Переулок. Снег. Санки. Пискнул сигнал точного времени. «В Москве девятнадцать часов», – сообщило радио. «Непгавда, тгидцать два», – сказал Матвей. И пошел кругами. Будто вместе часовая, минутная и секундная стрелки. Раз-два, тик-так.

– Не могу с ним справиться, – пожаловалась броненосец.

– Да уж, – сказала соседка.

– И ведь не кактус жалко… И не рыбок.

– Не кактус, – согласилась соседка.

Бросая на обочину снег, шла уборочная машина. Снег ватной струей лился в кузов грузовика. «На душ похоже, – подумал Матвей. – Брызжет. Можно встать и умыться».

– А я решила котят топить, – сказала соседка. – Дала объявление. Топлю котят, мол. Позавчера и вчера приносили. Пойдет дело.

– Почем? – поинтересовался броненосец. – Топить, я имею в виду.

– Да как, по минимуму. Но все-таки прибавка. Пенсия ведь маленькая, сама знаешь.

– И не говори.

В конце переулка снегоуборочная развернулась, пошла по противоположной стороне. Матвей не сводил восхищенных глаз со снежной струи. «Когда вырасту, буду снег убирать», – решил Матвей.

– Я их в трехлитровой банке, – сказала соседка. – Они маленькие, в горлышко проходят. А потом в мусоропровод выбрасываю. Заверну в газету и выбрасываю. Некоторые люди ведь брезгуют… Мне будут нести. Услуга.

– Молодец, – похвалил броненосец. – Нашла возможность…

– Нашла, – согласилась соседка. – Это лучше, чем людей губить. Простительно, по сравнению с душегубством. Как ты думаешь?

– Простительно, – одобрил броненосец.

– И вам бывало страшно? – поинтересовался незнакомец.

– Бывало, – кивнул Андрей.

Кому же не бывало? Странный вопрос. Ожидание боли – это и есть страх. Такая серенькая разновидность ожидания, и такой большой страх. Как будто в прорубь вошел. И сидишь там. И сердце – не зубы вот – бу-бу-бу. А зубы сожмешь. И себя вместе с ними – в кулак. Бу-бу-бу сердце. А как бороться? Его гонишь, а он в окно. Ты его в окно, а он – в другое. Найдет щелку. Победить невозможно. Он всегда есть. Ты есть, и он есть. Как тень. Перестанешь против драться – сожрет. Он такой. Куда ты, туда и он. Затаится на время, а потом р-раз… Выполз. Ты его опять в окно. А он в двери. И чувствует себя хозяином. Но ты ему не давай – сядет на шею и ножки свесит. В гриву его, в хвост. И найдется равновесие: он много не отвоюет, а ты и не дашь. Или, бывает, чувствуешь: совсем ушел, нет его, а ведь должен быть. Ау, где ты?! Понимаешь, провокацию готовит – в подлый момент высунется. Так и есть, вот он! Пошел, пошел! Бу-бу-бу начинает сердце.

И на парашютной вышке было страшно, и перед тем школьным поцелуем. Только какая в поцелуе боль? А поди ж ты, страшно. А бывало, страшно становилось после. Когда над головой пронесло. Сидишь, зубами и сердцем стучишь, и понимаешь, что едва ноги унес. А кто-то и вовсе не унес. И испугаться не успел: лежит себе и улыбается. И не видит ничего. И неизвестное страшит: а вдруг за ним, за неизвестным, опять та самая боль. И бу-бу-бу сердце. «От вороны карапуз убежал заохав. Этот мальчик просто трус – это очень плохо», – вспомнил Андрей. Нет, трусом его не считали. А даже наоборот. Но с самим собой ведь всегда откровенен.

– И самым смелым бывает страшно, – вздохнул незнакомец.

– И самым смелым, – согласился Андрей.

Вообще, быть может, это и не недостаток вовсе. Недостаток, это когда не наступаешь, в тылу сидишь, а страх хозяйничает и башмаки о тебя вытирает. И даже мародерствует. А ты встань. Страх, он как тень – по земле все, по земле. Поднимешься – он вытянется. Но ведь по земле, по земле. Не пригибай к нему себя. А с другой стороны… С другой – ерунда все это на постном масле. Ну, боится человек, и что? Разве ж себе не прощаем? То-то и оно. Говорят, что были и бесстрашные воины, и завоеватели, и еще черт знает кто еще. Не верилось Андрею в этих бесстрашных. Будь они бессмертны – другое дело. Но ведь таких не имеется. А за чужой спиной любой смертный станет тебе бесстрашный.

– Конечно, разве что за чужой спиной страха нет, – сказал незнакомец.

«Вот именно», – подумал Андрей. Нужно еще посмотреть, что это за герои такие. «Зря я так, – возразил себе Андрей. – Человека, справившегося со страхом, загнавшего в норку, вот его как раз и нужно назвать бесстрашным». Эх, кто его знает, кто его знает. Хорошо бы иметь желтый чемоданчик с леденцами от страха. Съел – и порядок. Кажется, что человек конечен, а страх бесконечен. Но нет человека и нет страха. Избавиться от него можно, избавившись от себя. Отделился и поплыл, а он там остался. Но ведь в реальности так не бывает? А самоубийство? Это другое… Страшно нести свою ношу. А бросить – грех. Сказано неси, вот и неси. Превозмогай. Кричать? Можно. Помогает. Только не бросай.

Незнакомец пошевелился, полез в карман. Протянул Андрею стеклянного зайца.

– Это мне? – спросил Андрей.

– Вам, – ответил незнакомец.

Оседлав ракету, заяц уносился в Новый год. Ежегодно. Как ритуал. «Трусишка зайка серенький под елочкой скакал…» Андрей повертел игрушку. Этот заяц был в его детстве. Да, это он: проволочная петелька, морковка в виде космической ракеты. Андрей спрятал зайца в ладони. Нет, здесь холодно.

– Иди-ка сюда, – Андрей опустил игрушку за пазуху. – Сиди и не высовывайся. Тут тепло.

– Не разобьется? – спросил незнакомец.

– Что вы! – сказал Андрей, и в этом момент за пазухой тонко хрустнуло.

– Разбил? – спросила тетя-броненосец из другой комнаты.

– Газбил, – признался Матвей.

Что же он скажет папе, когда папа поинтересуется, где заяц? Не нужно было его вешать, не нужно. Пусть бы так и лежал в ящичке. Но Матвей хотел подготовиться к приходу папы! И вот такая неудача. Быть может, зайца удастся как-то склеить? Стоит попробовать. Клей имеется, есть кисточки. И заяц будет в полном порядке. Главное – собрать все до единого осколочки. И ничего не упустить. Тетя-броненосец велела нести веник. И совок нести. Нет, эта работа тонкая: он соберет руками. На газетку. Так, хвостик, три больших осколка ракеты, один маленький, ушки, лапки. И петелька нашлась. А мелких осколков не так уж и много. Всего больших и маленьких… Три, восемь, двадцать две штучки. Не считая петельки. Даже если она потеряется, ничего страшного – можно новую сделать. А хоть бы из нитки. Здесь самое важное – стекло. Ведь бывают клееные вазы? В музее такие он видел. И ничего, стоят как новые. Тут важный момент, чтобы папа не пришел до того, как Матвей все закончит. А работа предстоит сложная. Кропотливая работа предстоит.

– Собрал? – спросила тетя-броненосец.

– Собгал, – ответил Матвей.

– Теперь в ведро.

Как же в ведро? А клеить? Нет, пока нужно спрятать, а когда тетя уснет, все хорошенько восстановить. Так, а куда спрятать? В стенной шкаф! К «Курочке Рябе». Тетя здесь не найдет. Замечательно.

– Выбросил? – бахнула сигнальная ракета.

– Выбгосил, – солгал Матвей.

Это самая чистая тетя на свете. То чистит, то гладит, то стирает. А потом моет, драит и скребет. И метет еще. Это не считая, что жарит и варит. «Сказочная тетя», – подумал Матвей. Ее бы дядя в жены для своего сына взял, есть такая сказка – где дядя покупал мусор за сливы. Пришел он в один город и принялся кричать, чтоб ему мусор несли. Все удивились, но понесли. А дядя им сливы и другие ягоды за мусор дает. По весу. Килограмм слив и других ягод за килограмм мусора. Некоторые мешками уносят. А тетя-броненосец меньше всех бы принесла – у нее мусора нет, в доме чисто. Две сливы ей дядя дал бы, только и всего. Но проникся бы ее чистотой и взял бы в жены для сына. Ведь это хитрость была: узнать, какая невеста самая чистюля. Чтоб у сына в доме чистота не переводилась.

«Готовится к сливам, – догадался Матвей. – Моет, жарит и скребет». Шум машины, плеск воды, запах стираного белья. А вечером пойдет с соседкой разговаривать. Про котят слушать. А вот они котята, солдатики зеленые. Каждый на подставке. Чтоб стоять удобно. Мяу. У каждого оружие в руках: автомат или винтовка. Нет, банки для них много будет. А вот кружка в самый раз. Все поместятся. Плеск-плеск – вода в кружке, «мяу-мяу» – солдатики. Несмышленые, слепые. Не спешите! – по очереди нужно. Первый – с пулеметом. Самый большой ты, торопливый. Иди, иди. Ныряй. Не тонешь? Можно пальцем прижать. Смирно лежи. Второй. Шевелиться не надо. Лежите, лежите. Девятый. Вот видите, все поместились. Кружка большая, на всех хватит. Утопли? Молодцы. Теперь вы не мешаете. Никому. А где промокашка? Вот она. Сюда попрошу. Ах, ты еще шевелишься, ну давай, давай. Теперь аккуратно завернем, чтоб не капало. И в мусоропровод. Летите, котятки, летите. Хлопнула форточка – солдатики полетели в темный вечерний снег.