– Но ведь тогда она была замужем за Пэттеном или нет?

– У них испортились отношения. Не знаю, почему.

– Она не говорила?

– Я не спрашивал.

– Ваша жена знала об этом романе?

– Как раз поэтому я из него и выпутался. Мне пришлось признаться. Это страшно огорчило Эллисон… и я, между прочим, до сих пор об этом сожалею, но я хотя бы смог покончить с Габби. И поклясться Эллисон, что больше не буду иметь ничего общего с Габби. Только если мне придется видеться с нею и с Хью вместе. Во время встреч английской сборной и потенциальных спонсоров.

– И это обещание вы не сдержали, так?

– Вы ошибаетесь. С тех пор как закончился наш роман, я видел Габби только в компании с ее мужем. Пока она не позвонила мне в среду вечером. – Он с несчастным видом уставился в пол. – Она нуждалась в моей помощи. И я оказал ей эту помощь. И она была… она была благодарна.

– Стоит ли спрашивать, в какой форме выразилась ее благодарность? – вежливо поинтересовалась Хейверс.

– Черт, – прошептал Моллисон и заморгал. – Это случилось не в среду вечером. Тогда я с ней не виделся. Это было в четверг днем. – Он поднял голову. – Она была расстроена. Практически в истерике. Это была моя вина. Я хотел как-то помочь ей. Все получилось само собой. Мне бы не хотелось, чтобы Элли узнала.

– К вопросу о предоставленной вами в среду вечером помощи, – сказал Линли. – Вы помогли ей с ночлегом?

– Да, в Шеперд-Маркете. У меня там квартира, которую я снимаю вместе с тремя другими ребятами из Эссекса. Мы пользуемся ею, когда… – Он снова повесил голову.

– Хотите трахнуть кого-нибудь, помимо собственных жен, – устало сказала Хейверс.

Моллисон не отреагировал. Только проговорил столь же устало:

– Когда она позвонила в среду вечером, я заверил ее, что договорюсь, чтобы она пожила в этой квартире.

– Как она туда попала?

– Мы оставляем там ключи. В том здании, у консьержа. Чтобы наши жены… Вы понимаете.

– А адрес?

– Мне придется проводить вас туда. Простите, но иначе она вас не впустит. Даже не ответит на звонок.

Линли поднялся. Моллисон и Хейверс тоже встали. Линли сказал:

–Ваша ссора с Флемингом. Из-за которой вы звонили ему в среду вечером. Она, видимо, не имела отношения к пакистанцу, игравшему за Мидлсекс?

– Она была связана с Габби, – ответил Моллисон. – Тогда, после игры, мы выпили в баре на стадионе. Я уже знал – слухи пошли, – что Флеминг собирается развестись и жениться на Габби. Я и сам мог тогда на ней жениться, но не захотел, а теперь, когда другой… меня заело.

– Собака на сене, – вставила Хейверс.

– Именно. Ну я и намекнул, что тоже был близко знаком с Габриэллой, и не я один. Флеминг и вида не подал, что понял, ушел из бара раньше меня, но остался на стадионе. Подкараулил на стоянке и неожиданно набросился. Не знаю, ее ли честь он защищал или просто срывал на мне злость, но если бы не сторож, сегодня вы расследовали бы мое убийство. Поэтому Кен и поехал в Спрингбурн выяснять с ней отношения.

– Вы знали, что он туда едет.

– Знал.

– Что там произошло?

– Габби сама вам расскажет, – ответил Моллисон.

Моллисон привел их на Шеперд-стрит, дом оказался в двух шагах от того места, где они поставили «бентли». Там, напротив цветочного магазина, витрины которого были заполнены ирисами, розами, нарциссами и гвоздиками, он нажал на кнопку звонка в квартиру, отмеченную только номером 4, без каких-либо других опознавательных знаков. Моллисон немного подождал и дал еще два звонка.

Через мгновение домофон ожил и Моллисон сказал:

– Это Гай.

Загудел замок, и Моллисон открыл дверь, говоря Хейверс и Линли:

– Не наседайте на нее. Вы увидите, что в этом нет необходимости.

Он провел их по коридору и вверх по короткой лестнице – в мезонин. Там Моллисон толкнул чуть приоткрытую дверь и позвал:

– Габби?

– Я здесь, – послышался ответ. – Жан-Поль вымещает на мне свою агрессивность. О-ох! Поосторожней! Я не резиновая.

«Здесь» оказалось гостиной сбоку от входной двери. Мягкая мебель была сдвинута к стене, чтобы освободить место для массажного стола. На нем на животе, частично прикрыв наготу простыней, лежала смуглая от легкого загара женщина. Она была миниатюрной, но с соблазнительными формами. Голова ее была повернута к обращенному во двор окну.

– Ты не предупредил меня звонком, – проговорила она сонным голосом под руками Жан-Поля, с головы, увенчанной чалмой, до ног облаченного в белое и трудившегося над правым бедром Габриэллы. – М-м-м. Это чудесно, – прошептала она.

– Я не мог.

– Правда? И почему же? Тебя снова терзала эта ведьма Эллисон?

Моллисон вспыхнул.

– Я тут кое-кого привел, – сказал он. – Тебе нужно с ними поговорить, Габби. Извини.

Голова с гривой волос цвета спелой пшеницы медленно повернулась. Взгляд голубых глаз, окаймленных густыми темными ресницами, переместился с Моллисона на Хейверс и Линли и задержался на последнем.

– И кто же эти «кое-кто», которых ты привел? – спросила она.

– Они нашли машину Кена, Габби, – сказал Мол-лисон. – Искали тебя и уже прочесали Мейфер. Для нас обоих будет лучше…

– Ты хочешь сказать, будет лучше для тебя. – Габриэлла Пэттен не отрывала глаз от Линли. Она подняла ногу и покрутила ступней. Возможно, расценив это как указание, Жан-Поль схватил ее ногу и принялся массировать – начав от пальцев и продвигаясь к своду стопы. – Прекрасно, – промурлыкала она. – Ты превратил меня в топленое масло, Жан-Поль.

Деловитая ладонь массажиста двинулась вверх по ноге – от лодыжки до бедра.

–Vous avez tort7, – резко выразил он свое несогласие. – Вот здесь, мадам Пэттен. Это место вдруг напряглось. Как камень. Сильнее, чем раньше, напряглось. Гораздо сильнее. И здесь, и здесь. – Он неодобрительно прищелкнул языком.

Линли почувствовал, как его губы расползаются в улыбке, которую он изо всех сил постарался сдержать. Жан-Поль оказался эффективнее детектора лжи.

Внезапно Габриэлла стряхнула с себя руки массажиста и сказала:

– Думаю, на сегодня хватит.

Она села, свесив ноги со стола. Простыня упала до талии. Жан-Поль поспешно накинул на плечи Габриэлле большое белоснежное полотенце. Она не спеша задрапировалась в него, как в саронг, и пока Жан-Поль складывал массажный стол и двигал на место мягкую мебель, Габриэлла подошла к сервировочному столику, стоявшему в двух шагах от посетителей. На нем в тяжелой стеклянной вазе лежали всевозможные фрукты. Она выбрала апельсин и вонзила в его кожуру наманикюренные ногти. В воздухе разлился характерный аромат. Габриэлла принялась чистить апельсин, вполголоса бросив Моллисону:

– Спасибо, Иуда.

– Не надо, Габби. Ну что я мог сделать? – простонал Моллисон.

– Не знаю. Почему не спросил своего личного адвоката? Уверена, она была бы счастлива тебе помочь.

– Ты не можешь оставаться здесь вечно.

– Я и не собираюсь.

– Им нужно с тобой поговорить. Нужно узнать, что случилось. Им надо докопаться до истины.

– Правда? И когда же ты решил поиграть в осведомителя?

– Просто расскажи им, что произошло, Габби, когда Кен приехал в коттедж. Расскажи им то, что рассказала мне. Это все, что они хотят знать. И тогда они уедут.

– Гай, – требовательно протянула она.

– Все получится, – мягко отозвался он. – Обещаю. Просто скажи правду. Сделаешь?

Если я заговорю, ты останешься?

Мы уже решили этот вопрос. Я не могу. Ты знаешь.

– Я не имею в виду потом. Я имею в виду сейчас. Пока они будут здесь. Ты останешься?

– Эллисон думает, что я поехал в спортивный центр. Я не мог сказать ей, куда… Габби, мне нужно возвращаться.

– Пожалуйста, – проговорила она. – Не заставляй меня снова переживать это в одиночку. Я не буду знать, что сказать.

– Просто скажи правду.

– Помоги мне сказать ее, прошу тебя. – Она взяла его за руку. – Я не задержу тебя, Гай. Обещаю.