– Равновесие потеряешь. – Барбара положила сумку на стойку и пошла набрать в чайник воды.

– Не потеряю, – отозвалась Хадия. Крутанулась еще три раза, остановилась и покачнулась. – Ну, может, самую малость. – Она огляделась по сторонам, ее взгляд перебегал с одного предмета на другой. Наконец, заученно-вежливо она произнесла: – У вас тут очень уютно, Барбара.

Та подавила улыбку. Поведение Хадии объяснялось не то хорошими манерами, не то сомнительным вкусом. Обстановку комнаты составляли предметы либо из дома ее родителей в Эктоне, либо с распродаж по случаю. Первые неприятно пахли, были потертыми, побитыми и потрепанными. Вторые были в основном функциональными, не более того. Единственным новым предметом меблировки, который Барбара позволила себе купить, была кушетка. Плетеная, с выстроившимися на ней в ряд разноцветными подушками и с расшитым индийским покрывалом. Хадия подбежала к кровати, чтобы рассмотреть фотографию в рамке, которая стояла на столике рядом. Она так энергично переминалась с ноги на ногу, что Барбара чуть не спросила, не надо ли ей в туалет. Вместо этого она сказала;

– Это мой брат. Тони.

– Но он маленький. Как я.

– Его не стало много лет назад. Он умер. Хадия нахмурилась. Посмотрела через плечо на Барбару.

– Как грустно. Вы все еще грустите из-за этого?

– Иногда. Не постоянно.

– Мне иногда тоже бывает грустно. Здесь по соседству не с кем поиграть, а братьев и сестер у меня нет. Папа говорит, что погрустить можно, если, заглянув в свою душу, поймешь, что это подлинное чувство. Я не совсем понимаю, как это – заглядывать к себе в душу. Я пыталась, глядя на себя в зеркало, но мне бывает как-то не по себе, если смотреть слишком долго. А вы когда-нибудь это делали? Смотрелись в зеркало так, чтобы стало не по себе?

Барбара невольно улыбнулась грустной улыбкой.

– Сплошь и рядом.

Хадия подскочила к Барбаре и оглядела свободное место на кухне.

– Это для холодильника, – провозгласила она. – Вы не волнуйтесь, Барбара. Когда папа завтра встанет, он его перетащит. Я скажу ему, что он ваш. Скажу, что вы моя подруга. Это ничего? Если я скажу, что вы моя подруга? Понимаете, это очень здорово, если я так скажу. Папа будет счастлив помочь моей подруге.

Девочка с нетерпением ждала ответа Барбары, и та сдалась, прикидывая, во что она впуталась.

– Конечно. Можешь так сказать.

Хадия просияла. Бросилась к газовому камину. Но когда она предложила опробовать его, Барбара резко выкрикнула:

– Нет!

Отдернув руку, девочка извинилась и вызвалась приготовить чай.

– Нет, спасибо, – ответила Барбара. – Я поставила воду. Заварю сама.

– О! – Хадия огляделась в поисках еще какого-нибудь занятия и, не увидев ничего подходящего, пробормотала: – Тогда я, наверное, пойду.

– Длинный выдался день.

– Да, у вас тоже? – Подойдя к двери, Хадия проговорила: – Спокойной ночи, Барбара. Было приятно с вами познакомиться.

– Взаимно, – сказал Барбара. – Подожди минутку, я тебя провожу. – Она налила воды в кружку и опустила пакетик с чаем. Когда же повернулась к Двери, девочки уже не было. Она позвала: – Хадия? – и вышла в сад.

Услышала:

– Спокойной ночи, спокойной ночи, – и увидела мелькнувшую на фоне дома белую рубашку, когда девочка юркнула в дом тем же путем, что и вышла. – Не забудьте про вечеринку. Это…

– Твой день рождения, – тихо произнесла Барбара. – Да, я помню. – Она подождала, пока за девочкой закрылась дверь, и вернулась к своему чаю.

Автоответчик манил Барбару, напоминая о втором, проваленном за этот день, обязательстве. Не требовалось даже слушать сообщения, чтобы узнать, кто это. Она сняла трубку и набрала номер миссис Фло.

– А мы как раз пьем замечательный витаминный напиток, – сказала ответившая миссис Фло. – И едим тосты с белковой пастой. Мама нарезает хлеб в виде зайчиков – да, дорогая? Замечательно получилось, правда? Положим их в тостер и проследим, чтобы не подгорели.

– Как она? – спросила Барбара. – Извините, что не выбралась сегодня. Меня вызвали на работу. Я только что приехала домой. Как мама?

– Ты слишком много работаешь, моя милая, – ответила миссис Фло. – Ты нормально питаешься? Следишь за собой? Спишь достаточно?

– У меня все хорошо. Все отлично. Я купила холодильник, который доставили к квартире моих соседей, а в остальном все по-прежнему. Как мама, миссис Фло? Ей лучше?

– Да у нее все животик побаливал, так что она совсем не ела, и меня это немножко беспокоило. Но сейчас она как будто поправляется. Правда, она по тебе скучает.

– Да, я знаю, – ответила Барбара. – Черт, мне так жаль.

– Тебе не стоит беспокоиться и винить себя, – твердо, но с теплотой в голосе сказала миссис Фло. – Ты делаешь все что можешь. Сейчас мама чувствует себя нормально. Температура по-прежнему немного повышена, но мы убедили ее съесть тост с пастой.

– Ей нужно поесть поплотнее.

– Пока она прекрасно обойдется и этим, дорогая. – Можно с ней поговорить?

– Конечно. Она так обрадуется, услышав твой голос.

Прошла минута.

– Дорис? Дорри? – Голос миссис Хейверс неуверенно дрогнул на том конце линии. – Миссис Фло говорит, что затемнения больше нет. Я сказала, что мы должны завесить окна, чтобы немцы нас не нашли, но она сказала, что не нужно. Больше нет войны. Ты об этом знаешь? Мама сняла шторы с окон в доме?

– Здравствуй, мама, – сказала Барбара. – Миссис Фло сообщила мне, что вчера и сегодня тебе нездоровилось. Живот все болит?

– Я видела тебя со Стиви Бейкером, – сказала миссис Хейверс. – Ты думала, что нет, а я видела тебя, Дорис. Он залез к тебе под юбку, и вы занимались сама знаешь чем.

– Мам, – перебила Брабара. – Это не тетя Дорис. Она умерла, ты забыла? Во время войны?

– Но ведь войны нет. Миссис Фло сказала…

– Она имела в виду, что война закончилась, мам. Это Барбара. Твоя дочь. Тетя Дорис умерла.

– Барбара. – Миссис Хейверс с такой задумчивостью повторила ее имя, что Барбара отчетливо представила, как в голове у матери болезненно поскрипывают колесики ее распадающегося сознания. – Что-то я не припоминаю…

– Мы жили в Эктоне, – мягко напомнила Барбара. – Вы с папой. Я. Тони.

– Тони. У меня наверху есть карточка.

– Да. Это Тони, мама.

– Он ко мне не приезжает.

– Нет. Понимаешь… – Барбара вдруг осознала, с какой силой она сжимает трубку, и приказала себе расслабиться. – Он тоже умер. – Как и ее отец. Буквально все, кто когда-то составлял маленький мир ее матери.

– Да? А как он?.. Он умер в войну, как Дорис?

– Нет. Тони был слишком юн для этого. Он родился после войны. Много лет спустя.

– Значит в него не бомба попала?

– Нет-нет. Ничего подобного. У него была лейкемия, мама. Это когда что-то нарушается в крови.

–Лейкемия? О! – Она повеселела. – Этого у меня нет, Барби. Только живот болит. Миссис Фло хотела, чтобы в полдень я поела супу, но я не могла. Я не хотела спускаться вниз. Но сейчас я ем. Мы сделали тосты с пастой. И у нас есть ежевичный джем. Я ем белковую пасту. А миссис Пендлбери ест джем.

Мысленно возблагодарив небеса за минуту просветления, Барбара быстро ухватилась за нее, прежде чем ее мать снова погрузится во тьму.

– Хорошо. Это очень хорошо для тебя, мама. Ты должна есть, чтобы поддерживать свои силы. Послушай, я ужасно сожалею, что не смогла выбраться к тебе сегодня. Прошлой ночью меня вызвали на работу. Но еще до следующих выходных я попытаюсь до тебя доехать. Хорошо?

– А Тони тоже приедет? А папа, Барби?

– Нет. Только я.

– Но я так давно не видела папу.

–Знаю, мам. Но я привезу тебе кое-что интересное. Помнишь, как ты мечтала о Новой Зеландии? Об отдыхе в Окленде?

– Лето в Новой Зеландии – это зима, Барби.

– Конечно. Правильно. Это великолепно, мама. – Как странно, подумала Барбара, факты память удерживает, а лица стираются. – Я припасла для тебя проспекты. Когда я в следующий раз к тебе приеду, ты сразу же сможешь начать составлять маршрут. Мы сделаем это вместе, ты и я. Что скажешь?