- Не бойся открыть глаза, - говорил мне Дух, сроднившийся со мной в изнуряющих блаженствах полета, - не бойся открыть глаза, мой усталый брат. Вот мы перешли рубеж, отделяющий горние страны от пределов, осужденных на покаяние и вечные муки.

И первое искушение уготовано было мне, и глаза мои, повинуясь приказу, блестели, и панически острый взгляд блуждал среди мрачных теснин, и дымные факелы озаряли утесы оловянным мерцанием, и бросали на жесткие щеки каждого из поверженных ангелов тьму фиолетовых бликов, и громко слышна стала музыка сфер, и первой явилась дива...

3

Милиция ехала долго - верхом ездить она не умела. Да и лошади пали - в год великого перелома. Ребер.

Она - это тысячеглавая гидра без ног, без сердца, без сострадания. Она в числе семи человек с ружьем приехала на козле - знаменитой в совдепии автомашине ГАЗ-69. Колеса которой, как всегда, восьмерили и крутились в разные стороны.

Старший - старлей, соскочив, что-то нечленораздельно рявкнул перед массивной дверью, и шестеро остальных, как обычно - шестерок, бросились врассыпную. Сделав вид, что они оцепили в злом преступлении подозреваемый особняк, четверо из шестерки лягавых постепенно стали сжимать кольцо. Гранаты-лимонки в правой руке - у каждого по две штуки. По рыку-команде старлея - дружно и разом выдернув чеку, чекисты буду отныне их называть собственным именем - пугающе, но не страшно забросали звенящие окна взрывчаткой и под грохот хлопуш ворвались со всех четырех сторон - со всех ног - в переполошенное здание: абсолютно пустое.

- Абсолютно пустое! - самый грамотный, с неполным трехклассным образованием чекист доложил по уставу старлею. Какой, все еще опасаясь оружья и зверства бандитов, мялся на улице: жался к козлу. Другой, безголовый, но порасторопней чекист опрометчиво вынес на блюде голову Дмитрия Шостаковича.

- Верни взад! - не вынес дикого зрелища старший страшный во гневе - начальник и, выхватив блюдо, бросился в распахнутый изнутри особняк.