– Можно просто Азар, мы же соседи, – сказал он. – Хадия настояла, чтобы я познакомился с ее новой подругой Барбарой сразу же, как только вернусь домой, но я вижу, что мы выбрали не лучшее время.

– Ну, ничего. Нормально. Почти. – Чего она мямлит? Барбара взяла себя в руки. – Я тут частично окунулась в Темзу, поэтому в таком виде. А в остальном со мной все в порядке. Но, вообще-то, который час? Еще не пора спать? Войти не хотите?

Хадия тянула отца за руку, нетерпеливо пританцовывая па. Отец положил руку ей на плечо, и девочка сразу же успокоилась.

– Нет. Сегодня вечером мы вам помешаем, – сказал он. – Но мы вам благодарны, Хадия и я.

– Вы ужинали? – весело спросила девочка. – Потому что мы еще нет. А у нас будет карри. Папа будет его готовить. Он принес ягнятину. Нам хватит. Даже много. Папа готовит чудесное карри. Если вы не ужинали…

–Хадия, – спокойно произнес Азар. – Веди себе прилично, пожалуйста. – Ребенок снова замер, хотя ее лицо и глаза так и сияли. – Разве ты не хочешь кое-что передать своей подруге?

–Ой! Да, да! – Она подпрыгнула. Из кармана пиджака отец Хадии достал ярко-зеленый конверт. Подал девочке. Она церемонно протянула его Барбаре. – Вот что я собиралась оставить на крыльце, – сказала она. – Можете не открывать сейчас. Но если хотите, можете и открыть. Если, правда, хотите.

Барбара вскрыла конверт и вытащила кусок желтой поделочной бумаги с зубчатыми краями, который в развернутом виде оказался лучистым подсолнухом, и в центре его красовались аккуратно отпечатанные слова: «Сердечно приглашаем вас на праздник в честь дня рождения Халиды Хадии, который состоится в пятницу в семь часов вечера. Вас Ждут Чудесные Игры! Вам Подадут Восхитительное Угощение!»

– Хадия не успокоилась бы, если бы приглашение не доставили сегодня вечером, – вежливо объяснил Таймулла Азар. – Надеюсь, вы сможете прийти, Барбара. Это будет… – он осторожно глянул на ребенка, – очень скромное торжество.

– Мне исполнится восемь лет, – сказала Хадия. – У нас будет клубничное мороженое и шоколадный торт. Вам не нужно приносить подарок. Думаю, у меня они и так будут. Мама пришлет что-нибудь из Онтарио. Это в Канаде. Она там отдыхает, но она знает, что это мой день рождения, и знает, чего я хочу. Я сказала ей перед отъездом, правда, папа?

– Правда. – Азар взял ее за руку. – А теперь, когда ты доставила приглашение своей подруге, возможно, лучше всего будет пожелать ей спокойной ночи.

– Вы придете? – спросила Хадия. – Будет очень весело. Обязательно.

Барбара перевела взгляд с умоляющего лица ребенка на ее печального отца и невольно спросила себя, что за всем этим стоит.

– Шоколадный торт, – повторила девочка. – Клубничное мороженое.

– Хадия, – терпеливо одернул ее отец.

– Да, я приду, – сказала Барбара.

Она была вознаграждена улыбкой Хадии. Девочка подпрыгнула и потянула отца назад, к их дому.

– В семь часов, – напомнила она. – Вы не забудете?

– Не забуду.

– Спасибо, Барбара Хейверс, – просто сказал Таймулла Азар.

– Барбара. Просто Барбара, – отозвалась она.

Он кивнул и мягко направил девочку на дорожку. Она помчалась вперед, косички прыгали вокруг ее головы, дергались, как на шарнирах.

– День рожденья, день рожденья, день рожденья, – пела Хадия.

Барбара смотрела им вслед, пока они не исчезли за углом дома. Она закрыла дверь, взглянула на подсолнух-приглашение, покачала головой.

Три недели и четыре дня, вдруг осознала она, без единого слова и улыбки. Кто бы мог подумать, что первым ее другом из новых соседей станет восьмилетняя девочка?

Я отдыхала почти час. Мне бы следовало лечь в кровать, но я начала думать, что если уйду в свою комнату, не закончив это, когда я так близка к концу, у меня не хватит духу.

Вернемся к моей матери.

Одно дело – принять решение сказать ей о своей болезни. Другое – выполнить это решение. После того вечера на барже, с Крисом и Максом, я месяц откладывала выполнение намеченного. Я продумывала различные сценарии, проигрывала в уме воображаемые варианты примирения до его логического конца. Конец же каждый раз был одним и тем же. Мать выигрывала, я проигрывала. Сами обстоятельства нашей встречи ставили меня в невыгодное положение. Единственным способом выйти из нее победительницей было встретиться с матерью в условиях, при которых она просто будет вынуждена излучать сострадание, любовь и прощение. Ей захочется казаться хорошей. Поскольку у меня не было разумных оснований надеяться, что она пожелает казаться доброй ради меня, я поняла, что при нашей встрече Должен присутствовать Кеннет Флеминг. Поэтому придется съездить в Кенсингтон.

Крис хотел сопровождать меня, но поскольку я солгала, что уже позвонила матери, я не могла допустить, чтобы он присутствовал при самом первом моменте нашей встречи. Поэтому я дождалась очередной запланированной акции Движения, и в тот вечер за ужином объявила, что мать ждет меня к половине одиннадцатого. Он может высадить меня в Кенсингтоне, по дороге в исследовательскую лабораторию в Нортхэмптоне. Я поторопилась прибавить, что он спокойно сможет забрать меня рано утром, учитывая акцию. Нам с матерью есть что обсудить, и ей, как и мне, заявила я, не терпится восстановить наши отношения. Часа или двух не хватит, мы десять лет жили порознь.

– Не знаю, Ливи, – колебался он. – Мне не нравится, что ты останешься там одна. А если разговор

не получится?

– Тогда я позвоню Максу. Он сможет меня забрать. Договорились?

Крис был не в восторге, но согласился.

В двадцать пять минут одиннадцатого мы въехали на Стаффордшир-террас. Свободного места для парковки, как всегда, не оказалось, и Крис оставил мотор включенным, а сам вышел помочь мне выбраться из машины. Он поставил ходунки и перенес меня к ним.

– Прочно стоишь?

На что я весело солгала:

– Как утесы Гибралтара в шторм.

До двери нужно было преодолеть семь ступенек. Мы сделали это вместе. Остановились перед дверью. В столовой горел свет. Эркер сиял. Над ним, в гостиной, тоже светились окна. Крис потянулся к звонку.

Я остановила его и улыбнулась:

– Послушай, Крис. Дальше я справлюсь сама. Иди.

– Я бы помог тебе усесться.

– Не волнуйся. Это сделает мать,

– Не упрямься, Ливи. – Он похлопал меня по плечу и позвонил.

Ну все, подумала я. Что я скажу матери, чтобы сгладить шок от своего непрошенного, неожиданного и непредвиденного появления. И Крису не понравится, что ему солгали.

Прошло полминуты. Крис позвонил еще раз. Прошло еще полминуты.

– Ты, кажется, сказала…

– Наверное, она в туалете, – сказала я и достала ключ, молясь, чтобы мать не сменила замок. Она не сменила.

Оказавшись в прихожей, я позвала:

– Мама? Это Оливия. Я здесь.

Музыка, которую мы слышали на крыльце, доносилась сверху. Фрэнк Синатра пел «Мой путь». Его сладкий голос вполне мог увлечь настолько, что не услышишь ни звонка в дверь, ни моего голоса.

– Она наверху, – сказал Крис. – Привести ее?

– Она никогда тебя не видела, Крис. Ты до смерти ее напугаешь.

– Если она знает, что ты приедешь…

– Она думает, что я приеду одна. Нет, Крис! Не надо!

Но он уже шел к лестнице в конце коридора. Поднимаясь по ступенькам, он крикнул:

– Миссис Уайтлоу? Это Крис Фарадей. Я привез Ливи. Миссис Уайтлоу? Я привез Ливи.

Он исчез наверху. Я с ворчанием потащилась в столовую, а из нее – в смежную малую гостиную. Оставалось только встретить неминуемое с открытым забралом.

К тому моменту как я, убрав с глаз ходунки, разместилась на уродливом в своей бархатно-ореховой элегантности диванчике моей прабабки, который стоял у той же самой стены с середины девятнадцатого века, вернулся Крис.

– Ее здесь нет, – сказал он. – По крайней мере, наверху. Боже, от этого места у меня мурашки по коже, Ливи. Тут как в музее. Повсюду такие вещи…

– А спальня? Дверь закрыта? – Когда он покачал головой, я направила его в кухню. Если мать находилась там, она могла не услышать.