«Бог ты мой, да эта статуэтка знает все!»
— … Только на этот раз он распалился по-настоящему. Когда он кусал мне бедра, я вдруг ощутила, как он что-то из меня высасывает — в буквальном смысле. В животе как-то потеплело, будто у меня там ребенок. И вот когда он снова вошел, я стал кричать, заклинать, чтобы он взял все. И тогда Карло это сделал. Он припал мне к губам, и я будто сама потекла в него. Думала, что умру, но было все равно. Притиснулась к нему изо всех сил, чтобы взял меня глубже, глубже… Такой сладости я просто не вынесла, отключилась. Когда пришла в себя — часа два прошло — усталость была такая, какой в жизни никогда не было. Тут я и поняла, что это не просто любовные игры. Я спросила: «Что ты такое со мной сделал?». А он: «Не беспокойся, взял у тебя сколько-то жизненной силы, но вреда от этого никакого. У тебя ее еще немеряно». Я ему: «Как это вообще возможно, забирать эту силу?». А он мне: «Я же вампир».
— Прямо так и сказал?
— Да. Сказал так, будто речь о чем-то обыденном. Я тогда спросила, а что он сделает, если я расскажу, что он вампир, а он: «Не беспокойся, тебе все равно не поверят».
— А вы поверили?
— Сначала нет. Думала, какая-то шутка. И тут он изменил себе глаза.
— Что сделал?
— Заставил их измениться, просто чтоб меня убедить. Заглянул мне в глаза, а у самого там — туман такой, красный. Страшно. Потом сразу все прошло.
— То есть у него глаза как-то исчезли в буквальном смысле?
— Да нет же. Трудно объяснить. Проще было бы увидеть.
— Вы точно уверены, что это не гипноз какой-нибудь?
— Возможно. Хотя я так не думаю.
— А он объяснил, как стал вампиром?
— Сказал, что это врожденное. Что на Корсике вампиров множество. Что оттуда они и произошли, а не из Трансильвании.
— Вы читали «Дракулу»?
— А как же. Я после этого стала читать о вампирах все подряд. Целые вечера проводила в Нью-ЙоркскоЙ публичной библиотеке. И про деда вашего читала, и понимала, что ему никто не верит. Вы сами вампир?
Прозвучало абсолютно естественно, словно вопрос был, любит ли он сушки.
В тон прозвучал и ответ:
— Да.
— Я так и подумала. У меня было это ощущение, когда вы меня коснулись. Только вы не пытаетесь брать жизненную силу.
— Да, действительно, — Карлсена только сейчас как-то проняло, что он был прав, сдержав соблазн.
Перед ним же пациентка, а могло получиться вообще невесть что.
— А когда это начало вас беспокоить?
— Беспокоить, меня? — не поняла она.
— Вы же сказали своему брату, значит, видно, беспокоило.
— Нет, это брат все и выяснил. Когда я вернулась уже в следующую субботу, он меня дожидался. Кто-то видел, как мы с Карло ужинаем в Китайском квартале. На брате лица не было. Он из нас младший, и любит меня без памяти. Он еще и очень близкий друг моего мужа — я с мужем как раз через него и познакомилась. Брат не мог взять в толк, как я, замужняя женщина, завожу себе кого-то на стороне, когда семейный стаж еще всего ничего. Это так на него подействовало, что он пригрозил покончить с собой. Тут я поняла, что надо рассказать ему всю правду.
— И он поверил?
— Какое там, — Ханако слабо улыбнулась.
— А что он подумал?
— Что я сумасшедшая. Поэтому уговорил пообщаться меня со своим другом, доктором Хорватом. Доктор — человек милейший. Только Тетсур не сказал, что друг этот — врач-психиатр.
— И вы поговорили с доктором Хорватом?
— Поговорили. Только он тоже мне не поверил. Сказал, что у меня какая-то мания… слово какое-то произнес длинное, медицинское. То есть, что у меня неосознанная склонность к супружеской неверности.
— И они позаботились, чтобы встреч у вас с Карло больше не было?
— Да нет же. — Она досадливо улыбнулась, дивясь мужскому тугодумству. — Доктор Хорват сказал брату, что я должна пройти лечение у психиатра. Уже назначил на ту неделю прием у какого-то светила. Тем временем оба дали обещание мужу ничего не говорить.
Карлсен кивнул на облепленные пластырем запястья.
— И что произошло затем?
— Я выяснила насчет Карло. Выяснила правду. — Сказала печально, но без жалости к себе.
Карлсен облегченно почувствовал, что фаза суицидности миновала.
Разговор об этом лишь снова ее укрепил.
— Как это произошло?
— Вчера после работы я поехала за покупками. Мужу хотела купить шелковый галстук и заехала в «Мэйсиз».
Карлсен с улыбкой кивнул. Японцам почему-то нравится именно «Мэйсиз». Вот уж тридцать с лишним лет он является одной из основных в Нью-Йорке приманок для туристов. В духе характерной для 2090-х ностальгии, магазин был реконструирован в том же виде, в каком был двести лет назад: старомодные деревянные прилавки, сзади на полках — коробки с товарами. Идея обернулась невероятным успехом. И хотя с той поры ряд конкурентов по «ностальгии» обанкротился, «Мэйсиз» продолжал цвести, пользуясь поддержкой японских обитателей Нью-Йорка.
— На первом этаже у них выставка, вы не видели? — Карлсен в неуверенности покачал головой. — Демонстрируют новый строительный материал… забыла название.
— Диолитовое стекло?
— Точно. Смотрится как стекло, дока не пропускаешь через него ток. Тогда оно все темнеет и темнеет, и, наконец, совсем перестает пропускать свет. Зимой оно пропускает все солнце, а летом ровно столько, сколько нужно. И вот нас пригласили внутрь показать, как оно работает — мы на Мэйне думаем ставить себе коттедж. И тут я вдруг увидела, как в магазин входит Карло. Он был еще с каким-то мужчиной и меня не заметил. А у меня, как только его увидела, буквально ноги подкосились. Мы с ним вот несколько часов как ласкались, но, если б он зашел сейчас на выставку и велел мне при всех раздеться, я бы сделала не задумываясь. — Она говорила ровно, обычным голосом, без малейшего эпатажа. — Я стояла, не спуская с него глаз — хотелось пулей выскочить, схватить его за руку. Только уже никак нельзя: специалист рассказывал про дом, и от группы оторваться как-то неприлично. Поэтому я просто стояла, ловила его взгляд. Он от стены стоял всего в нескольких футах, так что я чувствовала: вот-вот и увидит, как я таращусь во все глаза. Но, похоже, он очень занят был разговором и смотрел в другую сторону. Потом продавец потянулся к регулятору; стена начала темнеть. И едва это произошло… Я почувствовала что-то странное. Точно не передам… вот вы знаете, бывает так, что при простуде уши закладывает, будто пробками? А потом в прекрасный момент р-раз — все опять великолепно слышно? Примерно то же и со мной. В голове будто щелкнуло что-то. И вдруг я почувствовала, что в Карло больше не влюблена.
— Прямо так! — ошарашенно переспросил Карлсен.
— Именно так. Чем-то это было вызвано…
— Электричеством?
— Не исключено. Стоило стене потемнеть, как от, любви у меня ни следа. Просто исчезла, и все. Я смотрела на него и думала: «Да я с ума сошла. Какая посредственность, мой муж намного симпатичнее». А стоило вспомнить о муже, и такая бездна нахлынула отчаяния и вины, что я взмолилась: лишь бы он ни о чем не заподозрил. Что до Карло, то я боялась: хоть бы не обернулся в мою сторону. Он по одному виду уже бы понял, что абсолютно ничего для меня не значит. Я теперь и в толк взять не могла, как меня угораздило влюбиться. Он смотрелся теперь каким-то фальшивым, поверхностным. Стена стала абсолютно черной, и Карло я больше не видела. Но наружу выходить не решалась: вдруг увидит. Поэтому стояла и делала вид, будто бы слушаю. Вот человек опять повернул регулятор, и стены начали меняться. А через несколько минут, когда снова стало видно Карло, я уже ненавидела его за то, что он заставил меня изменить мужу. Но тут снова: человек сдвинул регулятор, и все переменилось.
Карлсену только головой оставалось покачивать.
— Что, опять любовь?
— Опять. Только не совсем так. Фальшивым, поверхностным он больше не смотрелся. Но я же помнила, что было минуту назад, поэтому все смотрелось теперь как-то в ином свете. Я знала — это какой-то фокус, колдовство какое-то. Тело по-прежнему домогалось его, а уму было ясно — он не заслуживает, чтобы его любили. Я буквально выбежала из магазина, через другое крыло, и приехала сюда, домой. Села снаружи на балконе и пыталась осмыслить, что произошло. — Она блеснула глазами на Карлсена, губы выдавили горькую усмешку. — Хотя вы и представляете: мыслить-то было не о чем. Он же сам открыл правду, что он вампир.