Хок с Эллитой ютились в крохотном стеклянном закутке, который почему-то назывался кабинетом. Большую часть кабинета занимал письменный стол на двоих. Столешница его была прикрыта куском плексигласа, под которым находились бумажки с телефонами и различные визитные карточки. Из-за этого стол казался захламленным, даже когда на нем не было никаких предметов. Впрочем, такое случалось крайне редко, ибо почти всегда на столе царил хаос. Обстановку дополняли металлический шкафчик с картотекой, два вращающихся стула и стул для посетителей, на который были свалены подшивки двух майамских ежедневных газет. К столу было привинчено металлическое кольцо, к которому в случае надобности приковывали наручниками задержанных. Электрическая пишущая машинка стояла, естественно, на девичьей половине стола. Стеклянные стены офиса были украшены плакатами, прикрепленными скотчем. Прямо напротив Хока висел плакат с изображением человека в маске, целящегося в потенциального зрителя. Под пистолетом крупным шрифтом был набран рекламный девиз торговой палаты Большого Майами: ЭТО МОЙ ГОРОД!

Официально этот кабинет принадлежал лейтенанту Фреду Слейтеру, второму человеку в отделе по расследованию убийств после майора Браунли. Однако Слейтер предпочел отдельному «кабинету» стол в углу большого зала, откуда было гораздо удобнее наблюдать за подчиненными. Раньше Хок делил кабинет с сержантом Биллом Хендерсоном, но пару недель назад майор Браунли разбил лучшую пару сотрудников отдела и назначил Хоку и Биллу новых напарников. Напарником Хока стала Эллита Санчес, а к сержанту Хендерсону прикрепили новичка, Теодоро «Тедди» Гонсалеса. Хок и Билл должны были научить новых партнеров премудростям сыска. Хендерсон и Мозли проработали в паре больше трех лет, и никаких претензий к ним со стороны начальства не было. Но они, во-первых, оба были сержантами, а во-вторых, ни один из них не владел испанским и не желал этот язык изучать. Поэтому майор Браунли и прикрепил к сержантам двуязычных детективов. Поскольку в паре Мозли — Хендерсон старшим считался Хок, то он остался в стеклянном офисе, а Хендерсона с Гонсалесом переселили в общий зал, поближе к мужскому сортиру. Женского туалета на этаже не было, и Эллите приходилось спускаться двумя этажами ниже.

Наличие двуязычного полицейского в паре было жизненной необходимостью, поскольку больше половины населения Майами теперь составляли латиноамериканцы — в основном кубинцы, разбавленные беженцами из Сальвадора и Никарагуа, число которых увеличивалось с каждым днем. Билл и Хок, конечно, были огорчены, узнав, что их пару разбивают, однако возражать против этого решения не стали, потому что это было бессмысленно. В отделе по расследованию убийств служили сорок семь детективов, причем согласно вновь утвержденным квотам, число белых полицейских не должно было превышать число латиносов. Так оно и было. Приятно разнообразили отдел лишь четыре негра — один из них майор Браунли, а еще один — выходец из Гаити. Гаитянец окончил Сорбонну и свободно владел французским, креольским и английским, но работы у него было гораздо меньше, чем у остальных сотрудников. Гаитянское населения Майами составляло примерно 25 000 человек, но это была самая мирная этническая группа. Если и случались убийства в Маленьком Гаити, то убийцей, как правило, был чужак, решивший шутки ради подстрелить какого-нибудь черномазого прямо из проезжающего автомобиля.

Когда Хок вошел в кабинет, Эллита, глядясь в карманное зеркальце, наводила марафет, крася губы ярко-алой помадой «Американская мечта». Другой косметикой Эллита не пользовалась. Природа одарила Эллиту опущенными уголками губ, поэтому при первом взгляде на нее казалось, что из углов ее напомаженного рта сочится кровь. «Интересно, ей кто-нибудь говорил об этом?» — подумал Хок, здороваясь с Санчес.

— Что нового? — спросил он.

— Окончательные результаты пока не известны, но патологоанатомы склоняются к тому, что это не самоубийство, а случайная передозировка. Я запросила данные на Хикки. Он, оказывается, внесен в наш компьютер. Жду распечатку.

Хок вручил Эллите целлофановый пакет с вещдоками.

— Отправь, пожалуйста, в лабораторию пакетики с порошком и шарики из фольги. Можешь отправить туда и «косяк», но я не настаиваю. Если хочешь, то можешь оставить самокрутку себе — дома покуришь.

— Я не курю «травку», сержант, — ответила Эллита, пряча, тем не менее, «косяк» в сумочку.

Хок пошарил в бумажнике Джеральда Хикки и выудил оттуда целую кучу всевозможных бумаг и документов: просроченное водительское удостоверение, клочок бумаги с телефонным номером, помятую черно-белую фотографию с изображением дворняги, которая держала в пасти резиновый мячик; просроченный купон, дающий скидку в «Макдональдсе», просроченную же кредитную карточку на имя Джеральда Хикки и сложенную вчетверо двадцатку, спрятанную за подкладкой бумажника.

— Да, денег тут не густо. — Хок передал двадцатку через стол Эллите. — Положи эти двадцать баксов к остальным деньгам.

— Но я уже запечатала конверт с деньгами.

— Значит, тебе придется его распечатать, — раздраженно произнес Хок.

Эллита молча разрезала конверт своим швейцарским армейским ножом, вытащила оттуда деньги, разгладила двадцатку и, приложив ее к стопочке купюр, сунула деньги в новый конверт. Затем она выбросила испорченный конверт в мусорную корзину, запечатала новый конверт и, прежде чем передать его Хоку, надписала: «Джеральд Хикки. 1070 долларов». Хок спрятал конверт во внутренний карман пиджака и извиняюще покачал головой:

— Прости, что повысил на тебя голос. У меня было не слишком приятное свидание с одним псом... И я никак не могу подыскать себе новое жилье. Как ты думаешь, Санчес, почему Хикки носил в бумажнике фотографию дворняги?

Эллита встала, перегнулась через стол и внимательно осмотрела вынутые из бумажника документы.

— Судя по тому, что все документы просрочены, я могу предположить, что и собака уже сдохла. Наверное, этот пес когда-то принадлежал Хикки, а потом умер. Вот Джеральд и носил в бумажнике снимок как своеобразное «мементо мори».

— Вообще-то о смерти обычно напоминает фотография с изображением человеческого черепа, но возможно, ты права. В доме Хикки не было никаких следов пребывания собаки. Передай-ка мне эту бумажку с телефоном.

Хок набрал нацарапанный карандашом номер.

— Слушаю вас, — послышался в трубке женский голос.

— Я хотел бы поговорить с Джерри Хикки, — сказал Хок.

— С кем?

— С Джерри Хикки.

— Он тута уже не живет.

Хок понял, что разговаривает с негритянкой.

— А с кем я имею честь беседовать? — вежливо спросил он.

— А вам чего надо?

— Я хотел бы купить собаку Джерри. Он, когда уезжал, не оставлял вам собаку?

— У него в жизни не было никаких собак. Я никому не разрешаю держать собак. А вы кто такие? — спросила негритоска.

— Скажите, пожалуйста, когда Джерри съехал от вас? — спросил в свою очередь Хок, так и не представившись.

Женщина повесила трубку.

— Скорее всего, ты права насчет собаки, Эллита, — сказал Хок и передал ей клочок бумаги с телефонным номером. — Узнай по справочной, где установлен этот телефон. Нам этот адрес ни к чему, но мы можем передать его ребятам из отдела по борьбе с наркотиками. Вдруг это поможет им выйти на след наркоторговцев. Должен же был Джерри где-то брать героин? К тому же у меня сложилось такое впечатление, что в доме матери он появлялся нечасто. Я выясню это сегодня вечером, когда поговорю с миссис Хикки.

Эллита кивнула.

— Хотите кофе, сержант? — спросила она.

— А ты хочешь?

— У нас есть еще полчаса до встречи с майором Браунли...

— Я знаю. Я тебя про другое спросил: ты хочешь кофе?

Эллита кивнула.

— Сейчас принесу, — сказал Хок. — Ты уже три раза подряд ходила за кофе. Так не пойдет. Мы с Биллом всегда спускались в буфет по очереди. Тебе сколько сахара? — спросил он, поднимаясь из-за стола.