14
Они сидели в дарриловском «краун вике», пристроившись во втором ряду машин, как раз напротив броской вывески магазина «Ральф» в торговом центре на Ферфакс в Санта-Монике. Слева направо значились: химчистка, пекарня, фотография в течение часа, за углом же предлагались – ортопедическая обувь, экипировка для подводного плавания, ремонт часов, проверка зрения и, наконец, последнее – зубной врач для всей семьи… Одна из вывесок была написана русскими буквами. Это было фотоателье, и именно его вывеска привлекла внимание Чили.
– Что скажете насчет вывески «Фотопортреты»? Может, это он кокнул Томми?
– Я уже думал о заведении, на которое и вы обратили внимание, – сказал Даррил. – Оно так и шибает в нос, но давайте посмотрим, что за ним кроется. Владелец еще и почту заимел – почтовые ячейки, упаковка и отправка посылок, фотографии на паспорт. Здесь множество народа гужуется. Съезжаются со всего побережья и для самых разных дел, а к востоку от Санта-Моники русских полно. Все так и кишит ими.
– Как зовут владельца?
– Роман Булкин, и он подходит под ваше описание, ему пятьдесят шесть лет, и это мог быть он. Только он лыс, с венчиком волос по бокам лысины. Без парика вы могли бы его и не узнать.
– Хотите, чтобы я вошел внутрь?
– Он сам скоро выйдет. Ему пора. Его машина прямо перед нами – «лексус».
– Не та, из которой стрелял убийца, – заметил Чили.
– Надеяться на это – значило бы желать слишком многого. Не дурак же он в самом деле.
– Что навело вас на мысль о Романе?
– Прежде всего, он личность сомнительная. Дважды задерживался за нападения, но те, кого он избил, не дали показаний против него. Пойман на банковских махинациях – пускал в обращение чеки, ему не принадлежащие. Выпущен под поручительство, получил условное. Вам особенно интересно должно быть, что к тому же он подозревается и в ростовщических операциях, которые он производит в своем ателье.
– Удачи вам в ваших подозрениях.
– Понимаю, что вы имеете в виду. Нужна официальная жалоба от того, кого он ободрал.
– Скажу вам вот что, – произнес Чили. – Ободрать того, кто не догоняет, конечно, приятно, спору нет. Но если жестко с ним обойтись, как он станет отдавать долг? Мы в людях разбираемся, клиентов оцениваем, нам грубость ни к чему.
– Не стану спорить с вами, – сказал Даррил, – ведь вы авторитет, то есть то же самое, что и Роман Булкин в русской мафии. Меня парни из федеральной полиции просветили насчет этого. Лидер, хозяин у них называется пахан. Подчиненные его, как они говорят, авторитеты, исполняют приказы пахана. Далее следуют шестерки, а еще ниже – мужики – последние лишь варят турецкий кофе и чистят сортир. Своеобразный моральный кодекс – на их языке воровской закон – запрещает членам банды работу иную, чем преступление. Они не могут жениться, не могут иметь семью, ну и, конечно, обязаны держать язык за зубами и все такое прочее. По неписаному закону, с полицией они общаются лишь по очень серьезным поводам.
– Вот мужчина выходит, – сказал Чили. – А вот еще один. – Он взглянул на часы.
– Да, это их время, – сказал Даррил. – А вот еще – это подручные Булкина. Хотите получше разглядеть их, возьмите бинокль в бардачке.
Чили вытащил бинокль, там же лежал конверт из толстой бумаги.
– Выньте и его, – сказал Даррил. – Он нам понадобится.
Положив конверт на колени, Чили нацелил бинокль на фасад фотоателье.
– Парни крепкие, но ростом не вышли.
– Сейчас они отправятся к Яни на Кресент-Хайтс, – сказал Даррил. – Это их частный клуб. Там они оттянутся так, что не скажешь, будто они весь день здесь штаны просиживали.
– Да, просиживать штаны такие парни не любят, – сказал Чили. – Они и присаживаются-то не спеша, аккуратно, чтобы не помять складку на брюках, чтобы брюки потом не пузырились на коленях, и то и дело проверяют эту складку.
– Эти не такие уж франты, – сказал Даррил, – зато нет такого преступления, в котором их нельзя было бы обвинить. Незаконная торговля горючим – они покупают его и перепродают, а налогов не платят. Федеральная полиция только и ждет возможности привлечь их к суду за мошенничество. Я только и жду возможности обвинить Булкина в убийстве и упрятать его за решетку до конца его дней. Эти парни – вот еще один вышел, – как мы уверены, и вымогательством занимаются. Знаете, как это Булкин проделывает? Вот есть, например, армянин, владелец магазина. Люди Булкина заявляются к нему, как он говорит, и вручают цветное фото – его магазин, снятый снаружи. И говорят ему: хороший магазин, нужно страховать. Армянин говорит, что страховка у него имеется. На это они возражают, что, купи он их страховку, другая страховка ему не потребуется – с магазином ничего не случится. И дают ему несколько дней на размышление, после чего опять заходят к нему уже с другим фото, точно таким же. На этот раз они не тратят времени на разговоры, а подносят спичку к фото, и армянин наблюдает, как горит его магазин. Мириться с этим он не собирается – идет в окружную полицию и оставляет там жалобу. Два дня спустя его находят застреленным в инциденте, выглядевшем как попытка ограбления.
Даррил покосился на Чили, молча сидевшего с биноклем на коленях.
– А Томми Афен в былые дни ничем подобным не занимался?
– Тогда, в «Эпикурейце», за завтраком, – сказал Чили, – он поделился со мной своими проблемами. На одну из них я в то время не обратил внимания. Он упомянул какого-то «не-янки», – не русского, а «не-янки», – пробовавшего всучить ему страховку, ему, который сам учебник может написать на тему, как это делается.
– Значит, Томми и вправду этим когда-то занимался.
– Он специализировался на этом, на продаже «крыши». Но когда он завел об этом разговор со мной, мне понадобилось в уборную и я слушал вполуха. Но что навело вас на мысль о том, что Томми сам этим когда-то занимался?
– Откройте конверт, – сказал Даррил. – Там вложена фотография.
Чили вытащил фотографию восемь на десять – снимок дома в Силвер-Лейк, где располагался офис студии «БНБ»: большое одноэтажное бунгало темно-коричневого цвета, частично скрытое зарослями тропических растений. Самой студии – блочной коробки позади дома – видно не было.
– Сегодня утром, – сказал Даррил, – я был там и говорил с Тиффани, девушкой с индейской прической. Мы обыскали его кабинет, и она вытащила из ящика письменного стола Томми этот снимок. Сказала, что снимок оставил человек, говоривший с сильным акцентом. Он заходил и раньше пару раз в отсутствие Томми, а потом оставил ей этот снимок Спустя несколько дней человек этот опять зашел, но на этот раз Томми был в офисе. Она позвонила ему, сказав, что пришел человек, оставивший снимок. Томми выходит из кабинета, направляется прямо к посетителю и, ни слова не говоря, дает ему по роже. Тиффани сказала, что странным показалось ей то, что на Томми были тогда кожаные перчатки. Иными словами, он готовился к новому визиту этого человека, поджидал его. Вот так – подошел, вдарил, сбил с ног и вышвырнул на улицу. Тиффани просто глазам своим не поверила. Она спросила, кто это был, на что Томми ответил: «Страховой агент, черт его дери!» Но примечательно то, что, по словам Тиффани, о страховке никто и не заикнулся. Тот человек вообще не успел рта раскрыть. А Томми знал, что тому надо, выходит так? Я спросил Тиффани, был ли это, по ее мнению, русский. Она затруднилась с ответом. Я привез ее на Уилшир, дал ей просмотреть мой русский кондуит. И кого же из всех она там выбрала? Романа Булкина!
– Если бы Томми был жив, – сказал Чили, – вы могли бы вменить ему в вину нападение на человека. Но оснований обвинять Булкина в убийстве у вас нет.
– У нас нет оснований вообще в чем-либо его обвинять. Сейчас мы смотрим, не из того ли пистолета, что и армянин, убит был Томми. Положительный ответ на этот вопрос сильно продвинул бы следствие.
– Думаю, он скоро выйдет, – сказал Чили. – Надо сходить в туалет.