Линли не мог не заметить, что с желаниями ее отца тут считались. Переступить порог дома номер 18 по Стаффордшир-террас означало попасть в «капсулу времени», оклеенную обоями Уильяма Морриса3, с бесчисленными гравюрами на стенах, персидскими коврами на полу, бывшими газовыми рожками под синими круглыми абажурами, служившими теперь бра, с камином, каминная полка которого была обита бархатом и в центре которого висел бронзовый гонг. Решительно странная картина.

Ощущение анахронизма только усиливалось по мере того, как они поднимались по ступенькам, вначале мимо выцветших гравюр на спортивные темы, а потом, после бельэтажа, мимо целой стены, увешанной взятыми в рамки карикатурами из «Панча». Они были размещены по годам, начиная с тысяча восемьсот пятьдесят восьмого.

Линли услышал, как Хейверс, оглядываясь по сторонам, охала: «Господи». Увидел, как она поеживалась, явно не от холода.

Комната, в которую привела их Мириам Уайтлоу, могла служить или восхитительной декорацией для телевизионного исторического фильма, или для музейного воспроизведения гостиной викторианской эпохи. Здесь имелись два выложенных плиткой камина, над их мраморными, с украшениями, полками висели венецианские зеркала в позолоченных рамах, в которых отражались часы из золоченой бронзы, этрусские вазы и маленькие бронзовые статуэтки, изображавшие Меркурия, Диану и боровшихся друг с другом обнаженных жилистых мужчин. В дальнем из двух каминов горел огонь, и Мириам Уайтлоу направилась к нему. Проходя мимо кабинетного рояля, она зацепилась перстнем за бахрому шали, которой был накрыт инструмент. Она остановилась, отцепила и поправила шаль, а заодно поправила фотографию в серебряной рамке, их на рояле располагалась дюжина, если не больше. Это была не столько комната, сколько полоса препятствий, состоявшая из кисточек, бархата, композиций из сухих цветов, кресел и очень маленьких скамеечек для ног, угрожавших неосторожному гостю сокрушительным падением.

И снова, словно прочитав его мысли, миссис Уайтлоу сказала:

– К этому со временем привыкаешь, инспектор. Когда я была ребенком, эта комната была для меня волшебным местом: все эти завораживающие безделушки, которые можно было рассматривать, о которых можно было размышлять и сочинять истории. Когда дом перешел ко мне, я не решилась ее изменить. Прошу вас, садитесь.

Сама она выбрала кресло, обитое зеленым бархатом. Полицейским же указала на кресла поближе к камину, из которого дышал жаром горевший уголь. Эти глубокие кресла были обиты плюшем. В них человек скорее проваливался, чем садился.

Рядом с креслом хозяйки помещался столик на трех ножках, на котором стоял графин и маленькие рюмки. Одна из них была наполовину полна. Отпив из нее, Мириам Уайтлоу сказала:

– После ужина я всегда пью херес. Я знаю, что в обществе это не принято. Бренди или коньяк подошли бы больше. Но я никогда не любила ни один из этих напитков. Не хотите ли хереса?

Линли отказался. Хейверс, судя по всему, не отказалась бы от «Гленливита», если бы его предложили, но покачала головой и достала из сумки блокнот.

Линли объяснил миссис Уайтлоу, каким образом будет расследоваться данное дело, координируемое из Кента и из Лондона. Он назвал имя инспектора Ардери. Вручил хозяйке дома свою визитную карточку. Она взяла ее, прочла то, что было на ней напечатано, перевернула. И положила рядом со своей рюмкой.

– Простите, – сказала она, – я не совсем понимаю. Что вы имеете в виду под словом «координировать»?

– Разве вы не разговаривали с полицией Кента? – спросил Линли. – Или с пожарной бригадой?

–Я разговаривала только с пожарными. Уже после обеда. Не помню имени звонившего джентльмена. Он позвонил мне на работу.

– Это куда же? – Линли увидел, что Хейверс начала писать.

– В типографию. В Степни.

При этих словах Барбара подняла голову. Мириам Уайтлоу ничуть не сочеталась ни со Степни, ни с представлением о работнике типографии.

– В «Уайтлоу принтуоркс», – пояснила она. – Я там директорствую. – Достав из кармана носовой платок, она комкала его в пальцах. – Может, вы все же скажете мне, что происходит?

– Что вам уже известно? – спросил Линли.

– Джентльмен из пожарной бригады сообщил, что в коттедже был пожар. Он сказал, что им пришлось взломать дверь. Сказал также, что ко времени их приезда огня уже не было и большого ущерба, кроме дыма и копоти, он не причинил. Я хотела поехать и посмотреть лично, но он сказал, что коттедж опечатан и мне не разрешат войти, пока не закончится расследование. Я спросила, что за расследование. Спросила, почему необходимо расследование, если пожара фактически не было. Он спросил, кто жил в коттедже. Я сказала. Он поблагодарил и повесил трубку. – Она крепче сжала платок. – В течение дня я дважды звонила туда. Никто ничего мне не сказал. Каждый раз записывали мое имя и номер телефона, благодарили и обещали связаться со мной, как только будут какие-то новости. Вот и все. А теперь приехали вы и… Пожалуйста, скажите: что случилось?

– Вы сказали, что в коттедже жила женщина по имени Габриэлла Пэттен, – уточнил Линли.

– Да. Звонивший мне джентльмен попросил продиктовать ее имя по буквам. И спросил, не жил ли с ней кто-нибудь еще. Я сказала, что, насколько мне известно, нет. Габриэлла уехала туда в поисках уединения, и я не думаю, что она захотела бы принимать гостей. Я спросила у того джентльмена, все ли в порядке с Габриэллой. Он сказал, что свяжется со мной, как только узнает. – Она поднесла платок к ожерелью на шее. Оно было золотым, из тяжелых звеньев. Дополняли его такие же серьги. – Как только он узнает, – задумчиво проговорила она. – Как он мог не знать?.. Она пострадала, инспектор? Поэтому вы пришли? Габриэлла в больнице?

– Огонь начался в столовой, – сказал Линли.

– Это я знаю. Ковер загорелся? Габриэлла любит живой огонь, и если из камина вылетел уголек, пока она была в другой комнате…

– Вообще-то загорелось от сигареты в кресле. Несколько дней назад.

– От сигареты? – Мириам Уайтлоу опустила глаза. Выражение ее лица изменилось. Оно больше не казалось таким понимающим, как при словах об угольке.

Линли наклонился вперед.

– Миссис Уайтлоу, мы приехали поговорить с вами о Кеннете Флеминге.

– О Кене? Почему?

– Потому что, к несчастью, в вашем коттедже погиб человек. И нам нужно собрать информацию, чтобы разобраться, что же произошло.

Сначала она замерла. Затем дрогнули только пальцы, снова стиснув край платка.

– Погиб человек? Но пожарные не сказали. Только спросили, как пишется ее имя. И сказали, что свяжутся со мной, как только что-нибудь узнают… А теперь вы говорите, что все это время они знали… – Она судорожно вздохнула. – Почему они мне не сказали? Я же звонила, а они даже не удосужились сообщить, что кто-то погиб. Погиб. В моем коттедже. Габриэлла… О господи, я должна известить Кена.

– Погиб человек, миссис Уайтлоу, – подтвердил Линли, – но это не Габриэлла Пэттен.

– Нет? – Она перевела взгляд с Линли на Хейверс. И застыла в своем кресле, словно внезапно осознала готовый вот-вот обрушиться на нее ужас. – Так вот почему тот джентльмен хотел знать, не жил ли там с ней кто-нибудь. – Она сглотнула комок в горле. – Кто? Скажите мне. Прошу вас.

– Мне очень жаль, но это Кеннет Флеминг.

Ее лицо сделалось абсолютно непроницаемым. Затем на нем отразилось недоумение.

– Кен? – переспросила она. – Это невозможно.

– Боюсь, вы ошибаетесь. Тело официально опознано.

– Кем?

– Его…

– Нет, – отрезала Мириам Уайтлоу, стремительно бледнея. – Это ошибка. Кена даже нет в Англии.

– Его жена опознала его тело сегодня днем.

– Этого не может быть. Не может быть. Почему не попросили меня?.. – Она повернулась к Линли и повторила: – Кена здесь нет. Он уехал с Джимми. Они улетели… Они уплыли на яхте. Они решили немного отдохнуть и… Они в плавании, не могу вспомнить… Где он?.. Где?