Приближался Раджи, их директор. Темный костюм сливался с сумраком вокруг – черный шелковый блейзер свободно висел на нем, а под блейзером ничего, кроме золотой цепочки и светло-коричневой кожи. Черные брюки-фанданго по бокам украшены рядами пуговиц и кремовые ковбойские сапожки с каблуками, увеличивающими его рост до среднего; Раджи шел этой своей неспешной походочкой вразвалку, глаза прикрыты темными очками, а голова – кепочкой, одетой задом наперед, в подражание его кумиру Сэмюелю Л. Джексону. Подойдя, Раджи бросил Линде:

– Эта сигарета испортит тебе голос, детка, – И, выхватив у Виты ее косячок, сам затянулся, на секунду задержал дыхание, после чего сказал: – Мисс Сайгон будет танцевать в дискотеке четыре вечера в неделю, работа выгодная, только успевай набивать карманы. Я сказал ей, что дело нехитрое: стоит только протянуть «О-о, я такая чувственная» и вильнуть задницей – и все мужики наперебой станут кидать денежки. Я и вас, леди, могу устроить, будете плясать в лучших клубах Лос-Анджелеса. А вдобавок еще по частным вечеринкам, но это за отдельную плату и когда захочется.

– Чудесная перспектива, – сказала Линда.

– Слушайте, это поможет вам встать на ноги. Ведь вы поете отлично, «Спайс герлс» вам в подметки не годятся. Я теперь новых цыпочек присматриваю, латиноамериканскую и еще какую-нибудь экзотическую – так сказать, расширяю спектр национальностей. Понимаете, о чем я? Нужен хип-хоп. Это и для диска требуется. Песни уже почти готовы. Мы выпустим си-ди, и вы станете хип-хопершами под новым названием. Назовем вас какой-нибудь «Цыпорамой» или «Цыпогруппой». Обрядим в ковбойские шляпы, какую Дейл Эванс носит…

– Радж? – вмешалась Линда.

Он был занят – затягивался новой сигаретой Виты и не сразу взглянул на Линду.

– Я такой музыкой из подворотни не занимаюсь.

На секунду она решила, что этим замечанием вывела его из себя, так что он готов даже ударить ее.

Но по прошествии секунды Раджи лишь покачал головой.

– Специально доводишь меня до крайности, да? Пробуешь сделать так, чтобы я дал тебе пинка, зная, что я по природе человек миролюбивый и не то что руки на тебя не подниму, – голоса не повышу! Но разреши мне напомнить тебе, что ты всем мне обязана и что мы с тобой в одной упряжке, без меня ты ничто и ни черта без меня не добьешься. Ясно тебе это? Вместо тебя я могу любую подобрать, меня же тебе никто не заменит.

– Вот и уволь меня, – предложила Линда. Раджи улыбнулся.

– А мне нравится твоя попка. – И, уже уходя, бросил: – А теперь за дело, дорогуши! Пора на сцену.

Вита затушила сигарету о ствол ясеня, а окурок сунула в карман джинсов, отстегивающихся в промежности. Обе они были теперь в узких шортах, в туфлях на каблуках и лифчиках-бикини.

Вита сказала:

– Зачем ты так разговариваешь с ним? Хочешь уйти – уходи, скатертью дорога, но зачем злить его? Такие, как он, что паинькой прикидываются, на деле способны на жуткие мерзости. Никогда не знаешь, что у них на уме. – Вита помолчала. – Ну и что ты на это скажешь?

Линда прикончила свою сигарету и отшвырнула ее.

– Я уже сказала. Никакого хип-хопа я делать не буду.

Стоя около входа, Чили ждал, пока капельдинер отыщет его фамилию в списке приглашенных. Его заметил выходивший Хью Гордон и остановился поздороваться с ним. Хью Гордон, музыкальный редактор обеих картин – «Поймать Лео» и «Пропащего», в свое время объездил с Чили все клубы Лос-Анджелеса, подбирая с ним музыку для этих картин.

Хью сказал:

– Ты снимаешь картину без меня?

Чили объяснил, что никакой картины не снимает, а приехал посмотреть «Цыпочек», узнать, что они из себя представляют.

– Ты пропустил самое интересное, – сказал Хью, – «Кошачий концерт» и Дерек Стоунз только что окончили выступление. А «Цыпочки», они лишь перепевами занимаются, подражают «Спайс герлс». Своего рода рекламная акция, группа поддержки. Белая и черная цыпочки петь могут, обе они и для сольных выступлений сгодятся, если предоставить в их распоряжение хороших музыкантов и провести рекламную кампанию. Вот насчет азиатки я сомневаюсь. Она держится неуверенно, и голос дрожит.

– Белую цыпочку я знаю. Ее зовут Линда Мун.

– Ага. Думаю, она может и блюзы петь, и кантри, и все, что ей заблагорассудится, в том числе баллады. Она молоток, и успех ей обеспечен.

Чили слышал, как играет оркестр, слышал голоса девушек, изображавших импровизацию. Номер окончился, и раздались аплодисменты и свист. Чили сказал Хью Гордону:

– Публике вроде бы нравится.

– Ну, они выпить пришли, время провести. Почему бы и не похлопать? Это как разглядывать девушек на подиуме.

Тут к обочине подрулил автомобиль, за рулем которого сидела женщина, и Хью поспешил сказать: – Ну, рад был тебя повидать, Чил.

Внутри в темноте грохотала музыка – звуки взвивались вверх, резонируя от потолка, но Чили это нравилось. Нравился четкий ритм, обволакивающая чувственность движений, когда девушки гнали лирику, близко держа ко рту микрофоны. Линда была в центре. Едва увидев ее, он порадовался тому, что пришел. Господи, вот это ножки так ножки! Черная цыпочка тоже не отставала, да и азиатка была неплоха, хорошенькая девушка, но до Линды и черной цыпочки ей далеко. Девушки двигались в такт музыке и знали, как сделать голос влекущим и нежным одновременно, под стать лирическим мелодиям, которые они исполняли. Но, на взгляд Чили, звездой среди них была Линда. Девушка оказалась действительно талантлива. Во время выступления лицо ее сохраняло отстраненное холодноватое выражение, как у стриптизерши, делающей ровно столько движений, сколько требуется для того, чтобы тебя завести, но не больше. Оркестр, расположившийся на эстраде, занимал ее почти всю: четыре парня с торчащими во все стороны и выкрашенными золотистой краской волосами – бас-гитара, гитара, клавишник и ударник. Поэтому «цыпочки» выступали на танцевальной площадке, то и дело оказываясь совсем близко от стойки небольшого бара, за которой Чили потягивал темное пиво, сидя на табуретке в форме бокала для мартини. Он не сводил тогда взгляда с Линды и видел, что и она смотрит на него, а потом, окинув его беглым взглядом, делала в его сторону движение бедрами под музыку «Кто ты есть на самом деле» – чудесную мелодию, отчего у него мурашки пробегали по коже, она отворачивалась и опять начинала двигаться в такт движениям черной девушки. Если она видела его с Чарли Роузом, она, должно быть, его узнала, но не подала вида, что знает его, не улыбнулась, а лишь вот так виляла бедрами. Оставалось гадать, ему ли предназначены эти движения или нет – возможно, в зале было слишком темно, чтобы разглядеть его, одетого в темный костюм. Девушки исполнили двенадцать номеров.

После седьмого или восьмого номера Чили подумал, что ему надоел шум, и пожелал, чтобы все это поскорее кончилось и он смог бы повидаться с Линдой и поговорить с ней. Ему нравились ее волосы и то, как она изредка проводит по ним рукой. Фигура у нее была просто классная, и эти потрясающие ноги в белых шортах, может быть, самую малость, слишком уж вызывающих. Девушка была что надо. Вот они окончили выступление и раскланивались под аплодисменты и даже одобрительные крики и свистки. Наверное, в зале у нее есть и друзья… Но она пригласила его, захотела, чтобы он был на концерте. Теперь было видно, что она смотрит в его сторону, и он помахал ей рукой в свете верхнего прожектора. Она заметила его, повернулась и направилась к двери, ведущей за кулисы.

Теперь его охватило нетерпение, но он не торопился, не спеша поглядывая по сторонам и размышляя о том, почему в помещении так темно, несмотря на разноцветные фонарики, свешивавшиеся с потолка и отбрасывавшие круги света на стойку бара и столики у задней стены. В переднем зале возле входа помещался главный бар, переделанный из корпуса реактивного истребителя со сложенными крыльями. За ним на стене висела карта полушарий. Но появилась Линда, и теперь ему стало недосуг размышлять о том, какое отношение имеет реактивный самолет ко всем этим цветным фонарикам и не означают ли самолетные крылья какое-то новое слово в искусстве – слово, ему пока что неизвестное. Линда была теперь в белой футболке.