– Пока это все, – сказала сержант Коффман. – Если вы пройдете сюда, мы сможем быстро вывести вас из здания и отвезти домой.

– Хорошо, – отозвалась Джинни и встала. Сунув сигареты и спички в сумочку, она следом за сержантом вышла в коридор.

Едва они оказались на улице, где уже вечерело, на них обрушились вопросы и вспышки фотокамер.

– Значит, это Флеминг?

– Самоубийство?

– Несчастный случай?

– Вы можете сказать нам, что произошло? Любые сведения, миссис Флеминг.

Купер, подумала Джинни. Джин Стелла Купер.

Детектив-инспектор Томас Линли поднялся на крыльцо здания на Онслоу-сквер, в котором находилась квартира леди Хелен Клайд. Он мурлыкал себе под нос мелодию, несколько тактов которой, словно голодные комары, донимали его с тех пор, как он покинул свой кабинет. Линли попытался прогнать их, твердя начальный монолог из «Ричарда III», но, как только он мысленно устремлялся в глубины своей души, чтобы провозгласить появление Георга, этого коварнейшего герцога Кларенса, проклятые ноты возвращались.

Лишь когда он вошел в дом Хелен и начал подниматься по лестнице к ее квартире, его вдруг осенило, в чем кроется источник сей музыкальной пытки. И тогда ему пришлось улыбнуться бессознательной способности разума прибегать к помощи посредника, который уже многие годы был чужд ему и далек от всей его жизни. Линли нравилось считать себя приверженцем классической музыки, предпочтительно русской классической музыки. И вряд ли он по собственной воле выбрал бы песню Рода Стюарта «Сегодня – тот самый вечер», размышляя о значении нынешнего вечера. Хотя она оказалась вполне кстати. Как и монолог Ричарда, если вдуматься, поскольку, подобно Ричарду, и заговор он составил, и намерения его, хоть и не таили в себе никакой опасности, все же вели к единой цели. Концерт, поздний ужин, а потом прогулка до этого решительно тихого, с приглушенным светом ресторана рядом с Кингс-роуд, где, сидя в баре, можно было рассчитывать на негромкую музыку в исполнении арфистки, чей инструмент лишал ее возможности бродить между столами, мешая жизненно важным, судьбоносным разговорам… Да, Род Стюарт, возможно, был более уместен, чем «Ричард Щ», несмотря на все его интриги. Потому что сегодня действительно был тот самый вечер.

Хелен? – позвал он, захлопнув за собой дверь. – Ты готова, дорогая?

Ответом послужила тишина. Линли нахмурился, Они же разговаривали сегодня в девять утра. И он сказал, что зайдет за ней в четверть восьмого. Оставляя сорок пять минут на десятиминутную поездку он знал, что делал – Хелен нужно было дать время для ошибок и колебаний, неизбежных, когда речь шла о выходе в свет. Тем не менее, обычно она отзывалась из спальни, где он неизменно и находил ее, пытавшуюся выбрать между шестью или восемью парами серег.

Линли отправился на поиски и нашел Хелен в гостиной, распростертой на диване в окружении груды зеленых с золотом фирменных пакетов, чей логотип был ему слишком хорошо известен. Страдая извечной болезнью женщин, пренебрегающих здравым смыслом при покупке обуви, Хелен являла теперь красноречивый пример того, к чему приводит погоня за дешевизной и модой одновременно. Она лежала, закрыв лицо согнутой рукой. Когда Линли во второй раз обратился к ней по имени, она застонала.

– Я словно побывала в зоне военных действий, – пробормотала она из-под руки. – Никогда не видела такой давки в «Хэрродсе». Сказать «жадность» или «агрессивность» – это ничего не сказать. Никакие слова, Томми, не дают полного представления о женщинах, с которыми мне пришлось сразиться, чтобы просто пройти в отдел дамского белья. Всего лишь белья. Можно было подумать, что они бьются за стакан воды из источника молодости.

– Ты, кажется, говорила, что работаешь сегодня с Саймоном. – Линли подошел к дивану, поцеловал Хелен, подняв ее руку, а затем вернул руку на исходную позицию. – Разве он не должен был, забыв обо всем, готовиться к показаниям по делу… По какому, Хелен?

– Да, я говорила, и он готовился. Это как-то связано с различными сенсибилизаторами в водно-гелевых взрывчатых веществах. Амины, аминокислоты, силика-гель, целлюлозные пластины. К половине третьего от всей этой терминологии у меня голова пошла кругом. А это чудовище в облике человека так спешило, что даже предложило обойтись без обеда. Без обеда, Томми.

– И в самом деле, страшное лишение, – заметил Линли. Приподняв ноги Хелен, он сел и положил их себе на колени.

– Я, не желая ссориться, проработала до половины третьего, пока почти совсем не ослепла от компьютера, но тогда уже – в голодном полуобмороке, не забывай, – я с ним распрощалась.

– И поехала в «Хэрродс». В голодном полуобмороке.

Опустив руку, Хелен наградила Линли сердитым взглядом и вернула руку на прежнее место:

– Я все время думала о тебе.

– Да? И в чем же это выразилось?

Она слабым жестом указала на окружавшие их пакеты:

– Там. В этом.

– В чем – в этом?

– В покупках.

Тупо уставившись на пакеты и не зная, как объяснить столь необыкновенное поведение, Линли уточнил:

– Ты делала для меня покупки?

Нельзя сказать, чтобы Хелен никогда не удивляла его какой-нибудь забавной вещицей, которую раскопала на Портобелло-роуд или на рынке на Бервик-стрит, но такая щедрость…

Вздохнув, леди Хелен села и начала рыться в пакетах. Отставила один, как казалось, заполненный не то тонкой оберточной бумагой, не то шелком, потом другой – с косметикой. Она порылась в третьем, четвертом и наконец произнесла:

– Ага, вот он. – Подала Линли пакет и, продолжая копаться в пакетах, обронила: – Себе я купила такой же.

– Что именно?

– Посмотри.

Он вытащил тюк оберточной бумаги, прикидывая, какой ущерб наносит «Хэрродс» лесным массивам планеты. Развязал ленту, развернул бумагу. И теперь сидел, разглядывая темно-синий спортивный костюм и размышляя, что бы это могло значить.

– Красивый, правда? – спросила Хелен.

– Отличный, – сказал он. – Спасибо, дорогая. Это именно то, что мне…

– Тебе ведь, правда, он нужен, да? – Она закончила свои поиски, победно выпрямившись тоже со спортивным костюмом в руках, таким же темно-синим, только оживленным белыми полосками. – Я повсюду их вижу.

– Спортивные костюмы?

– Бегунов. Поддерживают форму. В Гайд-парке. В Кенсингтонском парке. На набережной Виктории. Пора и нам к ним присоединиться. Разве не чудесно будет?

– Бегать трусцой?

– Ну кончено. Бегать трусцой. Это именно то, что надо. Порция свежего воздуха после рабочего дня в помещении.

– Ты предлагаешь нам заниматься этим после работы? Вечером?

– Или утром, до работы.

– Ты предлагаешь бегать на заре?

– Или в обед, или во время дневного чая. Вместо обеда. Вместо дневного чая. Мы не молодеем, и уже пора начать сражаться со средним возрастом.

– Тебе тридцать три, Хелен.

–И я обречена превратиться в груду дряблых мышц, если немедленно не предприму решительных мер. – Она вернулась к пакетам. – Здесь и кроссовки. Где-то тут. Я точно не помнила твоего размера, но ты всегда можешь их вернуть. Да где же они… А! Вот. – Она достала их с видом триумфатора. – Еще рано, и мы можем спокойно переодеться и быстренько обежать площадь несколько раз. Как раз то, что нужно для подготовки к… – Она подняла голову, внезапно озадаченная какой-то мыслью. Похоже, Хелен впервые заметила одежду Линли. Смокинг, галстук-бабочку, начищенные до блеска туфли. —Господи. Сегодня вечером. Мы идем… Сегодня вечером… – Она покраснела и торопливо продолжала: – Томми. Дорогой. Мы куда-то идем, да?

– Ты забыла.

– Вовсе нет. Дело в том, что я не ела. Я ничего не ела.

– Ничего? Ты не нашла чем подкрепиться где-нибудь между лабораторией Саймона, «Хэрродсом» и Онслоу-сквер? Что-то с трудом верится.

–Я выпила только чашку чая. – Когда же он скептически поднял бровь, Хелен добавила: – Ой, ладно. Ну, может, одно или два пирожных в «Хэрродсе». Но это были крошечные эклеры, и ты знаешь, какие они. В них же ничего нет.