– Я? – очнулась старушка. – Нет-нет, что вы. Я пойду.
Старушка встала. Слезы готовы были бежать из Сониных глаз. И побежали. Соня отвернулась.
– Мы вам позвоним, – сказала Соня ровным голосом.
– Спасибо вам, – сказала старушка и накинула платок.
Вечером Соня обо всем рассказала Сергею Арнольдовичу.
Собачка спала в корзине.
– А у нас всегда так – все через одно место, – сказал Сергей Арнольдович и вставил в мундштук новую сигарету.
Через одно место… Соня и сама это понимала. Возможности человека ограничены. Не всегда получается то, что задумано. Иногда, чтобы сделать нечто добропорядочное, пускаешься в какие-то сомнительные авантюры, лукавишь. Хочешь нарастить эти возможности, объять необъятное. И, как неизменно оказывается, ни к чему хорошему это не приводит. Не приводит к добропорядочному, хоть ты тресни. Руки бывают коротки. Соня посмотрела на свои ладони. И ты злишься, понимая, что для хорошего поступка нужна почва, гумус нужен. Ну нет его! А на плохой почве хороший поступок не растет. Вот хочется сделать старушке хорошее, а не получится – нет собачки. И из воздуха она не получится. Значит, будет старушка скучать, будет смотреть в окно, молчать и считать дни. Нужно что-то делать, нужно что-то делать. Соня села напротив шефа.
– У вас имеются какие-нибудь идеи на этот счет? – спросила Соня.
– Думаю, – сказал Сергей Арнольдович и отвернулся.
«Если Сергей Арнольдович за что-то взялся, – вспомнила Соня, – кровь из носу, доведет до конца. Он не любит проигрывать». Соня тихонечко отошла от стола. Заглянула в корзину. Жуля спала.
Нужно было собираться домой. Соня надела пальто.
– Собака здесь останется? – спросил Сергей Арнольдович.
– Я в коридоре миску поставила с печеньем, молока налила. Найдет. – Сказала Соня.
– Я вот что подумал, нужно купить собаку. В соответствии с описанием. Только…
– Нужны деньги? – сообразила Соня.
– Нужны… – кивнул Сергей Арнольдович. – И на объявление, и на покупку.
– А давайте, объявление разместим в… В бесплатной газете. Их полно. Могу взять на себя. И в объявлении укажем, что примем в подарок. Как вам такая мысль?
– Мысль? – Сергей Арнольдович задумался. – Мысль разумная.
– Вот и договорились, – сказала Соня, – завтра же и займусь.
– Хорошо, развернулся к столу Сергей Арнольдович, – до завтра, тогда.
Соня хлопнула дверью.
Сергей Арнольдович поднялся, вытянулся, хрустнул суставами. Прошел к сейфу. «Марина Петровна Глухова, – вслух сказал он, – Ай, Марина…» Сергей Арнольдович вынул из сейфа папку, подумал и взял четыре другие. В них он подкалывал материалы: все, что удавалось найти по каждой из погибших. Не богато. Он сел за стол, придвинул лампу. Одна из папок оказалась без надписи. «Дело?» и несколько сухих линий. Аккуратным, почти девичьим почерком он надписал ее. «МПГ 5». И поставил дату: число – запятая, месяц – запятая, год. В папке лежало несколько газетных кусочков и лист исписанной бумаги. Это была пятая МПГ и третья – последняя – из телефонного справочника. Сергей Арнольдович открепил один из газетных кусочков и подравнял его ножницами – все должно быть тип-топ. И в одежде, и в мыслях, и в делах.
«Тип-топ. А потом – в Кремлевскую стену», – подначивали Сергея Арнольдовича сослуживцы когда-то. Но Сергей Арнольдович на них не обижался. На дураков ведь не обижаются? «На тебе», – сказали они и подарили Сергею Арнольдовичу пластмассовый канцелярский набор, выполненный неведомыми заключенными в виде Стены. Маленькие башенки, расчерченная на кирпичики поверхность, даже мавзолей в масштабе. А облатка для ручек была плетена из распущенного капронового носка. В облатку вставлялся стержень. «Спасибо», – поблагодарил Сергей Арнольдович и передарил подарок уборщице.
Сергей Арнольдович отбросил воспоминания, склонился над папкой. То, что женщин больше не будут убивать, сомнений не вызывало. МПГ закончились. Он «перебил» всех. Всех МПГ. Но искать его нужно. По характеру ударов, по силе – судил Сергей Арнольдович – это был сильный, высокий мужчина. А раз сильный, значит сравнительно молодой. Умный и решительный. Нерешительный не будет с маниакальным упорством охотиться на человека. А неумный не смог бы так долго и удачно – что за сомнительное это слово «удачно» – избегать разоблачения.
Убийца знал о МПГ все: находил в степи, убивал в больничной палате. Как? Сергей Арнольдович открыл папку «МПГ 3». В степи куда податься? В декабре. И, тем не менее, тем не менее… Трое всю ночь у костра, а труп – в палатке. Путешественники, мать твою! В степи, убивая, он был прост, этот невидимка: перерезал горло. Но не было ни ножа, ни отпечатка ботинка, ни звука. Пришел из ниоткуда, и ушел в никуда. А те так и сидели у костра. Кандидаты наук пустоголовые. Хотя… Сергей Арнольдович перевернул страницу. Нож был. У них и был. Но то оказался не нож убийцы. Так, ножичек. Экспертиза подтвердила. Таким перышком шею в один мах до позвоночника не рассечешь. И в два не получится. Четыре пары следов… Где пятая? Ну нет ее, хоть ты тресни. И не они это, не доценты.
Сергей Арнольдович хлопнул рукой по столу. Четыре убийства были просты в исполнении до безобразия: резал и душил. Лишь в больнице МПГ умерла под капельницей. Хлористый кальций. А должен быть гемодез. На флаконе так и было написано: «Гемодез. 400 мл». Сергей Арнольдович нашел небольшой листок: «Применяют для дезинтоксикации организма при токсических формах острых желудочно-кишечных заболеваний, ожоговой болезни в фазе интоксикации, послеоперационной интоксикации, инфекционных заболеваниях…» Спасти не успели. И опять никаких следов.
Вполголоса, без изображения, урчал телевизор. Без картинки – это уже радио. Выбираться из постели не хотелось. Марина пустила струйку дыма, стряхнула пепел на пол, потянулась, зевнула. Укладываясь спать, колец она не снимала – мало ли что случится в занюханной гостинице; вытянув из-под одеяла руку, она посмотрела на пальцы. «Красивые, – сказала Марина, – я красивая». Она оглядела висящий над кроватью коврик, провела рукой. «Пусть скажут, что это гобелен, – подумала Марина. – Маразматики. И это лучший номер? Повсюду врут. Как будто только этому и учились. Еще бы „Грачи сюда прилетели“ повесили. Или „Грачи прилетели“? А линолеум? Мерзость, одним словом. Ай, пошли они к черту!»
Марина вновь посмотрела на руку: «Сюда еще бы обручальное, и можно считать, что жизнь удалась». А то, что изображали на одноименном плакате – икра в форме материков на блинах-полушариях – это не «жизнь». К блинам да икре мужик нужен. Не сидеть же, лопать в одиночку. И поговорить не с кем. И не то, чтобы мужиков не было – полно – мужа не было. Казалось бы, успешная деловая женщина, заметь – красоты необыкновенной – все при ней, красивая упаковка, бездна обаяния. Ан нет, одни эгоисты проклятые. Сначала о высоких материях треплются – она обманывается и в постель их приглашает – а потом ноги вытирают. Сволочи.
Из кого выбирать прикажешь? Ведь она к ним и так, и эдак. Силантьеву даже квартиру снимала. И все без толку. Все без толку. Еле выкурила. Подруга подобрала… Сейчас мучается. И не подруга она вовсе. Так, собутыльница старая. «Собутыльница, мыльница, пепельница…» Марина спрятала руку. Ведь она тебе и стройная, и молодая, и умная… А мужиков нет как нет. «Ау, мужики, вы где?! – крикнула Марина и треснула пяткой по стене. – Не отзываетесь? И хрен с вами!»
И ведь все удивляются: ни разу не была замужем. Ни ра-зи-ка. Уже и стыдно делается. И приходится всячески избегать этой темы. Мать просто задолбала. Легко говорить, в их время все были одинаковые: что мужики, что бабы. Все из колхоза: выбирай – не хочу. Легко им было. А сейчас? Нет, колхозники и теперь остались, полно их. Толкаются, скупердяйничают… Только она-то не колхозница! Не с голодного края. Гордость имеет. А вот они ее не имеют. Все налопаться хотят – аж за ушами трещит. За жратвой человека не видят. Ее не видят, какая она. Сво-ло-чи. Все им мало: денег, шмоток, успеха. Икра и материки… Это не жизнь, не жизнь.