– Сидеть! – скомандовал папулька, и Серега сел, как подрубленный.

– Позже скажешь, – успокоил его папулька. – Сначала надо выпить за знакомство, – он поднял бокал. – Итак, давайте выпьем за знакомство с… – тут он задумался, – … молодым человеком по имени Сергей, – нашелся папулька, – который в первый раз пришел в наш дом.

– В пятый, – одновременно сказали мы с Сергеем.

Воцарилось неловкое молчание.

– Я имею в виду, – веско пояснил папулька, – в первый раз пришел в наш дом, когда и мы с мамочкой в нем находимся.

Мы с Серегой послушно закивали головами. Мол, теперь все понятно, папочка, нет вопросов, так что за это дело можно и квакнуть как следует.

Все выпили, после чего воцарилось традиционное молчание, которое всегда наступает после первой рюмки.

– Сергей, – наконец, прервала тишину мамулька. – Возьмите попробовать моей рыбы.

Серега протянул было руки к блюду, но потом покраснел, как маков цвет и сказал:

– Если честно, я ее есть не умею.

За столом воцарилось неловкое молчание. Сергей, сам того не зная, затронул больную для нашей семьи тему. Дело в том, что когда папулька знакомился со своей будущей тещей, он тоже был небольшим докой по части поведения за столом: коньяк пил холодным из маленьких рюмочек, рыбу ел с помощью ножа, курицу рвал руками, белое вино мог пить с десертом, а красное – вообще черт знает когда. Моя бабушка любила его шпынять на эту тему, поэтому папулька уже давно возненавидел все проявления обеденного этикета. Единственное, к чему он приучился – это правильно пить коньяк, а все остальное пил и ел, как хотел, причем не терпел, чтобы ему об этом напоминали.

Я на всякий случай пнула Сергея ногой под столом, чтобы он не заострял внимание на этой теме, но забыла, что почетного гостя усадили на венский стул с тоненькими ножками, в результате чего случился небольшой конфуз: я угодила прямо по ножке стула, которая немедленно подломилась с печальным всхлипом смертельно раненного Буратино, после чего мой благоверный рухнул на пол, по-прежнему сохраняя пунцовую окраску щек.

Снова воцарилось неловкое молчание.

– Кто посмел уронить моего боевого товарища? – сурово поинтересовался папулька, накалывая на вилку кусок колбасы.

– Это… это ножка у стула подломилась. Извините, – сказал Сергей, поднимаясь с пола.

– Серег, да наплюй ты на этот чертов стул, – добродушно сказал папулька, пока мамулька бежала на кухню за дубовой табуреткой. – Я давно ожидал, что он сломается. Все его для тещи готовил…

– Папа! – с упреком сказала я.

– Это тебе, доча, она бабушка, – пояснил папулька, отправляя в рот кусок колбасы, – а мне она – тефа! – закончил он, начиная жевать.

Мамулька принесла табуретку, Сергей осторожно сел на нее и пиршество понеслось дальше.

– Серег, бери рыбу! – скомандовал папулька. – В нашем доме не принято эстетствовать за столом. Хочешь есть ножом – ешь ножом. Хочешь рвать ее руками на мелкие части – рви, сколько хочешь. Желаешь кушать ее прямо ротом – кушай прямо ротом. У нас – полная демократия, – с этими словами папулька залез в блюдо с рыбой прямо рукой и схватил здоровенный кусок.

– Боря! – негодующе вякнула было мамулька, но была остановлена грозным взглядом папульки и больше не выступала.

Сергей тоже осторожно полез в блюдо с рыбой (правда, ножом с вилкой), достал оттуда кусочек по душе и стал его уписывать.

Некоторое время все наслаждались рыбой.

– Божественно! – неожиданно сказал Сергей.

– Что? – переспросила мамулька и вся зарделась.

– Рыба, говорю, божественная, – пояснил Сергей. – Я такой рыбы вообще никогда не ел.

На лице мамульки последовательно сменялись всевозможные спектры выражения крайнего удовольствия.

– Много не наедайся, – предостерег его папулька. – Впереди еще царица полей – плов.

– Царица полей – это рыба, – пояснила мамулька. – Потому что она женского рода.

– Убойная рыба, – продолжал нахваливать Сергей. – Я такого сазана просто в жизни никогда не ел.

За столом воцарилось напряженное молчание. Я снова пнула Сергея ногой и на этот раз попала.

– Это осетрина, – сказала мамулька с самым разнесчастным выражением на лице.

– А я как сказал? – делано удивился Сергей.

– Вы сказали – "сазан", – объяснила мамулька с горькой обидой в голосе.

– Разве? – снова удивился Сергей. – Не обращайте внимания. Это я просто после боя немного заговариваюсь. Стрела какой-то важный нерв в голове задела. Конечно это осетрина. Сазан же совсем другой.

Я снова пнула его ногой под столом. Прием, вроде, нехитрый, но мамулька успокоилась и опять развеселилась.

Папулька, между тем, снова налил всем коньяка. Сергей вопросительно посмотрел на него, папулька важно кивнул головой, Сергей взял свой бокал и встал.

– Дорогие… – начал было он и вдруг замолчал.

Было понятно, что он хочет назвать моих родителей по имени отчеству, но у папульки он знал только имя, а у мамульки даже имени не знал. Я же решила ничего не подсказывать, чтобы посмотреть, как он сам выкрутится.

– Дорогие… – продолжил Сергей, мучительно размышляя, – родители Иры, – наконец, нашелся он.

Все заулыбались, мол, парень все-таки соображает.

– Позвольте мне в этот счастливый день, – торжественно сказал мой благоверный, – попросить у вас руки вашей дочери.

– Логично, – сказал папулька, опрокидывая в рот бокал.

– Чего логично? – растерялся Сергей.

– Логично, говорю, что попросить у нас руки нашей дочери, – объяснил папулька. – Было бы глупо просить у нас руки какой-нибудь чужой дочери. То есть мы, конечно, могли и согласиться, но проку от этого нашего согласия – нуль, – глубокомысленно заявил папулька и снова полез за рыбой.

– Боря, а я говорила, чтобы ты не наливал сразу по полбокала, – сказала мамулька.

Папулька в ответ на этот выпад только махнул рукой. Мы же с Сергеем, между тем, чувствовали себя полными идиотами. Надо было спасать положение, потому что Сергей совсем растерялся и стоял с бокалом в руке как столб посреди поля. Я-то к папулькиным закидонам уже привыкла, а вот ему это все было в диковинку.

– Дорогой папа, – решительно сказала я, – хватит уже вола за хвост крутить. Тебе задали конкретный вопрос – можно ли претендовать на руку твоей красавицы-дочери.