Увы, видимость достоинства мне не дали сохранить, громко сказав в спину:

- Покидать пределы каюты строго запрещается, лишь в сопровождении...

Бросила на него волчий взгляд и поспешила скорее убраться.

Вот так и потекло время...

В столовой, при моём появлении, всегда становиться тихо, никто со мной не разговаривает, разве что Рим но, увы, я с ним не говорила. Стараясь, на сколько это, возможно, не замечать его присутствия. Это по детски, но ничего поделать с этим, пока не хочу.

Тишина меня саму не напрягает, а вот кушать непонятно что, приходится под взглядом минимум двадцати человек, это немного неудобно. Особенно тяжело было первые дни, тогда они чут-ли в рот мне не заглядывали. Некоторые усмехались, другие хмыкали, третьи просто качали головой, будто чему-то удивлялись, при этом не одобряя...

А что такого я сделала??? Ем как все. Посуда, почти не отличается от нашей. Чего нибудь аморального, за собой не заметила, а спрашивать моего "конвоира" на данный момент, была не намерена.

Только периодически, сама, краем глаза бросала взгляды на окружающих, мне было интересно, кого ещё увижу...

В основном тут были :"черти"; пять-шесть "етти", включая самого доктора; двое "с яркой внешностью", они всегда обедали отдельно за столом и только один, непонятно кто, похожий на хомяка, только огромного роста и такой же круглый, с щеками, разве что шерсти не хватает .

Меня во всю распирало расспросить но, у нас на Земле есть негласное правило: Не хочешь отвечать на вопросы, не задавай их другим". Видимо здесь ему тоже следовали.

Если не считать моего "заточения" и всеобщего молчания то, ко мне относились достаточно хорошо, никто не пытал, опыты не ставил. Ощущала себя скорее как нежданный и не желанный гость, наверняка так и было.

Сегодняшний завтрак, состоял с какой-то каши, вся зелённая, цвета "детской неожиданности". За две недели, которые я здесь питалась, такого ещё не подавали. Судя по тому, как расцвели лица окружающих и с каким аппетитом они всё это наминали, это был какой-то деликатес.

Я конечно не привереда но, взяла ложку с некоторой опаской, попробовала. А так ничего кашка, по вкусу она была похожа на смесь чечевицы с томатной пастой.

Больше всего, я боялась реакции моего организма, на новый вид продукта. Поэтому, съела немного, чтобы желудок адаптировался. Ведь в первые дни, по ночам я мучалась лёгкой диареей, от некоторых продуктов слегка подташнивало.

Приходилось в экстремальных и экстренных условиях приобщаться к их рациону. Голод не тётка, да и жить-то хочется, а специального питания мне никто предлагать не собирался, да и врядли у них есть наша земная пища.

Только я собралась взять их энергетический напиток, как моё тело пронзила резкая боль. Заставив меня, крепко ухватится за край столешницы, наклонившись простонать...

Амадан

На следующий день сообщив, что подопечная проснулась, Джарим привёл её ко мне.

Как только за первым пилотом закрылась дверь, мою каюту окутал запах страха. Этот запах очень не понравился но, был очень кстати для того, что было на повестке дня.

Допрашивать легче всего, когда эмоции переполняют и нет времени для того чтобы придумать правдоподобную легенду. Даже если это удаётся, всё равно начинаешь путаться в своих показаниях.

Моя задача, довести до подобного состояния допрашиваемого, а потом внимательно проследить за запахом который тот издает. Запах вранья, очень специфический. У каждой расы свой но, его ни с чем не перепутать. Те, кто учиться в военных академиях, умеют это уже на втором курсе. Именно за наши физиологические особенности такие как: чувствительные слух и обоняние, высокую переносимость боли и регенерацию, не говоря уже о силе, аситины считались лучшими воинами.

Но лидерство в союзе нам обеспечило не это, а высокая квалификация каждого служащего. В военных академиях учились не только мы, но и другие представители союза. Все были асами своего дела.

Но, благодаря высоким адаптивным способностям, с аситинов требовали намного больше чем от других. Был жесточайший отбор, с академии каждый поступивший выходил: или выпускником или на каталке, не смотря на развитую медицину, многие после этого, физически восстанавливались годами, психологически, бывало никогда. Были случаи, смертельного исхода, это уже последние курсы, практика. Поэтому мы были универсальным оружием, солдатами сами по себе.

Но, к какой расе принадлежит эта меленькая самочка, я не знал. Поэтому, рассчитывать только на своё обоняние не мог.

Я играл на её эмоциях: вежливое общение и угроза, на невербальном уровне дали свои результаты, она рассказала и даже показала, откуда родом.

Вот только, её капитуляция была очень горькой. Какая радость от того, что приходится ломать детёныша? Один стыд.

Оставалось надеяться лишь на то, что я не слишком сильно её запугал. Как оказалось, не смотря на столь юный возраст, самочка всё же имеет сильный характер, это хорошо.

Поэтому, закрыв глаза на то, что рассказывать детальнее о своей родной планете, она не захотела, я её отпустил.

Больше давить на неё не хотел, это могло сломить её дух, а это было совершенно не в моих планах.

На протяжении двух недель, по моему приказу, Джарим водил её в столовую. То, что маленькая пассажирка не шпион, стало ясно с первых дней.

На её месте, многие постарались бы наладить отношение и выпытать как можно больше информации, с предполагаемого врага. А самочка не только сама не шла на контакт, но и не отвечала взаимностью на дружелюбные попытки первого пилота завести ни к чему не обязывающею беседу.

Мне не надо было даже читать его отчёты. О них, судачили, за каждым углом. Приходилось даже некоторых штрафовать за халатное отношение к работе.

Первый пилот с каждым днём становился всё подавление. Его обаяние на неё не действовало. Он, всегда считался серцеедом самочек, любых рас и возрастов. Больше книг на сайте кnigochei.net Если взрослые самки мечтали о возможности завести с ним интрижку или вступить в союз то, маленькие просто боготворили, для них он был идеалом.

Сначала некоторые злорадствовали о его неудаче, потом начали сочувствовать. Другие, недоумевали: к какой же холодной расе нужно принадлежать, что даже их ребёнок был столь бесчувственен. Где веселье, задор, неуёмная энергия, любопытство, непосредственность и очарование присущее всем детям?

Этот детёныш же ходил молчаливым, смотрел на все и всех с подо лба. Враждебно настроеных эмоций от неё не исходило но... она была какой-то безучастной что ли. Лишь изредка, от неё исходило легкое любопытство, потом будто захлопывалась ракушка.

Если бы я, собственными глазами, не видел её веселье или не чувствовал запах её страха, подумал бы, что она не умеет чувствовать.