Я задумал кого-нибудь убить? Какая глупость! Какая глупость! Нет! Я не хочу никого убивать… Не хочу!
— Постойте! — закричал я. — Постойте!
Старуха не остановилась и даже не сбавила шаг. Еще секунду я стоял на месте, а потом рванул за ней.
— Вы меня знаете?! — я забежал вперед и преградил ей дорогу. — Знаете?!
— Зачем мне тебя знать, ты еще не мертвый, — загадочно ответила старуха.
— А вы… Вы знаетесь только с мертвыми?
— В этом мире полно мертвецов, — безразлично ответила старуха и пошла в другую сторону.
— Постойте же! — закричал я и снова последовал за ней. — Что вы имеете в виду? О чем вы говорите?! Я не понимаю! Что значит — «в этом мире полно мертвецов»?
— То и значит, — ответила старуха. — Мертвец — он кто? Он — тот, кто лишился собственной воли. Так ведь?
Старуха остановилась и уставилась на меня своими когда-то карими глазами.
— Что — «так»? — оторопел я.
Она говорила, что мертвец — это не тот, кто умер, а тот, кто лишен воли. Но что значит — «лишен воли»? И зачем ей общаться с такими людьми?
— Ты своим умом думаешь? — Старуха уперлась руками в бока и грозно посмотрела на меня как на нашкодившего мальчишку. — Своим?
— Я… Я… — я не знал, что ответить, потому что не понимал, что она имеет в виду.
— А много ли таких, кто своим умом думает? — сощурилась старуха.
— Я думаю, много…
— Много?! — Она расхохоталась, показывая мне свой страшный беззубый рот. — Вот ты скажешь, конечно! Да ты еще и дурак!
Старуха снова куда-то направилась. Кажется, без всякой цели. Только бы избавиться от меня — как от приставшего к одежде репейника! Мы кружили с ней по небольшой площадке рядом с автобусной остановкой как два баскетболиста, дерущиеся за мяч на импровизированной тренировке.
— Господи, умоляю вас, скажите мне! Скажите! — Я готов был упасть перед этой старухой на колени, только бы она мне все объяснила.
Я так устал, так запутался. И эта женщина… Ведь это не случайно, что я ее встретил. У нее есть какое-то послание для меня. Она что-то знает! Почему она не скажет?!
— Никто не хочет думать своим умом, — старуха продолжала идти прочь, сетовала и недовольно качала головой из стороны в сторону. — Говорю ему, что он убийство затеял. А он мне — «скажите мне, скажите»! Ну не дурак?.. Дурак.
— Но что значит — думать своим умом? — я вцепился в нее как смертельно оголодавший клещ. — Что вы имеете в виду? Это ведь непонятно. Вы можете разъяснить…
Старуха снова остановилась и уставилась на меня как на форменного придурка, который встал ей уже поперек горла.
— Люди в Бога верят? — спросила она, глядя мне прямо в глаза.
— Верят, — ответил я.
— А откуда они знают, что Бог есть?
— Они чувствуют, — я непонимающе развел руками.
— Они что, по-твоему, Бога чувствуют? Ты в своем уме?! — она произнесла это слово — «Бог» — с каким-то особенным пренебрежением в голосе, словно бы речь шла не о Боге, а о какой-то дешевой кукле, поделке из кусочков ткани. — Им понарассказали всякой всячины, съели их ум своими идеями. И теперь они ходят, «чувствуют Бога»! Надо же! Своим умом они думают! Посмотрите на них! С ума сойти!
— Так что же, нет Бога, по-вашему?..
— По-вашему, по-нашему, по-твоему, по-моему… — заворчала старуха. — Вот все так!
— Но вы же сами говорите — «своим умом», — я совершенно растерялся, — вот и получается — по-вашему, по-нашему, по-твоему, по-моему…
— Тьфу! — старуха плюнула наземь рядом со мной и повернулась. — Дурак какой!
— Нет, постойте! — закричал я, забегая вперед. — Зачем вы уходите? Почему вы не хотите мне все объяснить? Вы же сами ко мне подошли!
— Ну подошла я, что с того? — Старуха снова остановилась и презрительно на меня уставилась. — Что, теперь я, значит, виновата, что ты — дурак? «Объясните мне», «расскажите мне», «разъясните мне»… Слов-то каких набрался! А ум твой — где?! Где, я тебя спрашиваю?!
Чертовщина какая-то. Я смотрел на старуху непонимающими глазами, совершенно лишенный какой-либо способности думать и отдавать себе отчет в том, что происходит. «Где мой ум?» — спрашивает она. Да, где мой ум? Не знаю. Я растерялся. Я запутался. Я ничего не понимаю! Мне кажется, этот мир вокруг меня ненастоящий… Куда уж дальше?!
— Так ничему нельзя верить? — прошептал я.
— Нельзя, — сурово ответила старуха.
— Но как же?.. — я почувствовал, как ноги мои стали ватными, а земля буквально уходит из-под них, проседает. — Как мне с вами, например, разговаривать, если я не должен вам верить? Как?!
— А вот и молчи, если не умеешь! — огрызнулась старуха. — Зачем говорить, если не знаешь как?
— Но помилуйте… А как же? Молчать?..
— Молчи, — уверенно сказала старуха.
— Я ничего не понимаю. Ничего не понимаю…
— Ум твой где?!! — заорала она.
— Где мой ум… Ничему нельзя верить… Не можешь говорить — молчи… — повторял я, пытаясь собрать воедино эти такие бессмысленные на первый взгляд фразы.
— Тьфу! — снова плюнула старуха и пошла прочь.
— Но зачем вам мертвецы? — прошептал я, глядя ей вслед.
Старуха остановилась, но не обернулась. Задумалась о чем-то, словно решала — сказать мне или нет.
— Я забираю их души, — сказала она, не оборачиваясь.
— Забираете их души?! — повторил я.
— Забираю, — она в который раз повернулась и посмотрела на меня, словно пронзила раскаленной иглой. — Потерял человек свой ум — зачем ему душа? Душа ему и так не принадлежит. А если он свой ум потерял, как же ему душу его доверить? Все. Прощайся. Хочешь сохранить душу — сохрани свой ум. А не хочешь — жри, что тебе рассказывают, верь — «по-моему», «по-твоему», «по-нашему», «по-вашему» — душа твоя больше тебе не принадлежит. Не смог сохранить — отдай! Я заберу.
У меня дыхание прервалось от этих слов. Грудную клетку сдавило будто компрессором.
— Сдохнешь ты скоро, — сказала старуха, глядя на меня. — Вижу, что скоро. Совсем скоро. Прощай!
С этими словами она резко пошла в сторону и уже через пару секунд оказалась посередине дороги — прямо перед мчащейся на нее легковой машиной.
— А-а-а! — только и успел вскрикнуть я. Раздался ужасный скрип тормозов, какой-то свист, удар…
Машина встала как вкопанная в пяти сантиметрах от безумной старухи. Та, словно бы ничего не случилось, обошла капот ржавой развалюхи, у которой неизвестно как крутятся колеса, не то что — работают тормоза, молча открыла дверь, села и прикрикнула на водителя:
— Чего встал?! Поехали!
Заглохнувшая было машина тут же завелась и рванула с места.
У меня было ощущение, что я познакомился с собственной смертью. Старая страшная женщина в прохудившемся пончо. Наверное, так и должна выглядеть моя смерть — неприглядная, злобная, жестокая. Она полностью убила во мне всякое желание действовать, куда-то идти, ехать, что-то делать.
«Своим умом…» — что это значит? Кто на этой планете живет «своим умом», если он таков, каким его описала эта старуха? «Им понарассказали всякой всячины, съели их ум своими идеями, и теперь они ходят…» Неужели «свой ум» — это вечное сомнение, вечно метущаяся душа?!
Хотелось плакать — от пустоты, от безысходности. Я раздавлен…
«Своим умом…» А жил ли я когда-нибудь своим умом? Я жил умом моего деда, точнее — содержанием его ума. Я жил умом моих друзей, точнее — тем, что мы делали, пускаясь на поиски Скрижалей. Я жил самими Скрижалями. Но Скрижали — это не мой ум. Но что тогда мой ум? Где он? Чем отличается он от «не моего ума»?
Даже здесь, в этом месте, я оказался не «своим умом». Меня привел сюда мой браслет.
Я посмотрел на него. Он жег теперь не жаром, а леденящим холодом.