Хэллоран быстро кивнул.

— Не будь ослом, Чарли, — сказал он. — Эти джентльмены, Хартер и шериф Кейси, были тщательно проверены, прежде чем мы упомянули твое имя. Они не испытывают мук по поводу потерянного Дела Юга. Мы можем забыть отныне о твоей миссии военных лет.

— Очень признателен, что вы сообщили мне об этом, мистер Хэллоран. Да только вот я почему-то все время о ней вспоминаю. Между прочим, другой раз еще просыпаюсь в холодном поту. А теперь, значит, я могу об этом и позабыть. Здорово, правда?

— Шонто, — жесткое лицо Хэллорана вновь стало холодным, — подойди сюда, к окну. Я хочу кое-что тебе показать.

Он взял с конторки Хартера бинокль, и Шонто последовал за ним к задернутой занавеске. Там Хэллоран передал бинокль ему и тихо сказал:

— Погляди-ка туда, на балкон Дома Франклина. Расскажи о том, что видишь. Опиши в точности.

По его тону Шонто понял, что разговор дошел до сути. Он взял бинокль и навел на второй этаж, на галерею отеля — огражденную площадку, столь характерную для юго-западной архитектуры тех времен. Когда предмет наблюдения обрел резкость очертаний, он озабоченно нахмурился.

— Так, — начал он приглушенным голосом. — Я вижу человека. Он невысок. Может, немногим больше пяти футов. Стоит прямо, как шест в заборе. Крепко сбит. Широк в груди. Кожей черен как сажа, насколько можно разглядеть в свете ламп, падающем из окон комнаты напротив. Одет в черный костюм восточных штатов, который ему не по мерке, так же как белый стоячий воротничок и галстук. Черная шляпа, никаких сгибов, которую он носит прямо, как сомбреро. Длинные черные волосы, прихваченные на манер лошадиной гривы. — Он помедлил, прищурившись еще сильнее и глядя в бинокль. — Ну и ну, — добавил он едва слышно. — Черт возьми! Да это же индеец, наряженный в платье белого человека!

— Как раз это самое, — он и есть. — Они отвернулись от окна. — Там, на балконе, — продолжал Хэллоран, — стоит самый важный человек после Линкольна во всей Северной Америке. Я не могу назвать его имени, и для вас он останется известен под наименованием «Объект № 13», вплоть до того момента, как вы доставите его на поезд, ожидающий его в Толтепеке.

— Какой такой поезд в Толтепеке? — нахмурился Шонто. — С каких пор Центрально-Мексиканскую дотянули до этой дыры, населенной парой ослов?

— Как мы надеемся, с сегодняшнего дня, — сказал Хэллоран. — Идея заключается в том. что, подобно вам, никто не знает, что железнодорожная ветка была продолжена до самого Толтепека. Эти последние несколько тысяч ярдов полотна должны быть уложены сегодня. Игра состоит в том, что даже Ортега и «руралес» не будут знать обо всем до нужного момента. Или, узнав, не поймут, что на путях ждет готовый поезд.

— Это то, что я назвал бы игрой ва-банк, мистер Хэллоран. Этот «Объект № 13», должно быть, малый, стоящий целого состояния.

— Он его стоит, — ответил государственный служащий. — Во всяком случае, Чарли, этот поезд должен ожидать в полночь в Толтепеке. Если мы сможем доставить туда «Объект № 13», поезд пройдет Камарго еще до рассвета, и будет вне досягаемости Ортеги — если этот поезд ожидает в Толтепеке.

— Если — самое длинное в мире слово из четырех букв, — сказал Шонто. — Продолжайте, бросайте второй кирпич.

— Что ж, мы знаем, что между Эль-Пасо и Толтепеком нас поджидают серьезные враги. Нет нужды объяснять, каких врагов я имею в виду. Полагаю, что вы уже достаточно знакомы с полковником Ортегой и его «лойялистской милицией».

— Вот именно — мне этого знакомства вполне достаточно. Если вам все еще интересно, каким образом мне с Чамако довелось искупаться в Рио, — это случилось из-за встречи с лойялистской армией Ортеги, или по крайней мере, такой ее части, которой мне вполне хватило. Всего, кажется, человек двадцать. Они практиковались в меткости, стреляя по мальцу, плывущему через реку. Он ускользнул, пока они убивали его отца. Пострел занервничал под ружейным огнем и понес всадника. Влетел прямо в чертову стремнину. Через миг я понял, что положение мое не лучше, чем у мальца, и, посчитав, что двое могут проехать верхом с тем же успехом, я его выудил, и мы перебрались на американский берег, держась за хвост Пострела да набирая то и дело воздуху во время ныряний. Пора мне подыскивать себе другую лошадь. С моей профессией нельзя валять дурака, ездя верхом на истеричном вороньем корме вроде этого.

— Когда решите, как быть с Пострелом, — вставил шериф Кейси, — дайте знать. Я как раз подыскивал себе такую психованную лошадь.

— Так что же, Чарли? — заключил Хэллоран. — Подходит тебе это? Нам не следует задерживаться.

Шонто задумчиво кивнул, как человек, не терпящий спешки.

— Но вы ведь так и не бросили второй кирпич.

— Хорошо. — Хэллоран теперь говорил быстро. — Маленький человек в черном костюме везет с собой аккредитивное письмо — письмо Соединенных Штатов — на огромную сумму денег — говорят, что на пятьдесят миллионов. Пятьдесят миллионов долларов, а не песо. Они нужны, чтобы поддержать его революцию там, у себя. Мне не нужно говорить тебе, Чарли, сколько дали бы люди вроде Ортеги, чтобы предотвратить доставку этого письма в Мехико-сити. Эти деньги означают, что с мятежом будет покончено, покончено с лойялистами, как они себя именуют, и что революция победит и удержит власть. Как вы уже убедились, когда лошадь вынесла вас из-под огня, полковнику Ортеге приказано закрыть границу по всей провинции Чихуахуа. Вашей задачей является открыть ее.

Ухмылка Чарли Шонто выглядела сухой, как пыль.

— Черт, что может быть проще. Нет ничего такого, что я не сделал бы с десятью-двенадцатью ротами рейнджеров и полком регулярной кавалерии в придачу.

— Не до шуток, Чарли, — Хэллоран достал официальный на вид документ и протянул его Шонто. — Вот мои предписания. Тебе не обязательно их читать. Но просмотри вот эту приписку внизу, напротив подписи под государственной печатью той страны, за единство которой сражались мы с тобой, когда он призвал нас к тому.

Шонто посмотрел вниз страницы и медленно прочел вслух:

«…Всякому, оказавшему помощь подателю настоящего приказа в деле, выше изложенном, надлежит знать, что благодарность его Правительства и моя личная признательность будет ему выражена и не забыта.

Подпись: Авраам Линкольн».

— Господи! — промолвил Шонто, возвращая документ так бережно, словно это был оригинал Декларации независимости. — Отчего же вы сразу не сказали, мистер Хэллоран?

— Подобно вам, — улыбнулся Хэллоран, и па сей раз усомниться в характере его улыбки было невозможно, — я всегда оставляю лучший выстрел для последней мишени. Что скажешь, Чарли?

— Скажу: пошли. Ради него я пойду на медведя с голыми руками, при завязанных глазах. Кто еще со мной в этом деле?

— Только ты, Чарли. Я сопровождал нашего человека до сих пор. Шериф Кейси и агент Хартер занимались им здесь, в городе. Но отсюда до Толтепека он — твой груз. Если ты возьмешь его.

Шонто заметно сморгнул.

— Опять это слово. Что скрывается за ним на этот раз?

Хэллоран достал со стола Хартера свернутую карту.

— Только эта мексиканская карта области, лежащей между Эль-Пасо и Толтепеком. Ты знаешь местность не хуже любого жителя по эту сторону Рио-Гранде. Взгляни на нее и скажи нам, не видишь ли ты хоть какого-нибудь способа пробраться в Толтепек сквозь посты Ортеги?

Он расстелил карту на столе. Хартер подкрутил фитиль. Все четверо склонились над сморщенным пергаментом. Позади них стоял позабытый всеми маленький индеец, Чамако Диас. Он молчал, не выходя из тени, и дивился беседе этих американос. Чамако посещал какое-то время школу в Эль-Пасо и понимал английский достаточно, чтобы в общих чертах следить за разговором. Как ни одинок и печален он был, Чамако понял, кем был тот низкорослый Индеец в черном костюме, и сердце его наполнилось любовью и гордостью перед лицом этих американос за то, что они собирались рисковать своей жизнью ради того, чтобы Эль Индио остался в живых и смог достичь Сьюдад Мехико с деньгами США, которые спасут храброе правление Пресиденте, что защищает таких же «дескамисадос»и бедняков, как его отец Хулиано Диас, которые заплатили собственными жизнями, чтобы оно пришло к власти. Теперь Чамако следил за тем, как четверо высоких «американос» склонились над картой Толтепека — частью его родного отечества — и ждал, затаив дыхание, приговора одного из них — высокого с лицом цвета дубленой кожи.