Что же касается «Латчер и Мур», то это была самая большая лесоповальная компания Восточного Техаса, нанявшая Джубела для поимки в Пайнейском лесу расхитителей древесины. Компания терпела огромные убытки от нашествия воров на земли вдоль рек Ангелина, Сабина и Нечес – владения «Латчер и Мур». В отчаянии руководство компании обратилось к техасской конной полиции за помощью.

Джубел сотрудничал с полицией с тех самых пор, как их старший брат Карсон оставил свою должность, чтобы жениться на разбитной красавице-южанке и покинуть Орендж, переехав на Юг. Взглянув на отмеченные на карте мистером Латчером и мистером Муром районы, представляющие с их точки зрения особый интерес, Джубел сразу понял, что эта работенка поможет Рубелу разрешить и его личные проблемы.

– Езжай в Эппл-Спринз, остановись в Блек-Хауз, представь воров перед законом и между тем узнай, так же ли желанна тебе Молли Дюрант из плоти и крови, как и та девушка-тезка, поселившаяся у тебя в душе.

Рубел сначала попытался отказаться, но предложение было более чем привлекательным. Единственное, что он слышал о Молли за последний год, так это рассказ дяди Бейлора, пять месяцев спустя после того, как Рубел сбежал, проезжавшего по делам через Пайнейский лес. Слова дяди уняли наиболее терзавшее Рубела беспокойство – он боялся, что Молли зачала той ночью в сторожке ребенка.

– Здорова, как всегда, – сказал о Молли дядя Бейлор.

– Здорова?

Дядя Бейлор передвинул трубку с табаком из одного угла губ в другой, набрал полный рот дыма и сплюнул в сторону коричневатую от табака слюну.

– Худа, как жердь. Все, как и раньше.

Дядя Бейлор громко рассмеялся, и Рубел покраснел. Он не намерен был разглашать тайну, но дядя Бейлор добавил:

– Надо быть безмозглым чурбаном, чтобы не догадаться, почему ты показал Молли хвост и покинул Эппл-Спринз, оставив меня одного глотать там красную пыль.

Итак, Молли не забеременела, и никто на ней не женился, ни дядя Бейлор, ни кто другой. Но разговор с дядей случился семь месяцев назад, и все могло измениться за этот срок.

Рубел начал беспокоиться. Он едва не поперхнулся, представив себе, что приезжает в Эппл-Спринз и видит рядом с каким-нибудь неотесанным мужиком Молли, сложившую руки у себя над животом, раздутым так сильно, как раздуваются к концу лета в Восточном Техасе арбузы. Подъехав к окраине города, Рубел чуть было не решил развернуть жеребца и ускакать прочь. Но однажды он уже сбежал, и ничего из этого не вышло. Теперь, у него не было другого пути, как доказать себе, что он настоящий мужчина и способен пройти дорогу до конца – проиграв, потерять или, победив, заполучить Молли.

Город не особенно изменился за год. Одна-единственная немощеная улица с двойной колеей беспорядочно пересекалась с переулками. На лишенной растительности красноватой глине восточной стороны холма вырос торговый центр города. Западный склон, застроенный жилыми домами, спускался в низину.

Большинство торговых заведений Эппл-Спринз имели довольно ветхий вид. Их вывески выцвели, штукатурка фасадов выветрилась, облупилась краска, а кузница и конюшня вообще не имели вывесок, но, вероятно, в них и не было нужды. Магазин Осборна и мясная лавка Крокита делили подгнивший дощатый настил. Два новых здания располагались отдельно от других, в верхней части улицы, позади гостиницы «Капелька росы», отделения лесопильной компании «Латчер и Мур» и соседствующего с ней банка «Эппл-Спринз». Мельком Рубел увидел в низине колокольню церкви. Клинообразной формы, из белых досок, она как бы застыла на темном фоне зеленых сосен в безмолвном призыве помолиться.

Западная сторона безымянного холма приютила ряд аккуратных домиков из сосновых бревен, во дворе каждого из которых лаяла собака, а у крыльца важно стоял хозяин и глазел на проезжавшего по улице незнакомца. Закудахтали вдруг переполошившиеся от лая курицы, из домов вышли домохозяйки, чтобы взглянуть на Рубела, несколько собак, нарушив местную традицию лаять за забором, выбежали на улицу поприветствовать всадника и попытались, подпрыгнув, укусить за пятки. Койот, отгоняя их, неистово размахивал хвостом.

Никто не заговорил и не окликнул Рубела. Впрочем, отсутствие приветственной группы встречающих не было для него сюрпризом. Отдаленность городов Пайнейского леса друг от друга приучила их жителей сидеть, не высовываясь, за оградой своих домов и украдкой сурово посматривать на незнакомцев и странников. Редко кто проезжал верхом Эппл-Спринз, и каждый прибывший в город преследовал какую-то свою цель, и пока эта цель не была известна, житейская мудрость подсказывала: лучше держаться на расстоянии.

Хорошо понимая, что любопытство и настороженная холодность этих людей связаны с уединенностью жизни в небольшом городке, окруженном со всех сторон густым лесом, Рубел, однако, проезжая Эппл-Спринз, не мог отделаться от неприятного чувства, будто попал в гнездо гремучих змей. Его мускулы невольно напряглись, в сердце закралась необоснованная, но отчетливая тревога. Ему вдруг показалось, что все узнают в нем покинувшего их город год назад негодяя, поразвлекавшегося с одной из девушек и бросившего ее, подобно ночному вору. И как бы это не было нелепо, все же неуверенность Рубела в себе возросла, он не представлял, как посмотрит Молли в лицо после этого года разлуки.

С первого взгляда он не узнал Блек-Хауз. Величественный в прошлом старый дом располагался в дальнем конце города, на одном из самых высоких холмов. Рубел подъезжал, его беспокойство нарастало. С трех сторон особняк обрамляла колоннада. Если его не подводила память, дедушка Молли построил этот дом перед войной между Севером и Югом. Он вспомнил: она говорила, что земля, на которой построен дом, некогда была засеяна хлопком, но после окончания войны рабы уже бесплатно не трудились на плантациях, и урожай хлопка сократился настолько, что сельское хозяйство пришло в упадок. Плодородные земли заросли лесом. Бабушка Молли превратила тогда Блек-Хауз в таверну. Ее дочь, мать Молли, научилась сама убирать дом и готовить обеды. И Молли с детства знала, что такое работа по дому.

Перекинув вожжи через перила для привязи лошадей, Рубел в нерешительности остался сидеть в седле, удрученно осматривая признаки обветшания: стены особняка нуждались в покраске, несколько ставень висело на одной петле, двор зарос сорняками и виноградной лозой, не было половины ступенек на крыльце… Открываясь, дверь так пронзительно скрипнула, что Рубел аж подпрыгнул.

Сердитый мужчина вышел из двери. Он был такого же, как Рубел, роста и возраста, одет по-городскому, Рубелу показалось – по последней моде: черные штаны, накрахмаленная белая рубашка, вышитый жилет. Темная куртка висела на плече. В руке он держал узкополую шляпу, которая совершенно не защитила бы владельца от солнца, ветра и холода, но шляпа всегда считалась необходимой вещью для мужчины.

Хрупкая женщина в сером ситцевом платье и белом фартуке вышла вслед за сердитым мужчиной на крыльцо. Рубел посмотрел на нее украдкой, пытаясь определить, может, это Молли? Если так, то она стала строга к своей прическе – темные косы плотно обвивали голову наподобие короны. «Как у старухи», – подобрал Рубел более точное сравнение. Неужели эта женщина, похожая на прачку, – Молли Дюрант?

Мужчина переступил сломанную ступеньку, бросив через плечо:

– Ты по-ослиному упряма, Молли! Нет смысла держаться за ту землю, и ты это знаешь. Ничего не стоящий лесоповал! – повернувшись, он потряс перед ней шляпой. – Пойми, наконец, что для тебя выгодно, а что нет, и позволь «Латчер и Мур» заключить с тобой сделку, пока они еще согласны.

Молли уперлась кулаками в бедра, и жест подчеркнул тонкость ее талии. Рубел облегченно выдохнул, задержанное было дыхание восстановилось. Молли не могла увлечься этим парнем молодцеватого вида, но, по сути вещей… она вполне могла выйти за него замуж! Разительный контраст между модной одеждой мужчины и утомленным обликом Молли, а также обветшание Блек-Хауз ошеломили Рубела. Злоба, мощная, как яд гремучей змеи, закипала у него в душе.