«Изобретенный мной метод химической реакции способен давать практические результаты. Я, конечно, не стану делиться полученными сведениями с Васькой и Костей-Джигитом, — размышлял Володя, наводя порядок на своем воображаемом лабораторном столе. — И не знаю, стоит ли рассказывать о моих опытах Фоме. Он меня поднимет на смех, Фома консерватор по натуре, он отвергает оригинальные методы расследования…»

Выйдя из школы, Володя не поленился обойти ее вокруг и самым внимательнейшим образом изучить настенные надписи и рисунки, сделанные мелом, углем, карандашами всех цветов. По опыту своего детства он знал, как много можно тут почерпнуть ценнейшей информации. Володя сам когда-то в приступе бессильной злости нарисовал мелом на заборе мерзейшую рожу с огромными ушами и оскаленным ртом, а внизу начертал имя своего врага и с наслаждением вывел: «Дурак». Множество таких рож глядело на него сейчас со школьной стены, с ближних заборов и стен домов. Володя обратил внимание на то, что все рисунки словно бы выполнены одной рукой. Разные мстители изображали разных своих врагов, но всюду скалилась одна и та же рожа с оттопыренными ушами и тремя волосиками торчком.

«Все это чем-то напоминает ритуальные маски, — подумал Володя. — Сколько лет мне было, когда я в злой обиде нарисовал такую же? Одиннадцать. А ведь в этом возрасте я уже рисовал вполне недурно, одну из моих работ — портрет Таньки на фоне цветущей сирени — взяли на областную выставку юных художников. И все-таки, когда дошло до мести, я изобразил на стене то же, что изобразил бы любой, не имеющий никакого понятия о линии и перспективе…»

Володя так увлекся своими размышлениями, что чуть не проглядел знакомое имя, нацарапанное на стене мелом, причем уже давно, потому что меловые линии раскисли от дождей. А вот и еще одна рожа с такой же подписью. И тоже мел изрядной давности. «Мусин дурак». Значит, очень крепко досадил кому-то в минувшем учебном году восьмиклассник Мусин, он же Костя-Джигит.

Но именно о нем Володя до сих пор не знал почти ничего. Прозвище говорило о талантах наездника. Блокнот — о том, что вождь апачей сорганизовал ребят из Двудвориц не в уличную шайку, а в товарищество на паях. В школьной характеристике написано, что у Мусина способности средние, но учится он неплохо, потому что старателен и усидчив. Характеристика совершенно бесцветная, как и все прочие. Однако у Володи нет второй такой же бесцветной пробирки, чтобы произвести лабораторный опыт. Ведь в блокноте вождя апачей отсутствует характеристика Кости-Джигита. «Мне известно только, что он брюнет. А вот насколько он отважен и уравновешен и какой он семьянин — тут все сплошная неизвестность. И насчет отношений вождя с Бубенцовым тоже. Хотя, возможно, разгадка тайны как раз в отношениях между этими двумя…» Воодушевленный такой идеей, Володя с удвоенным рвением продолжал свое исследование настенных надписей и рисунков.

Ему встретилось довольно много классических надписей типа «А+Б=любовь». Одна из них была выведена на стене трансформаторной будки, причем довольно высоко, с земли не достать. Как видно, здесь в старших классах бушевали довольно сильные чувства.

Однако, сколько ни искал Володя хоть какое-нибудь упоминание об Андрее Бубенцове, ему ничего найти не удалось. Зато ему удалось обнаружить на стене нового спортивного зала, пристроенного совсем недавно к старому школьному зданию, весьма серьезное сообщение. Надпись была сделана карандашом на чистейшем силикатном кирпиче: «Курочкин предатель». Володя потрогал пальцем белые шелушинки возле букв. Карандаш совсем недавний. Кто-то узнал о предательстве Курочкина и решил известить других.

«Но почему он решил сделать свою надпись здесь, на стене спортивного зала, где ее никто не увидит до первого сентября?» — размышлял Володя, покидая необитаемый летом школьный двор. — Если я найду ответ на этот вопрос, мне очень многое станет понятным…» Володя призвал на помощь воображение и увидел школьный двор, битком набитый ребятами. Первоклассники с букетами и увесистыми ранцами. Старшие налегке, только мятая тетрадка за пазухой. Все в пределах заранее известного и предсказуемого. Но есть одна неожиданность. Какая? Володя ожесточенно потер лоб. Что же там произойдет, в недалеком от сегодняшнего утра первом утре занятий? И вдруг его осенила догадка. Вот оно что!.. Кто-то не придет в школу первого сентября. И не придет тот самый ученик, который оставил надпись на стене спортивного зала. Он потому и написал сейчас, что первого сентября его здесь не будет. Надпись мелкая, но ее заметят. Другим непонятно, однако апачи поймут. Володя в нерешительности остановился. Не повернуть ли обратно? Не спросить ли, кто приходил на днях за документами? И какие привел объяснения своего ухода из школы? Возможно, его уход связан с последними происшествиями, со странным интересом некоего Беса к апачам, даже с похищением ружья. А может быть, он просто уезжает с родителями из Путятина и напоследок передает апачам важное сообщение. Пока жил здесь, боялся, а теперь разоблачает Курочкина… Перебирая в уме возможные варианты, Володя не трогался с места. Ему не хотелось возвращаться в школу. В музее сейчас тихо, никого нет. На полках старинных книжных шкафов, среди томов, переплетенных в кожу, с золотым тиснением на корешках, стоят и труды по коневодству, каталоги и альбомы с фотографиями скаковых лошадей. Помнится, была там и папка с гравюрами… «Обучать — значит учиться вдвойне», — говорил французский моралист Жозеф Жубер. Я должен знать о лошадях все. Стыдно щеголять перед мальчишками поверхностной эрудицией…»

Улицы Двудвориц, застроенные одинаковыми бревенчатыми домами в два этажа, навели Володю на философские размышления. В тридцатые годы в Путятине гордились новыми Двудворицами. Сюда переселились из казарм семьи кадровых рабочих. С тех пор народ, конечно, переменился, но до сих пор ощущается в Двудворицах коммунарский дух, живут здесь открыто, гостюют по праздникам друг у друга, а если обломились перила на крылечке, не ждут столяра из домоуправления, кто-нибудь из жильцов в ближайшую субботу починит. В микрорайоне жизнь уже совсем другая, там труднее поднять жильцов на благоустройство двора, зато каждый без конца совершенствует и украшает свою квартиру. По-особому живет Крутышка, деревенская, одноэтажная, пенсионеры из Крутышки приторговывают на городском рынке свининой и ягодами, овощами. Париж населен людьми безалаберными, там нет ни садов, ни огородов. Посад? Посад населен посадскими… Володя поколебался и не стал искать определение, что же отличает посадских, среди которых есть и еще особая часть — монастырские. «Что „и город, то норов“, — утверждает русская пословица. Но и в городе, что ни край, то своя особина. Это очень важно помнить, разбираясь в делах подростков-лошадников. Костя-Джигит и Бубенцов живут в Доме Пушкина. Имеет ли какое-нибудь значение этот факт?

В свое время Володя решительно принял сторону жильцов Дома Пушкина в их споре с литераторшей из Двудворицкой школы. По Володиному глубочайшему убеждению, самая темная бабка из дома номер двадцать была ближе и к Пушкину и к Опекушину, чем все умные дуры на свете. Умных дур Володя считал своими злейшими врагами, относя к ним тех, кто всю жизнь поучает других, ничему от людей не учась.

«Нельзя быть в Двудворицах и не поклониться Александру Сергеевичу». Володя свернул во двор Дома Пушкина, и его чуть не сбили с ног выскочившие навстречу Васька и Костя-Джигит.

— Владимир Алексаныч! Ушел! — горестно вскричал Васька.

— Кто ушел?

— Буба!

— А кто мне давал честное слово? — строго спросил Володя. — Кто мне обещал ничего не затевать?

Под его взглядом Васька уныло съежился, зато вождь апачей держался невозмутимо. Володя понял, что слежка за Бубенцовым целиком Васькина затея и что Васька, возможно, присочинил, будто выполняет Володино поручение.

— Я рад, что Бубенцову удалось от вас уйти! — продолжал Володя. — Мне все больше нравится Андрей Бубенцов, хотя я с ним не знаком.

Володя рассчитывал задеть этими словами вождя апачей, вызвать на разговор, но вождь стоял с каменным лицом. А вспылил и завелся Васька.