— Ты хорошо, а лучше сказать, буквально запомнил? Красный ублюдок, продавшийся коммунистам, — так тебя обругали?

— Батейн сказал мне именно так.

— А может быть, он напутал, этот Батейн? Разъярился, рассердился и сгустил краски!

Рене покачал головой:

— Не думаю. Не такой человек Батейн, чтобы нафантазировать. Нет, это было сказано тем, кому такие слова привычны, как вам поридж на первый завтрак. Почему это вас волнует, дядя Майкл? Чушь — она и есть чушь.

— Меня не это беспокоит, сынок, — Смит опять погладил подбородок, впрочем, об этом потом. Продолжай!

Они подошли к финишу почти одновременно: Рене к концу повествования, а Смит к концу скромного ужина. Смит аккуратно вытер губы носовым платком, который заменял ему салфетку, спрятал в холодильник остатки сыра и закурил. Рене нацедил полный стакан содовой, но Смит дал ему сделать всего два глотка.

— Не сразу, Рене, не сразу.

— Почему? Я хочу пить! — удивился журналист.

— Понимаю. Когда целый день употребляешь алкоголь, к ночи обязательно хочется пить. Но вода ледяная, долго ли схватить ангину? А тебе нужно быть в форме: предстоят бои!

— Бои, схватки, сражения и битвы! — Хойл засмеялся. — Надеюсь, с применением лишь обычного оружия?

— Об этом следует спросить Вильяма Грейвса, — хладнокровно ответил детектив, а Рене невольно посерьезнел. — Но ведь до него сначала нужно добраться?!

Откуда-то из-под пижамы Смит извлек вороненый пистолет среднего размера и протянул журналисту.

— Держи, незаряженный. Обращаться с пистолетом умеешь?

Принимая пистолет, Рене с некоторым удивлением взглянул на Смита, но тот не обратил на этот взгляд никакого внимания и преспокойно курил.

— Я вырос в Штатах, — журналист передернул кожух, заглянул в канал ствола, спустил курок, — а кто же там не умеет обращаться с оружием? Обычный пистолет, без всяких новомодных фокусов.

— Специально такой и подбирали.

Взвесив пистолет на ладони, Рене перевел взгляд на детектива:

— Неужели дойдет и до этого, дядя Майкл?

— Почему дойдет? — сердито спросил Смит. — Разве уже не дошло? Разве тебе не тыкали стволом в брюхо?

— Так то мне. — Рене вытащил обойму, пересчитал, на сколько патронов она рассчитана, и снова загнал в рукоятку. — Скажу вам откровенно, дядя Майкл, не по душе мне это. Гангстер я, что ли?

— В нашем свободном мире каждый человек — немножко гангстер. — Смит некоторое время насмешливо разглядывал Хойла, а потом успокоил: — Это на крайний случай. Кроме того, есть один секрет, с которым я хочу сейчас тебя познакомить.

Смит докурил, размял сигарету в пепельнице, чтобы не дымила, и достал из кармана пластмассовую коробочку, на которой был изображен пистолетный патрон и можно было прочитать надпись «Спесиаль».

— А еще что у вас есть? Бомба замедленного действия?

— Нет, бомбы у меня нет, а вот гранатка есть, — сказал Смит, извлекая пластмассовый шарик с грецкий орех величиной, на нем угадывалась та же надпись — «Спесиаль». Взвешивая коробочку с патронами и гранатку на ладони, детектив любовно проговорил: — Наша фирменная продукция. Истинно гуманное оружие, не в пример ядерной бомбе. — Смит аккуратно, двумя пальцами взял шарик, полюбовался им и положил на стол. — Дает вспышку света силой больше миллиона свечей, которая длится всего четырнадцать тысячных секунды. Но этого вполне достаточно, чтобы твои враги на десяток-другой секунд ослепли. Бери их голыми руками или давай деру в зависимости от обстановки! — Детектив снова приподнял шарик. — Перед употреблением взбалтывать: сдвинуть вот эту шторку и нажать кнопочку.

— Прометеев огонь, — вздохнул Рене.

— Вот именно, — спокойно согласился Смит. — Прометеев огонь последней четверти двадцатого века.

Он снова положил шарик и открыл пластмассовую коробочку: в ней в два ряда стояли восемь штук патронов, гильзы у них были необычно длинными, головки пуль едва выглядывали из них.

— Это для твоей обоймы. Снаряжай.

Пока Рене занимался этим нехитрым делом, Смит пояснил, что патроны с секретом, и рассказал, в чем именно состоит этот секрет.

— У них единственный серьезный недостаток: дистанция действительного боя всего три метра. Но действие практически мгновенное, а через десяток минут, что, конечно, очень важно для нашей с тобой пуританской морали, все проходит без следа: хоть под венец, хоть за руль автомобиля. В туалете под полотенцем нательная сбруя с кобурой, в ней найдется место и для гранатки. И помни, с этой минуты снаряженная кобура — такая же необходимая принадлежность твоего туалета, как штаны или туфли. А пока спрячь это хозяйство в карман, привыкай.

Взвешивая пистолет на ладони, Рене философски промолвил:

— И это вместо рыцарского меча и доспехов! — Укладывая оружие в карман, он поднял глаза на Смита. — Как вы не побоялись везти такие штучки через границы и таможенные барьеры?

Детектив досадливо поморщился:

— Не говори глупостей! Я лишь два часа назад взял все это в вокзальной камере хранения.

— Неужели все так серьезно, дядя Майкл?

— Боишься?

Рене повел плечами, чувствуя непривычную тяжесть пистолета на груди.

— Нет, но у меня такое впечатление, что я — это уже не совсем я. И что настоящая жизнь кончилась и началось кино.

— А когда во время демонстрации протеста ты проломил голову здоровенному бобби, это тоже было кино?

— Тоже кино.

— Ну и правильно! — вдруг сказал детектив. — Это нормальное чувство здорового человека. Когда я, видавший виды старик, иду на опасное дело, у меня тоже возникает эдакое киношное ощущение. Но не будем преувеличивать, сынок. Оружие — всего лишь страховка: мне вовсе не улыбается увидеть тебя в больнице или на кладбище только потому, что ты в момент истины оказался с голыми руками. И хватит дамских разговоров.

Смит сказал, что дело Грейвса, долго и неторопливо варившееся, постепенно двигавшееся к разрешению, вдруг накалилось добела и, накалившись, — прояснилось! До недавнего времени конкуренты, претендующие на дело Грейвса, предпочитали выжидать, контролировали друг друга и старались всеми правдами и неправдами получить возможно большую информацию. А теперь началась открытая, рискованная и опасная игра.

— И знаешь, кто виновник такого поворота событий? Ты! — Детектив ткнул Рене пальцем в грудь и, откинувшись на спинку кресла, засмеялся, очень довольный эффектом, который произвело это сообщение.

— Я?!

— Конечно! Люди среднего достатка, споткнувшиеся на пути к финансовому Олимпу, любят афишировать свое равнодушие и даже презрение к деньгам. Но это лишь маска! Другое дело, что она может быть и подсознательной. В нашем мире купли-продажи деньги — это все. Можно посмеиваться над миллиардерами, ругать и чернить их, но эдакий трепет перед их всесилием и вседозволенностью сохраняется у каждого. За последние дни ты вступал в контакты с четырьмя разными, не похожими друг на друга людьми: Хиршем, Баррисом, Батейном и Анной. Скажи, разве хоть один из них так или иначе не интересовался твоим знакомством с семейством Бадервальдов?

Рене призадумался и обнаружил, что дядя Майкл прав. Хирш интересовался этим обстоятельством всерьез. Баррис — вскользь, мимоходом, Батейн подшучивал над ним, но каждый отдал Бадервальдам определенную дань. Разве что Анна не проявила никакой заинтересованности, но, может быть, она не в курсе событий?

— Вот видишь, — резюмировал Смит, выслушав ответ Рене. — Скорее всего и Анна пронюхала об этом, иначе какого черта она бы так напрашивалась на продолжение знакомства?

Детектив пояснил Хойлу, что, поскольку охота за делом Грейвса ведется довольно давно, представители разных фирм и организаций имели возможность нащупать друг друга и либо очно, либо заочно познакомиться. В результате, как это чаще всего и случается в подобных ситуациях, многие агенты начали двойную и тройную игру и на свой страх и риск, и с ведома нанимателей. Вся эта совокупность агентов образовала сложную систему, пронизанную тайными связями и информационными каналами. Сенсационное известие о том, что темной лошадке, скромному журналисту Рене Жюльену Хойлу покровительствует могущественное семейство Бадервальдов, с быстротой телеграфа распространилось и до предела накалило обстановку. Об огласке позаботился, конечно же, и Спенсер Хирш, которому выгодно обострить соперничество и набить цену делу Грейвса. Конкурентам было предельно ясно, что в неторопливой позиционной борьбе Бадервальдов не переиграть. Поэтому они заторопились, пошли на риск, выложили все козыри, которые накапливали и приберегали. Особенно активизировалась террористическая группа, с представителями которой Рене, помимо его воли, пришлось познакомиться. Но активизировавшись, террористы «засветили» себя и позволили разгадать их замыслы и намерения. Выяснились удивительные вещи! Оказывается, именно в эту группу входил в свое время Вильям Грейвс, скорее всего, он и был ее мозговым центром, духовным организатором и вдохновителем. Робер Менье был личным телохранителем Грейвса и сопровождал его при поездках в Габон. Вильям Грейвс не только покинул деловой мир, он скрылся и от своих товарищей-террористов. Почему — об этом можно только гадать, но проделал он эту операцию внезапно и очень ловко! Вместе с ним исчез и один из его ближайших помощников, Нед Шайе. Террористы пришли в ярость. Заклеймив Грейвса отступником и предателем, они поклялись отыскать его, наказать и, несмотря ни на что, заставить довести до конца свои замыслы. И вот что интересно и чрезвычайно важно: судя по всему, Вильям Грейвс вместе с Недом Шайе обосновался где-то в Монако. Скорее всего, он поселился здесь потому, что намеревается принять участие в ликвидации своих финансовых дел, но в интересах безопасности планирует выход на открытую арену лишь в самый последний момент. Судя по всему, террористическая группа каким-то косвенным образом давно держала Грейвса на прицеле, хотя никак не могла выйти на него напрямую. Напрашивается мысль, что террористы уцепились не за Грейвса, а за его друга и помощника Неда Шайе, который вел более открытый образ жизни. Дело в том, что вчера вечером Шайе был похищен и сейчас находится в качестве пленника в местной штаб-квартире террористов. Надо думать, что похищение не дало террористам нужных сведений, потому что вчера же было принято решение о похищении и Рене Хойла. У этих деятелей преувеличенное мнение о его информированности. А потом террористы надеются, что Рене будет хорош и в качестве заложника, обладание которым позволит выставить ряд требований Спенсеру Хиршу: как-никак, Рене Хойл любимец Бадервальдов! И если бы не предусмотрительность старого дяди Майкла, то Рене, вместо того чтобы рассиживаться в кресле и потягивать содовую, получал бы сейчас оплеухи и наркотики, которые развязывают языки.