— Подвинься-ка сюда! — велел Колышек, щелкнув твердым ногтем по столу.
Писатель подчинился.
— Возьми лист бумаги и перо! — приказал Колобок.
— Взять-то я могу, но оно не желает скрипеть! — пожаловался писатель.
— Заскрипит, отныне будет скрипеть вовсю!
О чудо! Перо подпрыгнуло и само протиснулось между пальцев писателя. Да как заскрипит! Но скрип этот был не очень похож на привычный, хорошо знакомый писателю звук. Перо заиграло, как скрипка.
А! Теперь Ластик-Перышкин воспрянул духом. Он даже затопал клумпами от удовольствия. Ему показалось, что все это придумал он сам. Значит, он будет описывать приключения Колобка и Колышка, и таким образом они смогут путешествовать, а все люди — видеть и слышать их?! До чего же славные, милые и умные человечки!
— Обещай не брить бороду, пока наши странствия не кончатся, — вежливо попросил Колобок. — Если ты побреешься — мы погибли! Когда борода не будет больше нужна, она сама исчезнет. Как не бывало! Понял?
Ластик-Перышкин понял, что тут было не понять. Он отметил, что стал гораздо смышленее, отрастив бороду.
Твердо пообещав не бриться, он принялся за дело, то есть за писание.
С тихим шелестом отлетали страница за страницей, уже не пустые — отяжелевшие, исписанные. Порхая, как голубь, один лист опустился на паркет. Колышек подбежал и поднял его. Испещренный буквами лист был похож на большое вспаханное поле: проложены борозды и семена посеяны! Даже галки и воробьи скакали как по настоящей пашне — это были вопросительные и восклицательные знаки. Колышек и Колобок повертели лист, уткнувшись в него носами, и почтительно вернули автору.
— Через дверь! Через дверь! — показал им писатель пером, которое скрипело даже в воздухе— так оно рвалось писать! — когда человечки двинулись было к окну. — В нашем городе ходят только в дверь.
Гости смутились и направились к двери.
— Ты первый! — подталкивал друга Колышек. — Ты умней меня.
— А ты проворнее и хитрее!
Первое знакомство и непредвиденные препятствия
Человечки выбрались на лестничную площадку. Хотя на дворе сияло солнце, здесь было не светлее, чем в чернильнице. Десять лет назад перегорела лампочка, а новую собирались ввернуть завтра. Это «завтра», надо полагать, еще не наступило. Но запах здесь был приятный, как в сказке: пахло луком и борщом.
Пока друзья впитывали милые запахи, вверх по лестнице стремглав бежала Раса Храбрите.
Колышек и Колобок не успели разглядеть ее лица: словно вихрь закружил человечков, и их втянуло в комнату писателя, — оставалось только потирать ушибленные лбы.
Раса, как ветер, тащила за собой всякий мусор. По пути из школы она дралась с мальчишками и теперь сжимала в руке чей-то разодранный берет. В ее собственной куртке тоже зияла дыра, коса расплелась. Не сказав ни слова, Раса схватила со стола ножницы и — чик! — отхватила косу.
— Что ты сделала, Раса? — воскликнул Ластик-Перышкин. Ее коса помогала перу писателя вдохновенно скрипеть.
— Я не зареву, не думай! Из-за этой косы проиграла сражение. И всегда из-за нее проигрываю. Один хвать за косу, а другой бац-бац по спине! Попробовал бы сам драться с такой косой!..
Кончик срезанной косы лежал на полу и блестел на солнце, как мед. Колобок долго смотрел на лучистую, переливающуюся прядь, потом опустился на колено и обеими ручками поднял ее.
— Может быть, вы позволите мне взять на память, уважаемая Расочка? — вежливо спросил он, удивив этим поступком не только писателя, но и своего друга Колышка.
— Я не Расочка! Я — Раса. А тебя, малявка, знать не знаю! — Большими, как блюдца, глазами она требовательно посмотрела на писателя. — Что это за типы вьются около тебя?
— Я — Колобок. А это мой друг по странствиям — Колышек. Разрешите узнать, уважаемая Раса, что такое типы?
Раса засмеялась, и этот смех Колобку был приятнее, чем ее ответ.
— Спрашивайте у этого типа. Он ведь все знает, — сказала Раса, махнув рукой в сторону писателя (в отместку за его всегдашние нравоучения!).
Колобок и Колышек переглянулись. Раса нравилась им не меньше писателя, но почему она называет их волшебника каким-то типом? Особенно понравилась она Колобку, который украдкой спрятал отрезанную косичку в карман. И его рука в кармане все время сжималась и разжималась, словно он пытался ухватить горящий уголек.
— Откуда вы взялись, чудаки? — Раса вытаращила на них глаза, которые стали еще больше и теперь едва умещались на лице. — Почему один толстенький, а другой тоненький? Почему ты пахнешь свежим хлебом, а ты щепками? Может, вы бежали из пекарни? А может быть, вы — игрушки?
— Нет, мы не из пекарни и не игрушки, — вежливо отозвался Колобок, ничуть не обидевшись. — Мы вон оттуда… Покажи, Колышек!
Бойкий Колышек не стал стесняться. Ухватил Расу за мизинец двумя жесткими пальчиками и потащил к столу.
Не успели они подойти поближе, как чернильница стала расти. Она разбухала, раздувалась, пока не стала величиной с ванну. Горлышко торчало, точно труба на крыше дома — только дым не валил. Внутри бились о темное стекло грозные синие волны.
— Ого! Можно было захлебнуться! — восторженно сказала Раса. Ее выпуклые глаза стали совсем круглыми и теперь действительно казались двумя блестящими фарфоровыми блюдцами, синими-синими от волн, которые бушевали в чернильнице. Колобок никогда еще не видел таких больших и таких синих глаз.
— А ореховые скорлупки для чего? — улыбнулся Колышек. — Видишь четыре ореховых скорлупки?
— Вижу, вижу! Вы были в скафандрах. Как интересно! Теперь я понимаю! Мне уже ясно, кто вы и откуда… А можно я с вами поиграю, хоть вы и не игрушки?
— Постыдилась бы, Раса! — одернул Ластик-Перышкин, предчувствуя, что ее выдумкам не будет конца. — Они устали после долгого, опасного путешествия и отправляются в еще более долгое, еще более опасное… Не мешай им!
Колобок, должно быть, желая отблагодарить Расу за согревающий руку кончик косы, скромно сказал:
— Если это ненадолго, то мы могли бы…
А веселый по характеру Колышек даже взвизгнул от удовольствия.
— Приготовились! Я — собака, вы — кошки! — воскликнула Раса, которая никогда не медлила. — Бегите, прячьтесь, а я буду ловить. С одним условием — в чернильницу не прятаться! Три, четыре…
— Нет, эту игру мы не хотим! — недовольно поморщился Колобок.
— Тогда я — огонь, а вы — обручи! Катитесь, прыгайте через меня, а я буду жечь, кусать. Приготовились!
— Нет, нет, нет! — в один голос отбивались от новой игры Колышек и Колобок.
Ластик-Перышкин хотел было вступиться за встревоженных приятелей, объяснить Расе, почему им не нравятся подобные игры, но она не дала ему даже рта раскрыть.
— Ты не вмешивайся. Лучше бороду соскреб бы! Сам знаешь, какая противная щетина у тебя отрастает, если не побреешься дня два!
— Ну, что вы, — подал дрожащий голос Колышек. — По-моему, у него прекрасная борода…
— Редкой красоты! — уверял Колобок.
— Ну как: сбреешь или нет? — грозно наступала Раса.
— Да я не мо-могу… — промычал Ластик-Перышкин, пятясь от ножниц, которые защелкали у него под носом.
— Ладно, давай играть, уважаемая Раса! — неожиданно согласился Колышек, подмигнув Колобку.
Тот не сразу сообразил, в чем дело.
— Играть? С огнем?
— Да, с огнем! С собаками! — кивал Колышек — Только на улице, не в комнате!
Наконец дошло и до волшебника: человечки, спасая его бороду, пустились на хитрость. Они выманят озорницу на двор и… дадут тягу.
Раса тут же забыла про бороду.
— Вот это будет игра! Я еще ни разу в жизни не играла с такими человечками!
Загремели, загрохотали ступени, словно по ним промчался табун жеребят. Колобок и Колышек кубарем катились по лестнице. За ними прыгала по ступенькам Раса Храбрите.
Гонка по улицам города
На улице Колышек и Колобок зажмурились от яркого света. То солнце, которое сияет с неба, приятели хорошо знали. Но сейчас его не было видно за высокими домами большого города. Зато над улицами горели другие светила, должно быть, отколовшиеся от того большого солнца. В каждом окне, у каждого автомобиля сияло одно или сразу несколько маленьких солнц.