У одного из сооруженных фашистами блиндажей мы остановились. Фоторепортеров соблазнил оригинальный натюрморт: у входа в грязную нору валялись обглоданные свиные ноги, неведомо зачем притащенная из избы какого-то колхозника икона, украшенная наивными бумажными розами, немецкая каска, обшитая краденым старушечьим платком, и несколько пулеметных лент. Я заглянул внутрь этого логова, заваленного сеном, в котором еще вчера отогревались его недавние обитатели.

— Осторожнее, не наберитесь вшей…

Спокойный голос показался знакомым. Оборачиваюсь. Да ведь это же Бурда! Вот и знакомые силуэты его грозных боевых машин, которые мы видели в засаде у Чисмены. Сейчас они притаились в укрытиях, повернув свои длинные шеи в сторону раскинувшейся в лощине деревни Козлово, над которой рвутся одновременно десятки снарядов, — там продолжается ожесточенный бой.

Некоторых гвардейцев нет. Ранен смелый разведчик Коровянский. Обгорел и отправлен в госпиталь друг и соперник Бурды Заскалько. Погиб смертью храбрых танкист-орденоносец старший сержант Миша Матросов.[19] Погибли и другие гвардейцы. Недешево далась победа! И все-таки в сравнении с потерями немцев наши потери невелики.

Усевшись на завалинку чудом уцелевшей в этой переделке избы, мы беседуем с танкистами о событиях минувшей ночи. Беседа отрывочна, немного сбивчива — люди еще целиком во власти пережитого. Но впечатления эти ценны своей непосредственностью и искренностью.

— А помнишь, как они, сволочи, за кладбище уцепились?.. А Евтушенко-то, Евтушенко — вот комик! Фашист капрал бежит, а он — прыг из танка, за манишку гада и — будь здоров — в плен!.. Ну, а как Заскалько им жару дал! Двенадцать орудий по его KB в упор, а он — ноль внимания, фунт презрения: будьте добреньки, под гусеницы! Ему что эти снаряды — горох! Черта с два броню пробьет!.. А Самохин? Что ты молчишь, Костя? Скажи, как ты их гранатами из люка лупанул!..

Константин Самохин по-прежнему командует ротой.

— Это незаурядная личность, — говорил мне о Самохине Катуков три дня назад в Чисмене, — он себя еще покажет. Воюет с первого дня войны. Говорят, что он родом из-под Сталинграда — лихой казак. Завзятый танцор, организатор самодеятельности, в мирное время был футболистом, играл за центр нападения. Ну, а теперь забивает голы фашистам бронебойными болванками. Боевое крещение принял еще в войне с белофиннами и был награжден за храбрость медалью. В июльские дни на Украине его танковая рота истребила более сорока фашистских танков. На формирование бригады в район Сталинграда он прибыл уже опытным командиром — на гимнастерке у него уже был орден Красной Звезды, а теперь добавился орден Ленина. Отлично воевал под Орлом!..

В Чисмене нам не довелось встретиться с Самохиным, и теперь я с любопытством разглядываю этого молодого, смуглого, плотного и в то же время легкого и очень поворотливого офицера в комбинезоне. Он сконфуженно улыбается:

— Ну, так то же не по уставу. Что я буду делать, если снарядов не осталось, а фашисты тут, рядышком, тепленькие, в блиндаже? Вот я, нарушив устав, и высунулся из люка и начал их гранатами забрасывать…

Бурда добавляет, что в этом бою Самохин израсходовал четыре боекомплекта, — так часто приходилось ему ходить в атаку и вести огонь по боевым позициям гитлеровцев.

Беседа на завалинке продолжается. Разговор идет пока вразброд, после боя прежде всего вспоминают моменты, которые были очень сложными, подчас трагическими, а теперь почему-то кажутся забавными, смешными. Память в минуту наивысшего нервного напряжения в бою фиксирует малейшие детали, словно фотографическая пластинка, и во время передышки люди испытывают потребность выговориться и притом вдоволь посмеяться — это необходимая разрядка.

И, как всегда, из таких отрывочных замечаний постепенно складывается картина боя — стройная, четкая картина. Мне невольно приходит на ум любимая фраза Катукова: «Надо крепкое сердце иметь». Именно это крепкое сердце решило успех операции минувшей ночью.

Гитлеровцы хорошо укрепились в Скирманове. Село было превращено ими в крепкий узел обороны с прекрасно организованной огневой защитой. Само расположение села благоприятствовало обороне: справа бугор, слева овраги, а прямо открытая местность, отлично пристрелянная.

Катуковцам была поставлена задача: во взаимодействии с 18-й стрелковой дивизией, которая наступала левее, уничтожить противника в Скирманове, а затем наступать вдоль шоссе и овладеть селом Козлово. Атаку поддерживали четыре дивизиона артиллерии, фланги прикрывали 27-я и 28-я танковые бригады.

Атака началась с утра 12 ноября после мощной артиллерийской подготовки. Катуков применил строй клина. Бригада наносила лобовой удар другой возможности не было. Танки гвардейцев построились в три эшелона пока первый эшелон продвигался вперед, второй поддерживал его огнем. Третий эшелон оставался в резерве, в критический момент вступил в бой и он.

В пять часов утра 12 ноября перед боем у Скирманова комиссар 1-го танкового батальона А. С. Загудаев созвал экипажи танков на короткое собрание. Он прочел танкистам приказ о переименовании бригады в 1-ю гвардейскую танковую. Напомнил товарищам о погибших боевых друзьях. Призвал сражаться так же самоотверженно, как сражались под Орлом Рафтопулло, Дуванов, Рындин, Любушкин…

Сокрушая все на своем пути, бронированный клин гвардейцев врезался в село. И все же одним ударом проломить оборону противника не удалось — уж очень сильна была артиллерийская и минометная оборона гитлеровцев. По каждому нашему танку били 10–12 орудий и минометов. Тут-то и потребовалось то самое крепкое сердце, о котором любит говорить Катуков, — надо было на ходу быстро и четко перестроиться, применить новую тактику. И генерал сумел это сделать. Не давая врагу ни минуты передышки, он начал планомерно и методически выбрасывать вперед небольшие группы танков, изматывая до предела нервы врага. Надо было создать видимость бесконечного наращивания сил.

Танки двигались вперед короткими скачками, нанося молниеносные удары с разных направлений. Снова отличился Бурда, а с ним и старший сержант Евтушенко. Продвижению пехоты сильно мешала гитлеровская минометная батарея, расположившаяся на кладбище. Кроме того, там были сооружены долговременные огневые точки; оттуда гитлеровцы пулеметным огнем преграждали путь пехоте.

Бурда и Евтушенко стремительно помчались на врага. Тогда гитлеровцы бросили в контратаку припрятанные в резерве шесть танков. Два гвардейских экипажа, не дрогнув, приняли неравный бой. Бурда уничтожил три тяжелых немецких танка, похоронил под гусеницами своей машины шесть блиндажей со всей их начинкой, живой и мертвой, — очень ловко тут поработал водитель танка Боровик, — и расстрелял два взвода пехоты. Евтушенко раздавил две долговременные огневые точки, уничтожил около тридцати пехотинцев и захватил одного капрала в плен, о чем так весело рассказывал нам Бурда, уж больно необычайный был случай. Когда же понадобилось вклиниться в глубину села, Бурда, не задумываясь, влетел туда, давил, мял, крушил врага, как только позволяла техника. Но тут он снова встретил сильный артиллерийский огонь. Снаряд попал в его танк, разбил оптические приборы. Пришлось отойти.

Мужественно сражался и экипаж комиссара 1-го батальона Загудаева. Сам Загудаев командовал танком, механиком-водителем у него был Дыбин, стрелком-радистом Наймушин, заряжающим Лескин. Выполняя боевой приказ, Загудаев прикрывал левый фланг наступления бригады. Он принял бой с контратакующей группой немецких танков, расстреливая их в упор.

Экипаж Загудаева уничтожил пять вражеских танков, но и сам понес потери: снаряд поразил в голову заряжающего Лескина. Остальных спасла казенная часть пушки, принявшая на себя этот страшный удар.

Искусный механик Дыбин, ловко маневрируя, сумел все же вывести искалеченную машину из-под убийственного огня. Лескин был похоронен на окраине села Ново-Рождествено. Загудаев за мужество, проявленное в бою у Скирманова, был награжден орденом Ленина. Ему была посвящена передовая статья в газете «Красная звезда».[20]