– А он не звонил?

– Нет.

– Вы были здесь, дома, после отъезда Флеминга в среду вечером? Никуда не уезжали? Хотя бы на несколько минут? Может, вы пропустили его звонок?

– Я была здесь. Никто не звонил. – Ее глаза чуть расширились. – Нет. Это не совсем так.

– Кто-то звонил?

– Раньше. Как раз перед ужином. Кену, не мне.

– Вы знаете, кто это был?

– Гай Моллисон.

В течение ряда лет бессменный капитан английской сборной, подумал Линли. В том, что он звонил Флемингу, не было ничего странного. Но выбор времени наводил на размышления.

– Вы слышали слова Флеминга?

– Я сняла трубку на кухне. Кен ответил в маленькой гостиной, примыкающей к кухне.

– Вы слушали разговор?

Оторвав взгляд от огня, она посмотрела на Линли. Как видно, она была слишком измучена, чтобы оскорбиться подобным вопросом. Но тем не менее голос ее прозвучал сдержанно, когда она ответила:

– Конечно, нет.

– Даже перед тем, как положить трубку? Чтобы убедиться, что Флеминг на линии? Это вполне естественно.

– Я услышала голос Кена. Потом Гая. Это все.

– И что они говорили?

– Не помню. Кажется… Кен сказал «алло», а Гай сказал что-то насчет ссоры.

– Ссоры между ними?

– Он сказал что-то про возвращение Праха. Что-то вроде: «Мы же хотим вернуть этот проклятый Прах, а? Может, забудем о ссоре и пойдем дальше?» Разговор о матче с австралийцами. Ничего больше.

– А ссора?

– Не знаю. Кен не сказал. Я решила, что это связано с крикетом, возможно, с влиянием Гая на тех, кто производит отбор,

– Как долго продолжался разговор?

– Он спустился в кухню минут через пять-десять.

– И ничего о нем не сказал? И за ужином тоже?

– Ничего.

– Вам не показалось, что он переменился после разговора с Моллисоном? Может, ушел в себя? Разволновался, впал в задумчивость?

– Ничего подобного.

– А за последние несколько дней? За прошедшую неделю? Вы не заметили в нем никаких перемен?

– Перемен? Нет. Он был таким же, как всегда. – Она склонила голову набок. – А что? Что вы хотите узнать, инспектор?

Линли прикинул, как лучше ответить на этот вопрос. В настоящий момент у полиции было преимущество – знание сведений, которыми располагал только поджигатель. Он осторожно сказал:

– Не все ясно с пожаром б коттедже.

– Вы сказали, там была сигарета? В одном из кресел?

– Не был ли Флеминг подавлен в последние несколько недель?

– Подавлен? Разумеется, он не был подавлен. Да, он волновался, возьмут ли его играть за Англию. Возможно, слегка озабочен отъездом на несколько дней с сыном в разгар тренировок. Но и только. Да и с чего бы ему быть подавленным?

– У него не было личных неприятностей? Проблем в семье? Мы знаем, что его жена с детьми живут отдельно. С ними не было трудностей?

– Не больше чем обычно. Джимми – старший – был для Кена источником беспокойства, но какой подросток в шестнадцать лет не доставляет своим родителям хлопот?

– Флеминг оставил бы вам записку?

– Записку? Зачем? Какую записку? Линли наклонился к ней.

–Миссис Уайтлоу, мы должны исключить самоубийство, прежде чем продолжим расследование в других направлениях.

Она уставилась на него. Он видел, что она пытается выбраться из эмоциональной неразберихи, порожденной сначала шоком от известия о смерти Флеминга, а теперь предположением о его самоубийстве.

– Мы можем осмотреть его спальню? Она сглотнула, но не ответила.

– Считайте это необходимой формальностью, миссис Уайтлоу.

Она неуверенно встала, опираясь рукой на подлокотник, тихо предложила следовать за ней и повела их по лестнице на этаж выше.

Комната Кеннета Флеминга с окном в сад находилась на третьем этаже. Значительную часть помещения занимала большая латунная кровать, напротив которой располагался камин, отгороженный огромным восточным веером. Миссис Уайтлоу села в единственное кресло в углу, Линли занялся комодом, стоявшим под окном, а Хейверс открыла гардероб с зеркальной дверцей.

– Это его дети? – спросил Линли. Одну за другой он брал с комода фотографии. Их было девять, небрежно вставленных в рамки снимков, запечатлевших младенцев, детей постарше и совсем больших.

– У него трое детей, – сказала миссис Уайтлоу. – Они уже выросли по сравнению с этими снимками.

– Последних фотографий нет?

– Кен хотел заснять их, но Джимми отказывался, стоило Кену достать камеру. А брат и сестра Джимми во всем берут с него пример.

– Между Флемингом и его старшим сыном были трения?

– Джимми шестнадцать лет, – повторила она. – Это трудный возраст.

Линли не мог не согласиться. Его собственные шестнадцать лет положили начало его охлаждению к родителям, которое закончилось только в тридцать два года.

Больше ничего на комоде не было; и на умывальнике – ничего, кроме мыла и сложенного полотенца; никакой записки, прислоненной к подушке и дожидающейся прочтения, тоже не было; на прикроватной тумбочке – только потрепанная книга Грэма Свифта «Водный мир». Линли пролистал книгу. Из нее ничего не выпало.

Он перешел к ящикам комода. И понял, что Флеминг был маниакально аккуратен. Все майки и футболки были сложены одинаково. Даже носки были распределены в своем ящике по цвету. В другом углу комнаты сержант Хейверс, видимо, пришла к тому же выводу, увидев ряд сорочек на плечиках, далее брюки, а затем пиджаки, а под ними выстроенные в ряд туфли.

– Ну и ну, – заметила она. – Все как по линейке. Они иногда так делают, да, сэр?

– Что делают? – спросила Мириам Уайтлоу. Хейверс, судя по ее виду, пожалела, что заговорила.

– Самоубийцы, – сказал Линли. – Обычно они сначала все приводят в порядок.

– И обычно оставляют записку, не так ли? – проговорила миссис Уайтлоу.

– Не всегда. Особенно если хотят, чтобы самоубийство выглядело как несчастный случай.

– Но это же и был несчастный случай, – сказала миссис Уайтлоу. – Это не что иное как несчастный случай. Кен не курил. Так что если он собирался убить себя и выдать это за несчастный случай, зачем ему использовать для этого сигарету?

Чтобы бросить подозрение на кого-то другого, подумал Линли. Чтобы это было похоже на убийство. На вопрос миссис Уайтлоу он ответил своим вопросом.

– Что вы можете нам рассказать о Габриэлле Пэттен?

Мириам Уайтлоу сначала не ответила. Она как будто оценивала скрытый смысл вопроса, заданного Линли вдогонку за ее собственным. Потом сказала:

– А что вы хотите узнать?

– Курила ли она, например?

Миссис Уайтлоу посмотрела в окно, в котором все они отражались в по-вечернему темных стеклах. Она, как видно, старалась представить Габриэллу Пэттен с сигаретой и без сигареты и наконец сказала:

– Она никогда не курила здесь, в этом доме. Потому что не курю я. Кен не курит… не курил. А так я не знаю. Она вполне могла курить.

– Какие отношения связывали ее с Флемингом?

– Они были любовниками. – И в ответ на поднятые брови Линли добавила: – Об этом мало кто знал. Но я знала. Почти каждый вечер мы с Кеном разговаривали на эту тему с тех пор, как между ними впервые возникла эта ситуация.

– Ситуация?

– Он любил ее. И хотел на ней жениться.

– А она?

– Временами она говорила, что хочет выйти за него замуж.

– Только временами?

– Это была ее манера. Ей нравилось водить его за нос. Они встречались с… – Вспоминая, она дотронулась рукой до ожерелья. – Их роман начался прошлой осенью. Он сразу понял, что хочет на ней жениться. Она не была так уверена.

– Она замужем, насколько я понял.

– Живет отдельно.

– С тех пор как они стали встречаться?

– Нет. Не с того времени.

– А в каких она сейчас отношениях с мужем?

– Формально? – спросила она.

– И по закону.

– Насколько мне известно, ее адвокаты готовы. Адвокаты ее мужа тоже. По словам Кена, они совещались пять или шесть раз, но ни в чем не пришли к соглашению.

– Но развод рассматривался?