная, насколько я знаю. Нет, никаких «черных месс» или поклонения Сатане – просто одна из крайних форм протестантизма: вера в первородный грех, божественное предопределение и чрезвычайная строгость нравов. Питер Маккей был церковным старостой. Вполне вероятно, что он преследовал Мэри Баумгартнер, если она действительно вела себя столь необычно, как об этом говорят. Вот и все, что мне доподлинно известно. Остальное – домыслы. Официально смерть Мэри была объявлена самоубийством, а кошка... Скорее всего – это более поздние выдумки. У ведьмы должна быть кошка, правда?