— Откуда ты взялся? — зевнув спросил Ластик-Перышкин и протер глаза.

— Оттуда, — крот кивнул на чернильницу и в свою очередь осведомился: — Если не секрет, здесь были пес и спички?

— Были, были, — борода снова взъерошилась и не дала писателю соврать. — А ты тоже враг Колышка и Колобка? — спросил он у залитого чернилами крота. — Будешь кусать? Жечь их?

— Они мне ни враги, ни друзья. Ни кусать, ни жечь их я не буду. Я люблю распутывать провода, соединять и разъединять их. Видишь ли, я техник-любитель, и сейчас исполняю обязанности связиста.

— А для чего эта связь?

— И вы еще спрашиваете? Вы — волшебник? Для того, чтобы спички и собаки могли согласованно провести операцию по окружению беглецов.

— А что тебе за польза от этого?

Крот поднял на лоб бинокль. Он носил не очки, как все, у кого слабое зрение, а бинокль. И бинокль у него, наверное, тоже был сказочный: свернутый из бересты, в которую вставлены рыбьи пузыри.

— Лично мне? Никакой пользы. Все ради техники. Проверяю аппаратуру. К тому же, я слыхал, что они — выскочки.

— Что еще за выскочки?

— Ну, такие, которым не сидится на одном месте, не лежится в колыбели. Кто сломя голову несется, сам не зная куда. Если уж живешь в сказке, то в человеческий мир не суйся!

— Очень ты мудрый, крот! — сказал Ластик-Перышкин, возмущенный его тупостью.

— Я и не сомневался в этом! — ухмыльнулся крот.

— Убирайся вон отсюда!

Крот спокойно поправил бинокль и продолжал распутывать свои провода. Вслух считая «раз, два, три», он проверял, как действует телефон, и долго дул в трубку — пустую раковину улитки.

— Я бы охотно подчинился, однако нахожусь при исполнении служебных обязанностей. Попрошу не мешать, а не то я буду жаловаться, — наконец ответил он писателю.

— Ого!

— Да, да! — заорал крот и даже закашлялся. — Вы не уважаете технику и задаете всевозможные, гм… провокационные вопросы! Вы мешаете службе связи сказочного государства. Да, да! И куда только смотрит волшебная борода?

Но до чего же удивился писатель, когда его собственная борода заглушила вопли крота! Она стала еще длинней и строго заговорила человеческим голосом:

— Заткнись, темнота! Делай свое дело и молчи, пока я тебя не обвила!

— Слушаюсь, ваше высочество борода, — отозвался крот от двери. — Есть, делать свое дело и молчать! Только я не темнота — я технический специалист-изобретатель…

Оказывается, с волшебной бородой шутки плохи. Ластик-Перышкин и не подозревал, что она столь могущественна. Он хотел поблагодарить бороду, ласково погладить ее, но та не далась.

— Ты тоже хорош. Суешься, куда не следует. Не все, кто выскочил из твоей чернильницы, обязаны тебя слушаться. Ведь у них своя голова и свой ум! Ясно тебе?

— Ясно, хоть и не совсем… — пролепетал писатель.

— Лучше позаботился бы о своем пальце, — посоветовала борода. — Смотри, как распух! А понять — потом все поймешь…

Ластик-Перышкин озабоченно уставился на свой палец, словно тот был приклеенный.

— Это всамделишный укус?

— Самый что ни на есть!

— И заражение крови может быть?

— А то как же! Йод есть? Смажь, не жалей…

— Но ведь этот пес — из чернильницы…

— Ого-го, какие псы иногда вылазят из чернильницы!

— Да… да… — расстроенный писатель бросился искать йод. Не найдя, он принял три таблетки пенициллина и три аспирина.

Общественный регулировщик уличного движения, долго не размышляя, схватил железного конька, поднял его, как котенка, и швырнул в коляску черного мотоцикла. Друзей побросал туда же, словно это были не живые человечки, а какие-то чучела. Лежа друг на друге, стукаясь о твердые бока железного конька, Колобок и Колышек снова мчались по городу. Только на этот раз они уже ничего не видели, не слышали. На тесном дворе, заставленном машинами и мотоциклами, Распорядкин высадил их.

Железный конек лежал без признаков жизни. Можно было подумать, что он мертв.

— Водительские права? — потребовал Распорядкин, введя друзей в большую комнату. — Ну!

На широкой ладони Распорядкина могла бы уместиться не только книжечка с правами, но и оба преступника.

— А, прав нет? Отлично! Давайте паспорта! Тоже нет? Отлично, отлично! Удостоверения личности? Свидетельства о рождении? Ну и отличненько…

Друзья пожимали плечами и растерянно моргали. Что еще им оставалось делать?

— Ну, а как тебя звать? А тебя? — он ткнул пальцем в одного, потом в другого, и человечки еле удержались на ногах.

— Я — Колобок! — пробубнил один.

— А фамилия?

— Колобок.

Второй тем временем пропищал, что его имя и фамилия — неслыханное дело! — Колышек.

— Так, может быть, ты Колышкин, а ты Колобов? — уточнял общественный регулировщик, постукивая толстым карандашом по стеклу.

Только что повизгивавшие от боли приятели весело фыркнули — так смешно назвал их грозный Распорядкин!

— Подумать только, — взялся Распорядкин за голову, лысую, продолговатую, как редька. — Попадаются еще такие, что сами не знают, кто они!

— Мы знаем! Знаем! — заспорили приятели.

Распорядкин встал, выпрямился во весь свой богатырский рост и сжал громадные красные кулаки. Приятели испугались, что он бросится на них, и юркнули под стол.

На самом же деле им ничто не угрожало. Просто городские часы пробили четыре. А Распорядкин ежедневно, ежечасно, где бы он ни был и чем бы ни занимался в эту минуту, проделывал пятиминутную зарядку. Зато он и был таким сильным и ражим!

— Ну, а вы, бездельники, что же не делаете зарядку? — вылупил Распорядкин свои голубые глаза, словно раскрыв еще одно, самое страшное их преступление. — Вылезай из-под стола! Стройся!

Ни тому, ни другому до сих пор не приходилось делать зарядку, но человечки подчинились. Колобок неуклюже размахивал короткими руками, а Колышек задирал негнущиеся ноги.

Но вскоре приятели вошли во вкус и забыли, что им угрожает. Однако Распорядкин ничего не забыл.

— Стоп! Довольно! — рявкнул он. — Ну, а теперь отвечайте, кто вы такие?

— Меня выпекла печь, — сказал Колобок.

— А меня выстрогал старик, — отозвался Колышек.

— Мы хотим узнать, что творится на свете… Что хорошо…

— …и что плохо!

— Что умно…

— …а что глупо!

— У нас есть друзья…

— …но есть и враги!

— Друзья? Враги? Ну, говорите, говорите… Фамилии, адреса!

Распорядкин навалился на стол, приготовившись писать. Но едва приятели заикнулись о своих врагах и друзьях, как он тут же в ярости отшвырнул карандаш. Какой-то пес Зубарь — враг, какие-то спички… А друг— железный конек? Глаза Распорядкина вытаращились, как два голубых воздушных шарика. Казалось, они вот-вот лопнут.

— Кто вас учил водить?

— А кого мы водили? — удивились друзья. — Конек сам катал нас! А потом он заболел…

— Вы слышите? Сам катал! Хо-хо! — сотрясался от смеха Распорядкин. — А потом, видите ли, заболел. Воспаление легких или приступ аппендицита? Ну, идемте, проведаем больного…

Однако больного на дворе не было. Всевозможные мотоциклы и мотороллеры пренебрежительно улыбались надраенными никелированными деталями. Разумеется, только друзья поняли, что они улыбаются.

— Что за чертовщина? Ослеп я, что ли? — Распорядкин протер глаза, до сих пор не нуждавшиеся в очках — и так все видели насквозь. — Ну и обнаглели воры! У меня из-под носа! Средь бела дня?!. Ну погодите!

— Мы же говорили, — осмелился вмешаться Колобок. — Он сам ездит… Выздоровел и уехал!

— В него, наверное, залили свежей крови! — радостно рассуждал Колышек.

— Молчать! Вы меня с ума сведете своей глупой болтовней! — крикнул Распорядкин и потащил приятелей обратно в комнату. А то еще сбегут, как тот мотороллер-хулиган!

Внезапно ему в голову пришла спасительная мысль. Он вспомнил, что читал когда-то статью о кибернетике, а может, и о синтетике — эти новые термины вечно путались у него в голове.