Морроу был абсолютно спокоен, и лицо его не выражало никаких эмоций. Когда Хок и Билл спросили его о том, почему он так подозрительно спокоен, Морроу ответил:

— Я два года провел во Вьетнаме, так что привык к трупам.

Командиру Морроу зачитали его права, но он решил обойтись без адвоката.

— Я не убивал свою жену, — объяснил он свое решение, — поэтому мне нечего скрывать. Конечно, если вы предъявите мне обвинение, то я воспользуюсь услугами адвоката, хотя не вижу смысла платить деньги человеку, который даст тебе единственный совет: «Не отвечай ни на какие вопросы». Но мне, как я уже говорил, скрывать от вас нечего.

Хок и Билл опросили соседей Морроу и их немногочисленных друзей, выяснив, что врагов у миссис Морроу не было. Убийца ничего не взял из вещей, не позарившись даже на бриллиантовое кольцо стоимостью в три тысячи долларов, которое миссис Морроу сняла с пальца перед тем, как мыть посуду. Кольцо так и лежало на кухонном столе возле мойки.

Хока и Билла насторожили два обстоятельства. Во-первых, в кухонном шкафу они обнаружили блок сигарет «Пэлл Мэлл», в котором не хватало лишь двух пачек; во-вторых, кофеварка на кухне была наполовину полна, причем индикатор, показывающий температуру напитка, все еще горел — то есть кофе был еще горячий. Значит, Морроу пошел в магазин за сигаретами и угощался там кофейком только для того, чтобы создать себе алиби. Нашлись двое свидетелей, которые видели, как Морроу заходил в магазин и выходил из него, но это свидетельствовало лишь об одном: Морроу действительно на какое-то время заходил в магазин. Выяснить, сколько именно времени он провел в магазине, не представлялось возможным.

Следствие было долгим и нудным. Хок и Билл несколько раз допрашивали Морроу, и во время одного из допросов Хок посоветовал командиру во всем сознаться, списав все на «поствьетнамский синдром». Тогда к Морроу проявят снисхождение, и он отделается годом лечения в психушке.

Однако Морроу был непреклонен.

— Я не убивал ее, — сказал он. — И у меня никогда не было никакого синдрома. Если бы я был подвержен стрессам, то не летал бы на «боинге» в Рио-де-Жанейро и обратно.

Потом пилот успешно прошел через детектор лжи, и дело пришлось задвинуть в долгий ящик, поскольку других версий у следствия не было. Время от времени дело вытаскивали на свет божий, но лишь для того, чтобы еще раз убедиться в том, что оно абсолютно бесперспективно. В общем, все склонялись к тому, что Морроу никогда не удастся вывести на чистую воду.

Пролистав дело, Хок сказал:

— Ты прав, Билл. От нас не убудет, если мы еще раз встретимся с Морроу. Эллита, «колоть» Морроу будем мы с Биллом. А ты будешь сидеть рядом и записывать беседу на магнитофон. Незаметно конечно. Сходи в отдел технического обеспечения и возьми там диктофон, который бы поместился в твоей сумочке. Билл, у тебя есть наручники?

Хендерсон кивнул.

— Отлично! — обрадовался Хок. — А то я сегодня свои брать не стал. Думал, не понадобятся.

Судя по внешнему виду дома Грогана — двухэтажного оштукатуренного блочного здания, выкрашенного в желтый цвет, — его не ремонтировали с тех самых пор, как владельца лишили лицензии. На просевшем бетонном крыльце, почти сровнявшемся с раскуроченным тротуаром, стояли два ржавых железных стула. Перил у крыльца не было, поэтому два алкаша, которые сидели на стульях, едва завидев Хока, Хендерсона и Эллиту, мгновенно вскочили на ноги и спрыгнув с крыльца, засеменили прочь. Хока сразу выдали шнурованные полицейские ботинки на толстой подошве. Хендерсон больше походил на тренера школьной футбольной команды. А вот в Эллите вряд ли кто заподозрил бы офицера полиции, даже несмотря на ее строгие туфли на невысоком каблуке. Ведь остальной ее гардероб сегодня составили кремовая шелковая блузка и умопомрачительная мини-юбка в вертикальную красно-белую полоску.

В холле никого не было, но черно-белому телевизору, похоже, было наплевать на то, что у него нет зрителей, поскольку он чего-то монотонно бубнил, мерцая экраном. Возле низенького столика, заваленного старыми номерами «Спортс Иллюстрейтед» и «Гурмэ», стояли несколько шатких стульев. На стене холла висела табличка «У нас не курят» и потому пепельниц на столике не было. Тем не менее обшарпанный пол из линолеума украшали живописно разбросанные окурки.

Владелец заведения сидел на кухне и глядел в окно, которое выходило на задний двор. Во дворике, обнесенном деревянным забором, валялись поломанные унитазы, какие-то банки, бочонки и прочая рухлядь. В центре композиции возвышался поставленный на бетонные блоки «бьюик» 1967 года, с которого были сняты колеса. Забор почти до самого верха зарос бурьяном и дикорастущим бамбуком. Хозяин заведения — седовласый пожилой мужчина лет шестидесяти пяти — угощался сэндвичем с беконом и яичницей.

Хок показал седому свой жетон:

— Вы — мистер Гроган?

— Так точно. Честь имею представиться — Реджинальд Б. Гроган. Чем могу служить, офицер?

— Мы хотели бы поговорить с командиром Морроу.

— Тут нет таких. У меня в заведении публика меняется каждый день, но военных здесь не было с тех самых пор, как я лишился лицензии, и от меня съехали все, кто сидел на метадоновой терапии.

— Он не военный. Морроу — пилот гражданской авиации.

— Пилотов у меня тоже отродясь не бывало. У меня тут в основном поденщики и пенсионеры. Но человека по фамилии Морроу среди них нет.

Хендерсон показал Грогану фотографию командира «Полночь». Гроган потянулся было за фотоснимком, но Хендерсон отдернул руку.

— У тебя пальцы жирные. Заляпаешь еще.

— Еще никому не удавалось съесть сэндвич с беконом и яичницей, не замарав руки, — буркнул в ответ Гроган и внимательно посмотрел на снимок. — Этот тип похож на мистера Смита, но Смит гораздо старше.

— А кто такой Смит? — спросил Хок.

— Один из постояльцев. Джон Смит. Живет на втором этаже, направо по коридору. Последняя дверь напротив туалета. — Гроган впился зубами в сэндвич, и по его подбородку поползла струйка яичного желтка.

— Можно с ним поговорить? — спросил Хок. — У нас нет ордера, но мы хотим с ним просто побеседовать.

— Валяйте. Я бы проводил вас, но не хочется прерывать ленч. К тому же, у меня руки жирные. Но вы не ошибетесь: его номер как раз напротив сортира. Он заплатил за проживание до следующего воскресенья, но я не знаю, дома сейчас Смит или нет.

Второй этаж при помощи фанерных перегородок был переоборудован в десять крохотных спаленок. Из прежнего интерьера нетронутой осталась только ванная комната, располагавшаяся в конце коридора, который освещался двумя голыми лампами. Вернее, одной, поскольку вторая лампочка перегорела. Дверь напротив туалета была закрыта. Хок постучался, но из-за двери никто не отозвался. Мозли повернул ручку двери, и та неожиданно отворилась.

Джон Смит, он же Роберт Морроу, сидел на краю узкого топчана. Он что-то записывал в толстенную тетрадь, используя в качестве письменного стола железную подставку под телевизор. Он на мгновение поднял голову, когда в комнатку вошли трое полицейских, но во взгляде его не было ни удивления, ни любопытства. Седые кудри Морроу уже давно нуждались в стрижке, а щетина его была явно многодневной. В общем, выглядел Морроу не очень опрятно, но одет был на удивление аккуратно и чисто, — если, конечно, можно считать аккуратными залатанные штаны цвета хаки и голубую рубашку. Морроу постукивал правой ногой, причем подошва его ботинка оставалась при этом неподвижной, поскольку просто-напросто отклеилась от верха. Каморка была размером два метра на полтора, и кроме топчана в ней находился лишь маленький металлический комод, покрашенный под дерево. Жалюзи на окне были раздвинуты, и комнату заливало жарким солнечным светом. Вчетвером они еле втиснулись в комнатенку. Эллита встала возле комода, Хендерсон остался стоять на пороге, а Хок подошел к Морроу и, улыбнувшись, протянул руку командиру «Полночь». Обменявшись с Морроу рукопожатием, Хок сказал: