— Ваш отец не одобрил бы моего пребывания здесь?

— Нет. — И это была констатация факта. — Он не любил англичан.

— Из-за того, что англичанин украл у него дочь?

— Враждебность появилась значительно раньше. Однажды некая английская компания совершила с ним мошенническую сделку, в результате которой он очень пострадал. Отец поклялся никогда не верить этой нации.

— Но нельзя же судить о целой нации попоступкам нескольких людей! Какой слепой фанатизм!..

— Называйте это как хотите. Так он чувствовал.

— А вы? Вы тоже не доверяете англичанам?

— Не больше, чем другой национальности, включая и мою собственную. В деле нельзя полностью доверять никому.

— Циничная точка зрения! Разве не существуют честные люди? Вот вы, например. Вы, наверное, не позволили бы себе скомпрометировать имя Теодору?

— Я — нет, но это не значит, что подобное не случается с другими. Как вы сами заметили, я никому не доверяю своих дел. Как можно быть уверенным в ком-то кроме себя?

— Ну а в себе вы можете быть уверены: выдержите руку на пульсе.

Он иронично улыбнулся.

— Вы судите слишком поспешно: вы немного знаете обо мне.

— Но у вас хорошая репутация, — сказала она. — Если бы было малейшее сомнение насчет вас, то мой отец запретил бы мне ехать сюда. Крупный европейский промышленный магнат в таком сравнительно молодом возрасте — вам есть чем гордиться. И это не комплимент. Именно из-за желания вашего отца вы не разрешаете Софии быть более независимой? Или это ваше мнение?

Он покосился на нее.

— Вы возражаете против этой идеи как таковой?

Она не колебалась с ответом.

— Женщины так же, как и мужчины, вольны отстаивать свои интересы. Я вижу, что старые порядки все еще сохраняются здесь у вас в глубинке, но в городах все уже изменилось. Девушки получают работу за пределами родного дома, уезжают и живут, как хотят.

— На первый взгляд, может, это и так, — произнес Алексис, — но не заблуждайтесь на сей счет. Большинство наших женщин знают свое место и знают свои обязанности. Они чтят традиции. Долг брата — охранять добродетель сестры от всех соблазнов. Многие греческие мужчины не согласятся взять в жены ту, которая отдалась другому.

Хотелось бы мне, чтобы это распространялось и на мужчин! — заявила Зои.

— Мужчины — другое дело, — незамедлительно последовал ответ. — Мужчине это нужно.

— Хотите верьте, хотите нет, но и женщинам тоже. Тогда почему они связаны правилами, которых не придерживается ни один мужчина?

Прошло некоторое время, прежде чем он ответил:

— Должен ли я предположить, что вы сами не связаны никакими правилами?

Зои вздохнула. Она сама дала повод к подобному выводу, но у него все же не было оснований так ставить вопрос.

— Моя жизнь — это мое личное дело. Я имею в виду другое, — произнесла она жестко.

Его глаза горели как угли.

— Если вы хотите сохранить это место, вы должны ответить на мой вопрос.

Зои недоброжелательно взглянула на него, чувствуя себя в западне. Рассказывать кому бы то ни было о своем внутреннем мире и интимной жизни не входило в ее правила, но отказ в данном случае грозил бы потерей места. Необходим был компромисс.

— Я не буду отвечать на вопрос в той форме, в какой он был поставлен. Я не думаю, что вы имеете право спрашивать это, — сказала она, взвешивая каждое слово. — Единственное, что я оспариваю, — это утверждение, что женщина должна оставаться девственницей до брака, в то время как у мужчины есть свобода и он утоляет свой аппетит когда и где ни пожелает, без всяких ограничений.

Вряд ли кто сегодня следует этому жизненному кредо, — сухо прозвучало в ответ.

— Ни одному мужчине на свете нельзя прощать распутство.

Он посмотрел на нее с тенью недовольства на лице.

— Вы очень упрямы.

— В тех случаях, когда на меня давят, кирие, — ответила она. — Я могу работать на вас, но мои тело и душа принадлежат только мне.

— Конечно, — мягко сказал он. — Вы можете звать меня по имени. Вы находите, «Алексис» трудное для произношения слово?

— Трудное для восприятия Я, в конце концов, служу у вас…

Его взгляд обезоруживал, улыбка тоже.

— Не совсем так. Вы на привилегированном положении. Но я вижу, вы дрожите. Нам пора вернуться.

— Если я и дрожу, то не от холода, подумала Зои. Он не притрагивался к ней, но его близость возбуждала. Алексис Теодору был тем человеком, который не мог оставить кого-то равнодушным.

— Есть одна вещь, которую я бы хотела выяснить напоследок, — сказала она. — Кто будет платить мне зарплату?

― Я. Криста освобождается от этой обязанности. Я полагаю, что цифра, на которой вы остановились, недостаточна, и зарплата ваша будет увеличена на одну треть.

— Этого вовсе не нужно делать! — запротестовала Зои. — Я была более чем довольна первоначальной суммой. Кроме того, мне нравится стиль жизни здесь, многие люди отдали бы большие деньги, чтобы оказаться на моем месте.

Алексис заулыбался.

— До сих пор не встречал ни одного человека, который отказывался бы от дополнительной платы за свои услуги.

— Я не сказала, что отказываюсь. Я имела в виду, что это не является необходимостью.

— Я сам буду решать, что нужно, а что нет. — В этом высказывании слышалась воля самодержца. — Вы думаете, сможете сейчас уснуть?

Зои очень сомневалась в этом. Она вся была как натянутая струна. Человек, стоявший рядом с нею, обладал несомненной привлекательностью и, бесспорно, силой магнетизма. Та аура, которая возникала вокруг него, притягивала к себе и не отпускала. Разумеется, Зои была не первой женщиной, почувствовавшей это…

Алексис тем временем взял ее под руку и повел обратно к вилле. Его прикосновение обожгло ей кожу, хотя и было легким. Он понял это почти сразу и сунул руки в карманы брюк. Его улыбка говорила о том, что он уловил реакцию Зои и она его забавляла. Нет сомнений, она его забавляла… Алексис проводил ее взглядом до комнаты и на прощанье пробормотал:

— Калинихта[4].

Зои как будто вышла из густого и темного леса, оказавшись наконец у себя. Она стояла минуту или две, пытаясь привести в порядок свои чувства, прежде чем включить свет. Алексис Теодору поистине выходящее из рада вон явление! Она могла смело себе в этом признаться и думала о нем все последующие дни.

Алексис проводил много времени у себя в фирме в Афинах, но к ужину всегда возвращался домой. Его присутствие вызывало у Зои чувства, которых она раньше не испытывала. Замечал ли он, что волнует ее, девушка точно не знала. Если не замечал, то, возможно, это было к лучшему. В конце концов, она ведь только служащая, хотя и живет на правах члена семьи. В ее положении она вряд ли заслуживала большего, чем мимолетное внимание.

— Я рада, что Леды Казанти здесь нет, — сказала однажды вечером София, когда Алексис ушел уладить пару дел, как он выразился. — Эта особа думает, что может безраздельно распоряжаться его временем. Будет ужасно, если брат женится на ней и она переедет сюда.

Они сидели на террасе.

— Как она выглядит? — спросила Зои небрежно, хотя сообщение о том, что у Алексиса есть невеста, больно резануло ее.

— Леда? — София задумалась. — Она, конечно, очень красивая и из хорошей семьи, но мне она не слишком нравится — не больше, чем я ей.

— Зато Алексис, очевидно, находит, что она подходящая кандидатура.

— Да, — вздохнула София и, помолчав, продолжила: — Мы забыли о наших планах назавтра…

Но прежде чем что-то предпринимать, им нужно было получить разрешение у Алексиса.

— Он у себя в кабинете, не так ли? — спросила Зои, решительно вставая. — Пойду поговорю с ним прямо сейчас.

— Брату может не понравиться, что его отрывают от дел, — произнесла неуверенно София. — Давай лучше утром…

— Но он может уйти до того, как мы встанем, как это было вчера и позавчера, — напомнила ей Зои. — Если мы хотим увидеть Акрополь до того, как туда начнут прибывать толпы туристов, мы должны выйти в половине восьмого. Иначе застрянем в пробке до середины дня. — Она вопросительно посмотрела на девушку. — Ты действительно хочешь посетить это место паломничества? Или делаешь это ради меня? Но я уже видела его раньше. София улыбнулась.