Альдо, запрокинув голову, весело расхохотался.

– Индия Хавен, прошу отобедать со мной сегодня вечером.

Ее колебания выглядели так мило. Он мог читать мысли в этих мерцающих карих глазах. Сначала – интерес, потом, может быть, может быть… и вот – непреклонность. Нет, она не согласна.

– Но почему же нет?

– Меня пригласил на обед Фабрицио. У меня нет возможности пойти с вами.

– Больше ни слова, Золушка, – победоносно воскликнул Альдо. – Значит, нас обоих пригласили на обед.

– Правда? – засмеялась Индия, выходя в коридор. – Тогда мы еще увидимся. Сейчас я, знаете ли, должна идти. Я обещала Маризе присмотреть, все ли готово для того, чтобы впустить гостей, хотя в этом нет особой нужды – ее прислуга разберется во всем, конечно, лучше, чем я.

– Вы работаете у Маризы?

Рука Альдо казалась такой крепкой, когда он взял ее под локоть и они вместе пошли по коридору.

– Нет. У Фабрицио. Я поспешу. Еще увидимся, – Индия побежала по коридору, постукивая высокими каблуками.

– Да, – вдруг вспомнила она, обернувшись, едва лишь достигла двери, – но я не знаю, как вас зовут.

– Альдо, – ответил он. – Альдо Монтефьоре.

Их взгляды встретились.

– Монтефьоре, – прошептала она, мягко произнося каждый слог, – какое чудесное имя. – Она повернулась и вышла, и какое-то мгновение Альдо еще внимал звукам ее голоса, называвшего ее по имени, чтобы потом, буквально сорвавшись с места, проследовать за ней в переполненную залу.

Он вновь отыскал ее – но уже вне дома, на улице, там, где она во все глаза смотрела на пустое пространство, еще недавно занятое крошечным красным «фиатом». Рядом, на стене, виднелась вполне ясная надпись: стоянка запрещена.

– Я полагаю, машину увезли на буксире, – сказал Альдо, и в голосе его слышалось сочувствие. Ее неудача ставила его в выгодное положение. Это означало, что он сможет отвезти ее на виллу… а потом заедет к ней домой.

– Ах, черт! – Слезы ярости полились из глаз девушки. Она так любила свою машину и не переносила, если кто-либо еще прикасался к «фиату». Кто знает, где он сейчас? Дорожная служба славилась «неосторожным» обращением с автомобилями, припаркованными там, где запрещалось. – Что мне теперь делать? – беспомощно спросила она.

– Пойдемте. – Альдо вновь взял ее под руку, и они перешли улицу там, где на другой стороне, прямо под знаком, запрещающим стоянку, был припаркован его черный автомобиль «рэббит».

– Не могу в это поверить! – задохнулась от изумления Индия.

Альдо пожал плечами.

– По вечерам они сначала объезжают левую сторону, – объяснил он. – Позднее вернутся, чтобы проехаться по правой стороне.

– Вот мне везет! Ладно, если бы это не случилось со мной, это случилось бы с вами, что куда хуже. Представьте, оказаться на вечеринке с ног до головы облитым спиртным по вине некой неосторожной женщины, а потом обнаружить, что еще и машину увезли.

– Представляю! И тогда ничего другого не оставалось бы, как скрыться в деревне и зажить отшельником вдали от ужасов большого города.

Индия рассмеялась, он помог ей сесть в автомобиль и захлопнул дверцу. Да, определенно Альдо Монтефьоре нравился ей.

Лондон

Морган МакБейн был доволен собой. Этот вечер, который, как он ожидал, окажется отчаянно скучным или, что еще хуже, скучным и по-британски чопорным, обернулся совсем иначе.

Хозяйка, справа от которой он сидел, обладала очаровательным остроумием, и это развлекало его, а прелестная девушка, сидевшая слева, была по-настоящему загадочна. И даже более того, поскольку его не покидало ощущение, будто он наверняка встречал ее раньше, только не мог припомнить, где. Венни. Милая Венеция.

– Такое дивное имя – Венеция – и такое необычное. Ее мягкие розовые губы, приоткрывшись, сложились в доверительную – и мучительную для него – улыбку, а в огромных серо-голубых глазах сверкнул насмешливый огонек.

– Это моя мать так романтично пошутила… Я названа в честь города, где была зачата, Венеции – то ли в гостинице Чиприани, то ли в гондоле, мама никогда не была в точности уверена, где…

Морган расхохотался на всю комнату.

– Во всяком случае, результат того стоил. Надеюсь, братьев у вас нет?..

– Две сестры… вы не поверите… Парис и Индия.

– А где… с ними это случилось?

– О, с Индией дело обстоит лучше всех – мы всегда знали, что в плавучей гостинице на озере в Кашмире. А Парис – в отеле «Ритц», и она говорит, что, раз зачатие произошло практически в двух шагах от ателье мадам Шанель, сама судьба повелела ей стать великой законодательницей мод.

– …И она стала?

Венеция пожала плечами.

– Это не так-то легко, но Парис упорно работает, а когда у вас таланта и решимости столько, сколько у нее, к вам однажды обязательно придет успех. Вы согласны?

Морган решил задать ей контрвопрос:

– А вы, Венеция, какой у вас талант?

– Ах, я?.. Я ничего особенного не сделала, окончила школу и потом получила диплом повара. У меня нет никакого таланта, правда…

– Но еда очень вкусная, и стол выглядит так красиво! Это не всякому дается, Венеция…

Он хотел добавить, что дыхание захватывает, так она хороша, но это было бы уж слишком.

– А как насчет вас, Морган МакБейн, где спроектировали вас?

Глаза Венеции заблестели в предвкушении забавы. Ей нравилось находиться рядом с Морганом, все происходило так, словно они обедали в одиночестве; прочих, кто сидел за столом, казалось, не занимал их частный разговор, а пристальный взгляд юноши заставлял трепетать ее сердце. Кожа его была такой загорелой и обветренной, а плечи такими широкими. От него исходило ощущение силы и надежности.

– Я зачат и рожден в автомобильном прицепе близ строительного участка на самом бесплодном плоскогорье Техаса. Мой отец занимался тем, что на свой страх и риск пытался найти нефть, а моя мать, которая его обожала, отказалась покинуть эти места, когда я уже должен был появиться на свет, хотя условия там были, как у дикарей. Через две недели после моего рождения она умерла. С самого начала она с ним работала бок о бок, помогала во всем… он всегда говорил, что без нее он никогда бы ничего не достиг. Она верила в него…

– Простите меня, Морган. – Венеция страшно смутилась.

– Ничего. Это было давно. И она оказалась права, мой отец кое-чего добился в жизни. Но в брак больше не вступал никогда, – добавил Морган с кривой усмешкой, – хотя я располагал самым невероятным набором женщин, которые упорно набивались ко мне в матери.

– Подождите-ка минутку. – Венеция не знала, как это такая простая вещь не пришла ей на ум раньше. – Конечно же – Фитц МакБейн! Самый богатый человек в мире. Морган, я потрясена!

– Возможно, еще не самый богатый. – Венеция, несомненно, принадлежала к числу тех немногих девушек, которых когда-либо встречал Морган, для кого тот факт, что он – сын Фитца МакБейна, означал немногим более того, что, узнав об этом, нужно пошире раскрыть глаза. Подобно отцу, сын использовал имя МакБейн, мгновенно производившее магический эффект и действовавшее словно магнит, когда в поле его зрения попадали особо привлекательные женщины. Бесчисленное количество красавиц как Европы, так и Америки пытались препроводить обоих, как сына, так и отца, к алтарю. Но усилия эти пропадали втуне.

– Да не так уж вы и потрясены, – сказал он, слегка пожимая ей руку, – и правильно. Я всего лишь трудяга – сын, чей отец добился успеха. Мы заняты сейчас не только нефтью. Фитц решил провернуть несколько операций с недвижимостью, может быть, потому, что шесть лет ему пришлось прожить в автомобильном прицепе в невообразимой дыре. Во всяком случае, он купил заросшие зеленью участки на островах в Карибском море, есть у него планы и относительно земли в Нью-Йорке, Хьюстоне и Далласе; он учится распознавать вина, так как купил во Франции замок с виноградниками… Есть приобретения и в городе, чьим именем назвали тебя, Венеция. И потом, раз уж он не выносит сидеть без дела, то либо строит отели, либо перестраивает уже существующие дома в отели. Потом, когда проекты выполняются, переключает интересы на строительство судов, танкеров, барж. Отец начал работать с тринадцати лет. Я родился, когда ему было всего двадцать, а сейчас ему сорок четыре. Представляете, что он еще достигнет дальше?