Махариши снова коснулся лба средним пальцем правой руки, и Кир-Кор увидел, как темно-багровая, почти черная капля засохшей крови вдруг ожила: быстрыми переливами стала менять свой цвет от исходного к серебристо-белому и обратно — через гамму пурпурных, сердоликовых, алых и розовато-желтых тонов. Световая дисперсия «капли» подсказала ему, что это — какой-то необычный кристалл-самоцвет, оформленный в виде миниатюрного кабошона. Кир-Кор подумал: «Уж не частица ли это знаменитого камня Чинтомани из тибетских легенд?..» И еще он подумал, что если догадка верна, то махариши, награжденный кем-то когда-то за что-то гладиаторским прозвищем Спартак, наверняка очень крупная величина в эзотерическом мире Азиатского континента. Возможно, даже — один из Девяти Неизвестных…

Внезапное появление самоцвета на лбу златоглазого ни у кого из эвархов почему-то не вызвало заметного интереса. Взоры присутствующих были обращены на хальфе. Глава аскетов, будто очнувшись, бесцельно ощупал на себе ритуальную мешковину (как это сделал недавно лунный экзарх) и не слишком охотно признал:

— Махариши близок к истине, коллеги… Прошу меня извинить, но мои сомнения действительно таковы.

— Это существенно, — подытожил фундатор с нескрываемым огорчением. — Сомнения хальфе относятся к той группе вопросов, без ответов на которые мы не в состоянии выполнить свои обязательства перед МАКОДом. То есть не можем сейчас достаточно объективно оценить правомерность пребывания грагала Кирилла Всеволодовича Корнеева на Земле.

Воцарилась гнетущая тишина. Кир-Кор с совершенной ясностью осознал: желанный отпуск повис буквально на волоске. Дунь — оборвется!..

Из полукруга примолкших философов вышел препозитор Европейской коллегии футурологов Базил-Базилио Джоловаччи, кивнул Кир-Кору, то ли здороваясь персонально, то ли напоминая на всякий случай об их давнем знакомстве, состоявшемся в читально-демонстрационном зале библиотеки Ватикана.

Его продолговатое холеное лицо с припухлыми губами и зорким взглядом круглых, как у птицы, глаз, обрамленное напуском подбритых вкосую височков, казалось надменным. Гладко причесанную у висков голову препозитора от лба до затылка пересекала широкая полоса коричневого от загара безволосья. Базил-Базилио Джоловаччи сказал:

— Не знаю, кто или что тому виной, однако созданная вокруг грагала искусственная, я считаю, ситуация не украшает нашу экседру, отнюдь. Да, действительно, не очень приятно общаться с собеседником, у которого полностью закрыт пси-контур и даже погашена аура. Вместо пси-эманации от нашего гостя исходит холодная пустота — как от каменного столба. И все-таки упрекать в этом грагала неэтично, коллеги. Ибо фактически мы упрекаем его за некие способности, которыми не обладаем сами…

— Которыми не обладает ни один землянин, — уточнил глава Уссурийского экзархата Влас Щербас, моложавый, всегда ироничный левитатор девидеры гласиров. — На всякий случай я приношу здесь свои извинения махариши, однако мне кажется, даже он, упоминая про «глубокий нек», не имел в виду полное угасание собственной ауры.

Слабая усмешка тронула кончики губ Ксюма Пикчу. Он глянул на левитатора золотыми глазами, но ничего не сказал. Мини-кабошон на лбу махариши теперь пульсировал белыми искрами, как светлячок.

— Дело тут еще вот в чем, — продолжал Базил-Базилио Джоловаччи. — У нас нет никаких оснований полагать, что нежелание грагала исполнять здесь роль донора-псимананта непременно связано с намерением обвести вокруг пальца собрание знакомых и незнакомых ему философов. Сомневаясь в искренности нашего гостя, мы тем самым волей-неволей отказываем ему в элементарной порядочности!

— Ошибаешься, препозитор, — устало сказал хальфе. — Не будем путать царство эмоций с царством необходимости. Если бы в отношениях между Землей и Новастрой пресловутый континуум обстоятельств вдруг преобразовался в континуум полного доверия — тогда, естественно, отпала бы нужда в параграфах известного тебе МАКОДа и мы торжественно сожгли бы Конвенцию Двух на огне обоюдного очищения. И вот этого «вдруг» отчего-то долго не происходит…

— Не оттого ли, что этого «вдруг» мы, земляне, почему-то не очень хотим? В Солнечной системе до сих пор не отменена денатурация грагалов — наш позор!

— Кстати, это ведь тоже иллюстрация к вопросу о порядочности, — заметил региарх.

— Давайте подумаем — чьей, — сказал левитатор.

— Давайте, — вмешался верховный пейсмейкер. — Имеем свежий пример. Допустим, грагал утаивает какую-то специфическую и очень важную для нас информацию о Планаре. С его стороны это порядочно или нет? По отношению к нам — вряд ли. А вот по отношению к тем… неизвестным, кто запретил грагалу делиться с землянами информацией о Планаре, это вполне порядочно.

«Ах, сукин сын!» — восхитился Кир-Кор.

— С настроением гроссмейстера можно было бы согласиться, но лично я не хотел бы заходить так далеко, — отклонил хальфе неожиданную поддержку пейсмейкера.

— И у меня сложилось безрадостное впечатление, что Джугаш-Улья Каганберья заходит слишком далеко, — заявил Ледогоров.

— Я не требую, чтобы вы разделяли сейчас мое настроение, — возразил гроссмейстер, сверля Агафона зрачком сливоцветного глаза. — Уже не требую. Но, как правильно дал понять нам хальфе, придется учесть настроение, заложенное в параграфах МАКОДа. Известные вам параграфы этого документа недвусмысленно призывают нас отказывать в визах грагалам и прочим обитателям Дигеи, целенаправленно или случайно вошедшим в контакт, цитирую, «с космическим объектом, который можно интерпретировать как артефакт внеземного и внедигейского происхождения».

— Отказывать временно, — уточнил левитатор. — До выяснения обстоятельств и последствий контакта.

— И если, — продолжил глава курии фармакопеев, — на основе данных спецкарантинной службы контактер будет признан нами, цитирую, «неинфицированным, неинспирированным и неинициированным, решать вопрос о выдаче визы коллегиально».

— Что и было сделано в Приземелье, — сказал препозитор.

— И, кажется, не без твоего, гроссмейстер, активного в этом участия, — напомнил Влас Щербас. — Даже по очень отрывочным сведениям, уже полученным нами здесь, на экседре.

— Никто из нас не застрахован от ошибки. — Джугаш-Улья Каганберья уставился на Кир-Кора. — Теперь ошибку надо срочно исправлять.

— Срочной отправкой грагала на Лавонгай? — полюбопытствовал региарх.

— Срочной отправкой грагала в спецкарантинную зону Лунного экзархата, — не моргнув глазом отрезал верховный пейсмейкер.

— Срочно — это чтобы грагал не успел вскрыть главный сейф здешнего банка, философы, — пояснил левитатор.

— Не смешно, — отреагировал гроссмейстер со зловещим спокойствием. — Тем более что на счету нашего гостя числится «подвиг» намного серьезнее остроумной выдумки левитатора. Позапрошлой ночью, весело развлекаясь в курортных зонах Финшельского архипелага, наш гость апроприировал тигра из зоопарка столичного острова. Одному ему ведомым пси-кинетическим актом извлек животное из вольера и непонятно как переместил на остров Театральный. Километров тридцать…

— Вздор! — Влас Шербас беспечно отмахнулся. — Ты на ходу придумал это, гроссмейстер.

— К сожалению, чистая правда, эвархи. Спросите у фундатора, у самого грагала… А? У тебя, левитатор, я вижу, пропала охота шутить. Или это мне кажется?

Участники экседры молча разглядывали Кир-Кора — кто с любопытством, кто с настороженным вниманием. Ледогоров смотрел на гроссмейстера.

Олег Владимирский-Люпусов осведомился доброжелательным тоном:

— Это правда, грагал?

— Наполовину, — ответил Кир-Кор. — Мне было не так весело, как представляется это гроссмейстеру.

— А в смысле апроприации?

— Гроссмейстер здесь не солгал. Пси-кинетический акт действительно… гм… имел место. Однако сущностный его механизм, эвархи, боюсь, не сумею вам объяснить.

Кир-Кор рассказал, как было дело.

— Материализация желания, — обозначил региарх «сущностный механизм» подобающим термином. — Но гроссмейстер каков! Приберег аргумент напоследок!