Новый дом на самом деле пришелся ей по душе. Она успела полюбить его так сильно, как не любила до сих пор ни одну вещь. Эллен казалось, что он, будто живое существо, тянется к ней. Но она многое бы отдала за то, чтобы Эд никогда не рассказывал ей эту жуткую историю.

– Проклятье! – вырвалось у нее, и кошка, теперь уже разгуливавшая по столу в поисках еще чего-нибудь вкусненького на тарелках, настороженно подняла ухо, но тут же успокоилась, справедливо решив, что брань относится не к ней. Эллен сознавала, что Иштар ведет себя из рук вон скверно, но ее в эту минуту гораздо больше занимали вещи, о которых она не упомянула во время недавнего рассказа.

Во-первых, о том, что видела белую кошку. Впрочем, Джек прав: мало ли бездомных кошек бродит по лесу. Для привидения это как-то слишком несолидно, и не стоит забивать голову пустыми страхами. Гораздо больше ее беспокоила мысль о том, что прямо у нее во дворе, под покровом зеленой травы, покоятся хрупкие пожелтевшие кости Марии. Джек заметил ее тревогу, но, по-видимому, счел, что она слишком благоразумна, чтобы серьезно расстроиться. Кости были лишь остатком оболочки, сброшенного кокона, покинутой раковины...

В общем, Эллен могла быть довольна собой: она перенесла все это довольно мужественно.

Так почему же она утаила от Джека, как на самом деле умерла Мария?

Как утверждал Эд, чей талант рассказчика явно пропадал зря при его затворническом образе жизни, очевидцы обнаружили, что тело висит на крюке. Но замечания, которые нынешним утром отпускали Пенни и Фил, укрепили смутные подозрения Эллен, что в этой смерти что-то не так. Для католички самоубийство было смертным грехом. Зачем бы Марии убивать себя? В легенде не упоминались ни смертельное заболевание, ни преступление, которые могли бы привести к столь ужасному концу. Такой поступок противоречил не только ее предполагаемой вере, но и ее характеру – жесткому, если не жестокому, и решительному. Кроме того, она разбиралась в травах и если бы обнаружила у себя какую-нибудь страшную болезнь, то скорее выбрала бы менее болезненную смерть от яда.

Прогоняя назойливые мысли, Эллен тряхнула светлыми локонами.

– Хватит! – решительно произнесла она вслух и направилась к столу. Слова можно было толковать двояко, но Иштар предпочитала руководствоваться не словами, а поступками – ее и след простыл, а Эллен принялась убирать грязные тарелки.

А в субботу все они отправились смотреть дом. Большую часть пути Джек молчал. Он попросил Эллен не оформлять покупку, пока она не бросит на дом еще один взгляд, более критичный. Конечно, Джек хотел сказать: пока он не увидит дом, – но тактичность не позволила ему выразиться столь откровенно. Фил и Пенни всю дорогу хохотали, как сумасшедшие, горланили песни и отпускали возмутительные шуточки – они полностью одобряли стремление Эллен «назад к природе».

К величайшему ее облегчению, обаяние дома подействовало на всех, даже на Джека. Не в силах смириться с медлительностью взрослых, молодежь помчалась наверх. Крики одобрения, прекратившиеся, правда, после вопля Фила, который, конечно же, ударился головой о тот самый лестничный свод, сладостной музыкой звучали в ушах Эллен, стоявшей с Джеком в гостиной.

– Он очарователен, надо признать, – с улыбкой сказал Джек, потирая подбородок. – И я прекрасно тебя понимаю. Когда-нибудь меня тоже потянет в тихое местечко вроде этого.

– О, Джек, я так рада.

– Погоди, я еще не сказал, что одобряю. Очарование – очарованием, а термиты – термитами. Давай-ка не спеша пройдемся и посмотрим, сколько гнезд удастся обнаружить.

Наблюдая, как Джек простукивает и прощупывает каждый сантиметр, что-то бормоча себе под нос, Эллен в волнении отворачивалась. Он ничего не говорил, и по выражению его лица трудно было понять, о чем он думает. И только когда они остановились на тропе перед домом, Джек наконец откашлялся и приготовился объявить приговор. Фил и Пенни убежали в лес – Эллен слышала доносившиеся оттуда возгласы.

– Мне страшно не хочется это признавать, – начал Джек, – но дом поразительно хорошо сохранился. Конечно, придется изрядно потрудиться, чтобы привести его в порядок, особенно внутри. Кухня и ванная обойдутся тебе в довольно круглую сумму. Ты ведь наверняка захочешь устроить еще одну ванную комнату внизу, да и водопровод нуждается в капитальном ремонте. Канализацию не трогали, похоже, лет тридцать, об электропроводке я лучше промолчу. Но само строение удивительно крепкое. Эти стены простоят еще лет сто.

– А что ты думаешь насчет цены?

– Она даже ниже, чем я ожидал. А сейчас с каждым днем все больше будет желающих забраться подальше от шума и суеты. Если ты в будущем захочешь его продать, то ничего не потеряешь.

– Значит, ты советуешь?

– Нет. – Джек улыбнулся ей, и сердце ее предательски дрогнуло. – Я был бы намного счастливее, если бы ты купила какой-нибудь милый домик в Потомаке или Чеви-Чейз.

– Терпеть не могу подобные местечки.

– Знаю. И чувствую, как притягателен этот дом. Его недостатки вызывают не отвращение, а желание засучить рукава и поскорее привести все в порядок. Я эгоист и хотел бы, чтоб ты выбрала что-нибудь менее привлекательное, пусть даже неприятное тебе, лишь бы самому не волноваться. Просить вообще чертовски трудно, а особенно – просить того, к кому я отношусь так, как к тебе.

– Ты же знаешь, что твое мнение очень много значит для меня.

– Поэтому я не дерзну навязывать его тебе. Забудь о моих чувствах. Но ты уверена, Эллен, что будешь счастлива здесь? Совсем одна, вдали от людей – тебе не страшно?

– Здесь я буду в большей безопасности, чем в твоих драгоценных пригородах.

– Возможно – в каком-то смысле. Но меня заботит твое душевное состояние.

– Так я и знала! Мне не следовало рассказывать эту историю! Ты на самом деле думаешь, что я неврастеничка?

Изумление во взгляде Джека сменилось искорками смеха. Откинув голову, он искренне расхохотался.

– Девочка моя дорогая, поверь: твое привидение – единственное, что меня совершенно не беспокоит!

Следующие два месяца промелькнули с невероятной быстротой. Поначалу Эллен лишь удивлялась, как это она собирается управиться с предстоящим: собрать в дорогу всех троих членов своего семейства, отправляющихся в разные концы света, продать дом в Бетесде и привести в порядок новое жилище. Но Джек, как всегда, взвалил на свои плечи изрядную часть хлопот. Он продал дом (позже Эллен думала, что чуть ли не в убыток – лишь бы избавить ее от утомительных уборок, которым, казалось, не будет конца), полностью освободил ее от забот по поводу собственного отъезда (и если Эллен пришила несколько пуговиц, которые вовсе не нуждались в пришивании, то лишь потому, что не смогла отказать себе в этом последнем праве; Джек, кстати, об этом и не подозревал), заставил Фила и Пенни помогать ей с ежедневным мытьем посуды и прочими нудными занятиями (чего Эллен не удавалось добиться в течение многих лет) и при этом умудрялся всегда быть рядом, несмотря на свою убийственную занятость.

Стремительность, с которой был отремонтирован дом, купленный у Эда, поразила Эллен и заставила корчиться от зависти всех ее знакомых. Или в маленьких городках до сих пор не забыли, что такое добросовестная работа, или мистер Сэллинг пользовался значительным влиянием среди местных ремонтных контор, хотя и не желал в этом сознаваться. Водопроводчики, электрики, плотники не успевали сменять друг друга, и каждый раз, приезжая туда, Эллен видела, как дом меняется на глазах.

В самый разгар суматохи вернулись из колледжа ее племянники, Артур и Сэм, и, едва осмотревшись, тут же созвали семейный совет, заявив тетке, что: глупо выбрасывать деньги на ветер, если многое они смогут сделать сами. Робкие возражения Эллен были решительно ими отметены, и уже на следующий день они всей компанией (включая Фила) отправились в дом между холмов, снаряженные спальными мешками и солидным запасом консервов, чтобы выкрасить каждый сантиметр дерева, попавшийся им на глаза. Огорчению Пенни не было пределов. Занятия у нее заканчивались только в начале июля, и вдоволь помахать кистью ей позволялось лишь в выходные.