Атташе улыбнулся.
— Ну что ж, я рад за вас, вернее, за вашу группу, — сказал он. — Так чем могу быть полезен лично вам?
— Видите ли, в чем дело, — медленно начал Курганов, — мне хотелось бы после этой поездки написать небольшую книгу о Ливане — личные, так сказать, впечатления и наблюдения. Или серию путевых очерков для своей газеты. Я понимаю, что вы человек занятой, и поэтому много времени у вас отнимать не буду. Просто, может быть, расскажете две-три истории, в которых был бы ярко выражен местный колорит, нравы, обычаи.
Атташе посмотрел мимо Курганова в окно.
— История Ливана, — заговорил он после долгой паузы, — это почти тридцать столетий иноземного гнета. Уже в седьмом веке до нашей эры Ливан был завоеван Ассирией, в шестом — Вавилонией, в пятом — Персией. В четвертом веке по ливанской земле прошли фаланги Александра Македонского, а с первого века нашей эры здесь установилось господство Римской империи. В одиннадцатом — двенадцатом веках Ливан был завоеван крестоносцами, которые создали на берегах Средиземного моря сначала Триполийское графство, потом Бейрутскую баронию, а потом Сажентскую синьорию. В шестнадцатом веке с востока появляются турки-сельджуки, и Ливан надолго превращается в вассальное княжество Османской империи…
В девятнадцатом веке интерес к Ливану начинают проявлять европейские колониальные державы — Франция, Англия и даже Америка: в Бейруте был организован американский колледж, а в 1861 году в Ливан вошли французские оккупационные войска… И только в 1944 году Ливан официально получил независимость. В настоящее время территория страны делится на пять мухафаз, то есть на пять провинций…
— Все это очень интересно, — решился наконец подать голос Курганов, — спасибо за исторический экскурс…
— Я понимаю, вас больше интересует современность…
— Безусловно. И не просто современность, а какой-нибудь забавный случай, скажем, из современной жизни Бейрута или инцидент…
— Был тут недавно один случай, — задумчиво начал атташе. — Забавным его, конечно, не назовешь — скорее драматическим и даже трагическим…
Курганов придвинулся ближе.
— Ну, вы, наверное, уже знаете, что в Ливане равными правами пользуются две религии — ислам и христианство. Ливанские христиане, так называемые марониты, по своим религиозным каналам часто получают приглашения на работу в другие страны — в Грецию, Францию, Испанию… Обычно на рождественские праздники большинство из этих работающих за рубежом ливанцев приезжают домой, привозят подарки, отмечают рождество в кругу семьи и возвращаются обратно… Так вот, многие средиземноморские пароходные компании, зная о большом наплыве в конце декабря пассажиров в Бейрут, стараются использовать это в своих интересах — снижают цены на билеты, а на борт берут в три-четыре раза больше людей, чем положено… Естественно, что каждый ливанец, едущий с подарками домой, к родным, всего на две недели, думает о том, чтобы дорога ему обошлась дешевле. В результате на самые дешевые рейсы собирается несметное число пассажиров… И вот однажды на один из таких пароходов было посажено такое количество народу, которое в несколько раз превышало допустимую норму. Владелец корабля (мало того, что он хорошо заработал на билетах) решил «убить» еще одного зайца. Судно было старое, давно нужно было ставить его на прикол, но хозяин решил получить за него страховую премию. Капитану парохода была дана секретная инструкция — посадить «Шампильон» (так назывался корабль) на камни около самого ливанского берега, объяснив это тем, что он, капитан, спутал-де маяк морского порта с маяком аэропорта. А такая возможность действительно существовала — если вести пароход не на морской маяк, а на аэропортовский, то он в трехстах метрах от берега, почти напротив Бейрута, как раз и сядет на камни. Было условлено, что «Шампильон» сразу же даст сигнал бедствия, вызовет спасательные суда, и никто из пассажиров не пострадает — до берега всего триста метров… Вся операция поначалу развивалась строго по плану. Капитан, которому из будущей страховой премии были обещаны определенные суммы, точно посадил корабль на камни напротив Бейрута, в эфир полетели просьбы о спасении, и команда, которая в замысел хозяина и капитана, естественно, не была посвящена, начала спускать шлюпки и готовить пассажиров к эвакуации на берег. А на море в это время началась зыбь, поднялась волна, и буквально через несколько минут налетел настоящий шторм… Первые лодки с пассажирами (с детьми и женщинами) начали тонуть, едва только отошли от «Шампильона». Детей и женщин швыряло на камни, било о железный борт парохода. Большинство из них сразу же пошло на дно, часть пыталась спасти команда, но после того, как несколько матросов разбились о камни, ни одного человека из команды нельзя было заставить идти в воду… Сигналы бедствия продолжали лететь с «Шампильона» в эфир, об аварии узнали в городе, и вот на берегу, напротив парохода стали появляться родственники пассажиров, которые встречали корабль в порту. Началось нечто невообразимое: стоящие на берегу бросились спасать гибнущих жен и детей, но море выбрасывало их обратно на берег… И в это время произошло такое, о чем, конечно, никто и никогда даже не мог и подумать — ни капитан, ни владелец корабля. Старый «Шампильон» под ударами волн вдруг разломился на две части, и обе половины, снявшись с камней, начали погружаться в бурлящую, беснующуюся вокруг камней воду… Прибывшие к месту катастрофы спасательные суда не смогли подойти к гибнущему кораблю (два «спасателя» пошли ко дну у всех на глазах). Оставшиеся на борту пассажиры начали прыгать в воду, пытаясь вплавь добраться до берега, но к ногам стоящих по колено в воде плачущих родственников море выбрасывало только обезображенные от ударов о камни трупы. В воздухе, заглушаемые ревом шторма, висели крики, рыдания, стоны, проклятия, некоторые опускались перед водой на колени, исступленно молились, тщетно выпрашивая у бога пощады для находящихся на борту корабля родных… За полчаса до окончательной гибели «Шампильона» его капитан поднялся в радиорубку и передал в эфир текст секретной инструкции, которая была дана ему хозяином корабля. После этого он добавил от себя: «Совершив подобное, я не имею больше права жить». И тут же в радиорубке застрелился. Это подтвердил потом радист… Последние минуты «Шампильона» были сняты на пленку американскими телевизионными операторами, прибывшими на двух военных американских вертолетах. Буквально за несколько минут до погружения корабля с этих двух вертолетов было опущено несколько веревок, в них вцепились радист и еще шесть человек матросов и пассажиров, которые сбились около радиорубки, на самом высоком месте корабля… В таком виде (вцепившимися в веревки, которые ветер раскачивал и бросал в разные стороны) вертолеты и перенесли их на берег. Все же остальные члены команды и пассажиры, а их было около полутора тысяч, погибли… Несколько дней напротив места гибели «Шампильона» стояли многотысячные толпы народа, ожидая, когда море выбросит трупы так и не встреченных ими родственников, ехавших домой с подарками на рождество. Всего было подобрано около тысячи трупов. Более пятисот пассажиров «Шампильона» даже мертвыми не попали на родной берег.
…Потом они долго еще сидели в плетеных креслах под пальмами во дворе посольства. Атташе рассказывал еще какие-то случаи, но Курганов почти не слушал его и не задавал никаких новых вопросов. Перед глазами его неотступно стоял разломанный надвое пароход, он видел прыгающих с высокого борта на камни людей, и рыдающую на берегу толпу, и обезумевших матерей, и бессильных отцов, и поникших жен, беспомощно простирающих руки к морю.
«Данте, ад, — думал Курганов. — Иллюстрации Доре к дантовскому аду… Впрочем, некоторые современные круги ада ни Данте, ни Доре еще не были известны. Они ведь все время увеличиваются в числе, эти круги ада. А круги рая? Больше их становится или меньше?»
— Уходите? — спросил атташе, поднимаясь из кресла.
— Да, надо идти. Спасибо за интересный рассказ — он меня, знаете ли, неожиданно сильно расстроил…
— Ну, это естественно. Рассказ грустный — полторы тысячи человек погибло. И все из-за денег, из-за страховой премии… Надеюсь, пригодится для вашей книги?
— Конечно…
Атташе посмотрел на Курганова:
— А вы впечатлительный человек… Хотите выпить?
— Хочу.
— Тогда пойдемте ко мне.
Они поднялись на второй этаж, вошли в небольшой кабинет, атташе достал стаканы, положил в них лед, потом налил виски и разбавил содовой.
Сделав большой глоток, Курганов посмотрел в окно и увидел волейбольную площадку — туго натянутую между двумя железными столбами сетку, утоптанный желтый песок, низкие скамейки для зрителей.
— Удивлены? — спросил сзади атташе. — А мы тут каждый день в мячик стучим. Вы сами-то, наверное, тоже спортом когда-то занимались, а? Рост у вас подходящий, высокий, сложение атлетическое…
— Было немного, — ответил Курганов, ставя пустой стакан на стол, — занимался. Когда-то… Давно. Так давно, что теперь даже и не помню когда.
Бейрут, прощай. Я уезжаю. Ты остаешься со своими пальмами здесь, на берегу теплого Средиземного моря, а я улетаю на север, в Москву.
Бейрут, прости… Может быть, мои упреки к тебе были и несправедливы, но слишком многое в моей жизни теперь связано с тобой. Здесь, на твоих площадях и улицах… Нет! Нет! Нет! Ничего не было на твоих площадях и улицах, никогда не разбивалась моя жизнь на твоих мостовых и тротуарах, и не рассыпались вовсе мелкими осколками мои первые двадцать семь лет, и никто не ударял меня сзади по голове тупым и тяжелым!..