^{_{Portrait of Mr. Gaiman by ZacharyFeore}}

Прекрасное пальто. Просто замечательное. Единственное в своём роде. Это из-за него Маркиз Карабас оказался теперь прикован к столбу посреди круглой комнаты, глубоко под землёй, а вода тем временем поднималась всё выше и выше. Пальто имело тридцать карманов: семь заметных, девятнадцать потайных, и ещё четыре даже самому Маркизу не всегда удавалось обнаружить.

Однажды (к столбу с цепями, круглой комнате и прибывающей воде мы ещё вернёмся) Маркизу Карабасу досталось от Виктории — «досталось», пожалуй, сильно сказано, хотя и не без некоторых на то оснований — увеличительное стекло. Чудесная вещица: золочёная, изукрашенная, с цепочкой, херувимчиками и гаргульями; и не простая лупа — сквозь это стекло любой предмет выглядел прозрачным. Где Виктория его взяла, Маркиз понятия не имел, но он-то стянул у неё стёклышко в счёт платы, которую не получил в условленном размере: в конце концов, нелёгкая была работёнка — отыскать в том самом Замке дневник того самого Слона и ускользнуть с этим дневником целым и невредимым. Так вот, Маркиз спрятал волшебную лупу в один из тех четырёх невидимых карманов, да так потом и не нашёл.

Пальто Маркиза было сшито из кожи цвета мокрого асфальта в полночный час. Кроме карманов, у пальто имелись великолепные рукава, внушительный воротник и большая шлица, а самое главное — стиль.

Некоторые утверждают, что человека делает одежда; в общем-то, они не правы. Но когда мальчишка, будущий Маркиз, впервые примерил пальто и увидел себя в зеркале, плечи его развернулись, вся осанка изменилась; глядя на своё отражение, он ясно понял, что хозяин такой вещи — не просто юнец, мелкий воришка, торгующий одолжениями. Пальто было ему тогда ещё великовато, и он с улыбкой припомнил картинку из книжки: кот, стоящий на задних лапах, очень довольный собой, в красивом наряде и огромных, на зависть, сапогах. Тогда он выбрал себе имя.

Без сомнения, такое пальто мог носить только Маркиз Карабас. Хотя он никогда не знал точно, куда ставить ударение, и говорил то так, то эдак.

Воды было уже ему по колено, и он подумал: «Этого бы не случилось, будь на мне моё пальто».

Такой плохой недели у Маркиза Карабаса ещё не выдавалось, и перспективы тоже были не радужные. Правда, он успешно вернулся с того света, и перерезанное горло быстро заживало. Даже появившаяся хрипотца в голосе, можно сказать, ему шла. Тут он был в выигрыше.

Но вообще-то в смерти хорошего мало, даже если потом оживёшь, и хуже всего, что его пальто пропало.

От Сточного народа толку было не добиться.

— Вы продали мой труп, — сказал Маркиз. — Это бывает. Но вы и вещи мои продали. Будьте добры вернуть. Я заплачý.

Данникин из Сточного народа пожал плечами.

— Продали, — ответил он. — И тебя продали. Проданного не вернёшь. Так не делается.

— Речь идёт, — уточнил Маркиз Карабас, — о моём пальто. Я твёрдо намерен получить его обратно.

Данникин опять пожал плечами.

— Кому вы его продали? — допытывался Маркиз.

Житель сточных труб не ответил. Он вообще как будто не слышал вопроса.

— Могу вам предложить духи, — сказал Маркиз терпеливо, хотя разговор его порядком раздражал. — Восхитительные, изумительные, потрясающие ароматы. Только для вас.

Данникин бесстрастно уставился на Маркиза. Потом провёл пальцем поперёк горла. «Что за манеры, ни капли изящества», — подумал Маркиз, но вопросы задавать перестал. Ясно, что Сточные ничем ему не помогут.

Маркиз отправился на поиски чего-нибудь съестного. Нынешний Плавучий рынок расположился в галерее Тэйт, а прилавки с едой — в зале прерафаэлитов. Почти все торговцы уже свернули свой товар. Только печальный человечек продавал какую-то колбасу, и в углу, под картиной Берн-Джонса, изображающей стайку девушек в воздушных платьях на золотой лестнице, притулился Грибной народ со столами, стульями и жаровней. Маркиз уже пробовал колбасу у печального человечка, а наступать на одни и те же грабли было не в его привычках. Он направился к прилавку Грибного народа.

За прилавком стояло трое: двое юношей и девушка, одетые в старые дафлкоты и шинели — списанные армейские излишки. От них пахло сыростью. Они смотрели исподлобья и щурились, как будто свет резал им глаза.

— Что продаёте? — спросил Маркиз.

— Гриб. Гриб на гренках. Гриб сырой.

— Мне на гренках, — заказал Маркиз, и худенькая, бледная, как остывшая овсянка, девица отрезала ломтик от гриба-дождевика размером с хороший пень. — И прожарьте хорошенько, — велел он ей.

— Смелее. Ешь сырым, — сказала девушка. — Как мы.

— Мне уже случалось иметь дело с Грибницей, — ответил Маркиз. — Увы, мы не нашли общий язык.

Девушка положила ломтик гриба на жаровню.

Один из её сородичей, высокий сутуловатый юноша, протиснулся поближе к Маркизу и налил ему стакан грибного чая. От его одежды несло старым погребом, и когда юноша склонился над прилавком, Маркиз заметил у него на щеке россыпь белёсых прыщиков — грибков, проросших сквозь кожу.

Грибник прошептал:

— Ты Маркиз? Штукарь?

«Штукарём» Маркиз себя не считал. Но ответил:

— Да, это я.

— Я слышал, ты потерял пальто. Я видел, как Сточные его продали. В прошлый базарный день. В «Белфасте»[1]. Я видел, кто его купил.

Маркиз насторожился.

— И сколько стоят твои сведения?

Грибник облизал губы замшелым языком.

— Мне нравится одна девушка. Но она меня не замечает.

— Грибница?

— Если бы. Будь мы едины в любви и во Грибе, всё было бы просто. Нет. Она из Врановых, из Рейвенскорта[2]. Но иногда бывает здесь. Мы разговариваем. Вот как с тобой сейчас.

Маркиз не посочувствовал юноше и даже не съязвил. Он только приподнял бровь.

— Значит, она не отвечает на твои чувства. Весьма странно. Ну, а чем же я могу помочь?

Юноша сунул руку в карман дафлкота и вытащил прозрачную коробочку для бутербродов. Внутри был конверт.

— Я написал ей письмо. Стихи. Хотя не такой уж я поэт. Чтобы она знала о моей любви. Но если я сам ей отдам, она не станет читать. А вот если бы ты… у тебя, что называется, язык подвешен…

Он умолк.

— Ты полагаешь, если я вручу ей письмо, она его непременно прочтёт и оценит твою куртуазность?

Грибник недоумённо воззрился на Маркиза, потом осмотрел свой дафлкот.

— У меня куртки нет. Только вот это.

Маркиз подавил безнадёжный вздох. Девушка-грибница поставила перед ним треснутую пластиковую тарелку с дымящимся ломтиком.

Маркиз осторожно ткнул его пальцем — хорошо ли прожарился? Не дай бог остались живые споры. Идея симбиоза Маркиза Карабаса не вдохновляла — он был для этого слишком эгоистичен.

Оказалось даже довольно вкусно. Маркиз с аппетитом жевал и глотал, хотя глотать было больно.

— Так ты хочешь, чтобы я доставил ей твою эпистолу?

— Это ты о письме? О моих стихах?

— Именно.

— Ну да. И чтобы она при тебе прочла, и чтобы ты принёс мне ответ.

Маркиз смерил юношу оценивающим взглядом. Запах от него шёл затхлый, шею и щёки обсыпал грибок, волосы свисали немытыми прядями, но из-под густой чёлки смотрели внимательные голубые глаза, юноша был высок ростом и отнюдь не производил отталкивающего впечатления. Его бы отмыть, причесать да грибы с него обобрать, подумал Маркиз, был бы парень хоть куда.

— Я положил письмо в коробку, — сказал юноша. — Чтобы оно по пути не намокло.

— Весьма предусмотрительно. Теперь говори, кто купил моё пальто.

— Какой ты быстрый. А о моей возлюбленной не хочешь спросить? Её зовут Друзилла. Она самая красивая девушка в Рейвенскорте. Ты её сразу узнаешь.