Зато его отцу холод не доставлял ни малейшего неудобства – с тех времен, когда Вельстил был еще совсем молод и когда в их жизни впервые появился Убад. Лорд Массинг выпустил руку девушки и, одной рукой сдернув с себя плащ, небрежно швырнул его на стол.

Магелия тотчас метнулась к ближайшей стене, прижалась к ней спиной – и голова Убада сразу же повернулась в ее сторону, как будто он мог разглядеть девушку даже сквозь кожаную маску, скрывающую его глаза.

– Будь начеку, Бриен, – проговорил он. – Она не должна сбежать.

Вельстила раздражало, что этот высохший от старости колдун так бесцеремонно обращается к его отцу. Да, конечно, сам Вельстил называл его просто «отец», но все прочие, кто говорил с ним, держались в рамках приличий, даже Родек, князь Энт. На советах нобилей дома Энтов к отцу Вельстила неизменно обращались «лорд Бриен Массинг».

А вот Убад не оказывал ему должного почтения.

Сморщенный, тощий, безликий заклинатель духа мертвых – и заработавший на том звание некроманта, – он был никудышным, если не сказать хуже, прорицателем. В глазах Вельстила Убад был немногим более чем слуга, и тем не менее он позволял себе подобную фамильярность.

Лорд Массинг поднял руку к виску и что-то беззвучно зашептал себе под нос. Левое веко его дергалось.

Вельстил больше не спрашивал, в чем дело. Он уже привык к раздражающей манере отца говорить с самим собой. Убад, не колеблясь, скользящим шагом подошел ближе.

– Вели сыну запереть женщину до тех пор, пока все не будет подготовлено. Тебе надо отдохнуть… поспать… и покормиться.

Бриен Массинг бессмысленно посмотрел на прикрытое маской лицо Убада, затем кивнул.

– Да займись делами, – сказал он и повернул к винтовой лестнице, врезанной в стену зала. Его пустой взгляд на миг обратился к Вельстилу. – Запри ее в погребе и помоги, в чем понадобится, мастеру Убаду.

И лорд Массинг тяжелым шагом двинулся вверх по лестнице, предоставив Вельстилу возиться с Магелией. Вельстил не желал прикасаться к ней ни за что на свете, даже ради того, чтобы выполнить приказ отца. Нелепая эта помолвка была устроена помимо его воли и желания. Он указал девушке на другую лестницу, ведущую вниз, в подземелье, и отрывисто бросил:

– Ступай.

В глазах Магелии стоял ужас, но глубоко под ним тлел неистребимый огонек гнева, и держалась она настороженно, примечая все, что творилось вокруг. Вельстил только сейчас разглядел, что она привлекательна: прямой нос, точеные скулы, обрамленные густыми волнами черных волос. У нее были изящные, почти хрупкие руки, тонкие пальцы. Он жалел ее, как мог бы жалеть новорожденных котят, пищащих в мешке, который вот-вот швырнут в реку.

Коротко кивнув, он опять указал на лестницу и двинулся к девушке. Она тотчас отпрянула от него и, скользнув вдоль стены, сама направилась к лестнице. Когда они уже начали спускаться, в зал втащили одну из клетей, и Вельстил невольно оглянулся.

Это была не та клеть, которая искалечила стражника, скорее клетка с деревянными прутьями, меж которыми был натянут холст, чтобы то ли спрятать, то ли защитить того, кто сидел внутри.

Спускаясь по лестнице вслед за Магелией, Вельстил услышал, как с сухим шорохом бьются о натянутый холст крылья.

Той же ночью, позже, Вельстил вновь спустился в подземелье. Он миновал двери шести небольших комнат, за первой из которых была заперта Магелия. Не задержавшись ни на миг, он прошел до конца коридора и вошел в седьмую комнату. Там вовсю кипела работа.

Все пять клетей уже были выгружены из фургонов. Несколько крестьян и двое стражников устанавливали клети на место и снимали с них холсты.

Первой была дубовая, со стальными скобами клеть, из нее приглушенно доносилось яростное рычание, затем – затянутая холстом гигантская клетка, в которой все еще слышалось бессильное трепетание крыльев. Третья клеть была сделана из кедра, и внутри нее стояла тишина; четвертая представляла собой решетку из дубовых плашек, за которой помещался огромный, в рост человека, сосуд. Она была, судя по всему, втрое-вчетверо тяжелее остальных, и, когда ее двигали, слышался плеск какой-то жидкости. Даже после того как клеть установили на место и больше не трогали, Вельстил то и дело слышал, как нечто плещется, задевая затянутое кожей отверстие на верху сосуда.

Пятая клеть более всего волновала и интриговала Вельстила.

В высоту, ширину и длину она была примерно вдвое меньше человеческого роста и к тому же склепана из стальных пластин, совершенно обесцветившихся и кое-где покрытых копотью. Когда эту клеть поставили на сырой пол, послышалось громкое шипение, как если бы плеснули водой на раскаленные угли, и тотчас за стальной стенкой клети что-то лихорадочно заскреблось. Этот звук перерос в визгливый металлический скрежет, от которого все, кто был в комнате, содрогнулись. Вельстилу показалось, что этот скрежет проник в каждую клеточку его тела. Затем все стихло.

Один крестьянин, отсоединяя от пятой клети цепь, нечаянно задел ладонью обесцветившуюся стальную пластину. В тот же миг зашипела обожженная плоть, и крестьянин с воплем отпрянул, прижав ладонь к губам. Затем он рухнул на пол и, скорчась там, скулил и подвывал, покуда один из солдат пинками не заставил его вернуться к работе.

Вельстил вышел из седьмой комнаты. На миг он остановился у двери, за которой была заперта Магелия, а потом размеренно зашагал назад к лестнице.

Миновало несколько дней. Как-то вечером Вельстил спустился к ужину в парадный зал, и вдруг из подземелья донеслись крики, рев и оглушительный лязг. Вельстил бросился к лестнице, сбежал вниз, перепрыгивая зараз по две ступеньки. Он был еще на лестнице, когда в ушах у него зазвенело от пронзительного вопля Убада:

– Живьем, болваны! Живьем!

Вельстил со всех ног побежал в конец коридора. Дверь в седьмую комнату была приоткрыта. Взявшись за нее, чтобы распахнуть настежь, Вельстил заглянул в комнату: слева от двери, в углу сидел труп.

Скрюченные от боли пальцы мертвого эльфа были безвольно прижаты к груди. Запрокинутая голова упиралась затылком в угол, широко раскрытые глаза безжизненно уставились в потолок, белки закатились так, что едва виден был краешек янтарной радужки. Рот мертвеца был широко разинут, и, словно в подражание этому, зияла ниже, на шее, разверстая рана, настолько глубокая, что обнажилось дыхательное горло. Из раны сочились лишь редкие капли крови, и кожа у мертвого была неестественно бледной, а ведь лесные эльфы, как правило, смуглокожи.

Обзор Вельстилу вдруг перекрыл стражник, который со всего размаху врезался в стену у дверного косяка, да так и сполз по ней. Тогда Вельстил решительно распахнул дверь.

В центре комнаты, за большим бронзовым чаном стоял Убад, сцепив костлявые пальцы.

– Вставай! – завизжал он. – Переломай ему ноги, если иначе не можешь справиться!

Солдат, цепляясь ногтями за стену, кое-как поднялся на ноги и, схватив железный прут, побежал через комнату.

Среди обломков дубовой клети боролись лорд Массинг и какой-то человек. Человек ли?

Противник Бриена был плотно сложен, коренаст и коряв, как выросшее на болоте дерево. Руки его были длинные, мускулистые, торс примерно вдвое шире человеческого, но и на треть короче. Под косматыми бровями почти не видно было глаз, да и лицо было трудно различить – его почти целиком покрывала густая, жесткая, точно конский хвост, борода. На лодыжках и широких запястьях этого существа болтались кандалы с обрывками железных цепей.

Стражник подступил к нему, размахнулся, ударил плашмя железным прутом по босой ноге бородача.

Тот даже не дрогнул – как будто удар пришелся не по живому телу, а по каменной колонне – и лишь лениво, как от назойливой мухи, отмахнулся от нападавшего. Солдат отлетел к дальней стене, врезался в нее головой, сполз на пол и затих с переломанной шеей. Железный прут выскользнул из его руки и откатился прочь.