ГЛАВА ПЯТАЯ

Когда самолет приземлился в Ленинграде, за круглым окном-иллюминатором шел дождь. Крупные капли воды, словно слезы, бежали наискосок по наружному стеклу, оставляя после себя прозрачный вздрагивающий след.

— Ну вот, — сказал Курганов, глядя в окно, — невесело встречает нас твой город.

Римма усмехнулась. За все время этого неожиданного, внезапного перелета от Черного моря к Балтийскому она не сказала и двух слов, отвечая на все вопросы и реплики Курганова только этой молчаливой, ироничной, а может быть, просто грустной усмешкой.

…Сегодня утром в Сочи (день всего прошел после похода в горы) около дома, в котором Олег снимал комнату, остановилось такси. Курганов, стоявший на террасе, увидел, как медленно открылась дверца машины и длинная, красивая женская нога в блестящем нейлоновом чулке и непривычной для лета тяжелой зимней туфле, повиснув на мгновение в воздухе, опустилась на землю.

Римма, в туго перепоясанном белом пыльнике с новой, высокой, незнакомой Курганову прической, вышла из такси.

Несколько секунд она молча, не двигаясь, смотрела на Курганова затяжным пристальным взглядом, напряженно не вынимая рук из карманов плаща.

Олег, сбежав по ступеням террасы, подошел к машине.

— Что случилось? — озабоченно спросил он, стараясь внешне быть спокойным, но уже ощущая в груди первый наплыв непривычного, почти уже полузабытого волнения.

Она опустила глаза, тронула носком туфли землю перед собой.

— Прощай. Уезжаю.

Курганов проглотил подошедший к горлу комок. Меньше всего ожидал он от нее именно этих слов, потому что сразу же, как только она их произнесла, он почувствовал себя во власти какого-то неловкого, неуправляемого состояния.

— Куда?

— Домой. В Ленинград.

— А почему?

Римма подняла глаза и впервые усмехнулась той самой своей новой, ироничной и грустной усмешкой, которая потом, в самолете, стала единственной формой ее общения с Кургановым.

— Не знаю. Наверное, так будет лучше.

— Кому лучше?

— И мне, и тебе.

Курганов взял ее за локоть, отвел от машины.

— Что с тобой? — спросил он, слегка притягивая ее к себе. — Тебе плохо?

— Да.

— Я виноват?

— Нет.

— Я чем-нибудь обидел тебя?

Римма усмехнулась:

— Ладно, Курганов, оставайся здесь, на городском пляже. Загорай, купайся, а мне нужно в аэропорт. Самолет через час.

— Ты можешь объяснить, что произошло?

— Не будь толстокожим.

— Римма!

— Олег, только не надо сцен. Ты уже умный.

— У тебя есть кто-нибудь в Ленинграде?

— Есть.

— Кто? Муж?

— Никого у меня нет.

— Врешь! Такая красивая женщина, как ты, не может быть одна. Кто у тебя есть?

— Был. До вчерашнего дня. А теперь нету.

— Я еду с тобой!

— А я не люблю, когда меня провожают.

— А я не собираюсь тебя провожать. Я лечу вместе с тобой.

Она закрыла глаза. Ресницы ее дрогнули.

— Билет не достанешь, — тихо сказала она.

— Кто не достанет? — переспросил Курганов. — Я не достану?

Он бросился к машине, распахнул дверцу.

— Садись быстрее!

— Не надо, Олег…

— Нет, надо!

— Я прошу тебя…

— Надо! Надо!

— А вещи?

— Какие вещи?

— Ну, твои вещи — чемодан или что там у тебя…

— Плевать на чемодан! — заорал Курганов. — Садись в машину, кому говорят?

За двадцать минут до ленинградского рейса Курганов ворвался в отдел перевозок аэропорта, назвал дежурному диспетчеру фамилии всех начальников отделов перевозок от Нарьян-Мара до Уэллена включительно, показал свое корреспондентское удостоверение, и за десять минут до взлета служебный билет Аэрофлота был у него в руках.

Римма, увидев билет, только вздохнула.

В Ленинграде из аэропорта ехали тоже в такси. Римма сидела рядом с Кургановым на заднем сиденье, смотрела в боковое окно, курила.

— Разве ты куришь? — удивленно спросил Курганов, когда она, как только выехали на Московский проспект, попросила у шофера сигарету.

— В этом городе — да, — не глядя на Курганова, ответила Римма и глубоко затянулась.

— Почему именно в этом?

— Слишком много воспоминаний.

— Понятно.

— А тебе не нравится, когда женщины курят?

— Курящие женщины нравятся мне меньше, чем некурящие, — философски изрек Курганов.

— Тебе еще многое во мне не понравится…

— Например?

— Зачем торопиться?

— Ты права, торопиться некуда, — ответил Курганов и вдруг, посмотрев сбоку на Римму, почувствовал, как и несколько часов назад, в Сочи, наплыв какого-то давнего, полузабытого, неловкого и неуправляемого состояния.

Он отвез ее домой, на Литейный проспект, и, договорившись о том, что позвонит завтра рано утром (Римма сама записала свой телефон на авиабилете), Олег попросил таксиста подвезти его к гостинице «Астория».

— Товарищ Курга-анов! — протяжно запел знакомый администратор, как только Олег подошел к регистратуре. — Сколько лет, сколько зим!

— Пока только одна зима и одно лето, — в тон ему ответил Курганов. — С прошлой осени не был у вас.

(Приезжая в Ленинград и готовясь к полетам на зимовки и дрейфующие станции, Курганов всегда останавливался в «старушке» «Астории». Здесь один вид из окна на Исаакий стоил всего модернового комфорта в других гостиницах.)

Ему дали полулюкс на четвертом этаже. Войдя в номер, Олег распахнул окно, и купол Исаакия, лобасто и добродушно золотясь, придвинулся к нему, и от близости этого могучего и прекрасного сооружения, этой воплощенной в камень и совершенные формы вечности (за которой знакомо угадывалась еше более совершенная вечность — море) в сердце Курганова вошла надежда и вера, и на душе у него стало спокойно, ясно и определенно.

Утром, в девятом часу, спустившись вниз (Римме звонить было еще рано, вчера они договорились на десять), Курганов побрился у знакомого парикмахера (своя бритва осталась в Сочи) и пошел на почту. Нужно было послать хозяйке сочинского дома деньги и телеграмму с просьбой отправить посылкой чемодан с вещами в Москву.

Проходя через вестибюль, Курганов увидел около входа в ресторан группу чем-то знакомых людей. «Киношники, наверное, какие-нибудь из Москвы, — подумал Курганов. — Кажется, благодетель на студии знакомил…»

От группы отделился высокий светловолосый человек и, улыбаясь, пошел прямо к Олегу.

— Простите, вы Курганов? — спросил он, подходя.

«Вот так начинается дешевая популярность, — с неожиданной злостью на самого себя подумал Олег. — Прилетел с другого конца страны чуть ли не в одних плавках — разбитое сердце лечить, клин клином вышибать, и сразу же начинается творческая жизнь и встречи с коллегами по киноискусству, — провалилось бы оно пропадом, это киноискусство, шагу ступить нельзя, чтобы тебя не засекли…»

— Так это вы Курганов? — переспросил светловолосый.

— Да, я Курганов, — мрачно ответил Олег.

— Я из сценарного отдела «Ленфильма», — назвал высокий свою фамилию. — Нам бы очень хотелось установить с вами контакт.

— На какой предмет? — не очень вежливо поинтересовался Олег.

— На предмет написания сценария для нашей студии.

«Опять сценария», — ужаснулся про себя Курганов, но самолюбие его испытало удовлетворение — крупнейшая киностудия страны искала с ним связи, сама предлагала сотрудничество.

— За предложение, конечно, спасибо, — Олег слегка наклонил голову, — но вы ведь, наверное, знаете, что я журналист, а не сценарист, так что…

— Мы все о вас прекрасно знаем, — перебил светловолосый. — Спортсмен, журналист, первооткрыватель якутских алмазов. И нам совершенно не нужно, чтобы вы были опытным сценаристом. Нам нужно, чтобы вы принесли к нам на студию живое дыхание тайги, героическую атмосферу работы геологов, романтику поиска алмазов, пафос возведения новых городов… Одним словом, все то, о чем вы так интересно и правдиво, с такой душевной свежестью и молодым задором, а главное — с таким точным ощущением современных процессов жизни написали в своей книге о Якутии… Понимаете, это стало сейчас модно — заказывать сценарии не маститым писателям, а молодым журналистам, людям, постоянно находящимся в гуще жизни. И лично я считаю это не только модным, но и оправданным — ведь журналист все время, так сказать, держит руку на пульсе жизни. Это главная черта его профессии — знать все новое, быть в курсе всех последних событий, всех перемен в жизни. А если он к тому же и литературно одарен, так ему прямая дорога в кино… В этом есть какое-то веяние времени… А что касается самого сценария, так это мы вам поможем. Специалисты по технике кинодраматургии у нас есть, и даже в избытке. Для этого не нужно ездить в Якутию и совершать там подвиги.

«Подвиги? — подумал про себя Курганов, — На что это он намекает?.. Неужели и гребенюковская история до них дошла?»

— Собственно говоря, — начал вслух Курганов, — один сценарий о якутских алмазах уже существует…

— Все обстоятельства, связанные с вашей работой над сценарием об алмазах в Москве, нам тоже известны. Мы знаем также, что вы не удовлетворены этой работой и что вообще вся идея съемок картины по этому сценарию на «Мосфильме» находится сейчас под большим вопросом.

— Для одного человека вы слишком много знаете, — усмехнулся Курганов.

— А как же? Должность такая, — улыбнулся светловолосый, оставив иронию кургановской реплики без внимания. — Штатный редактор студии должен быть в курсе почти всех литературных событий. Я вот, например, узнав о заминке с вашим сценарием в Москве, давно уже ищу вас. Собирался даже специально в Москву к вам ехать. Но мне сообщили, что вы, как обычно, находитесь в одном из своих дальних путешествий, на этот раз на целине… И это просто редкая удача, что я вас встретил здесь. Вы по каким делам приехали — по журналистским или по литературным?

— По личным.

— Ну, тогда это вдвойне удача!..

— Почему вдвойне? — удивился Курганов.

— Потому что никакие деловые контакты и профессиональные встречи не будут отнимать у вас время, и мы сможем спокойно и обстоятельно заняться переговорами о сценарии.