Признание Эноха застало Роландсена врасплох; теперь он был свободен, но у него не было четырёхсот талеров для уплаты Макку. Тогда он взял лодку раздувальщика мехов с удочками и со всеми принадлежностями и, выбрав тёмную ночь, уплыл. Он направился к островам; туда надо было проехать мили полторы по открытому морю. Он плыл целую ночь и к утру нашёл себе подходящий островок; к нему он и пристал. Вокруг него носились всевозможные птицы.

Роландсен проголодался: он хотел сейчас же набрать с десяток яиц морских чаек, но оказалось, что из яиц уже вывелись птенцы. Тогда он принялся за рыбу, это было удачнее. Так жил он, изо дня в день питаясь рыбой, распевая песни, скучал и царил на острове... В дождливую погоду он находил себе приют под такой восхитительной скалой, которой не было равной! Ночью он спал на зелёной луговине, и солнце никогда не заходило. Прошло две недели, прошло три недели; от такого жалкого образа жизни он ужасно отощал, но выражение его глаз становилось всё более твёрдым и решительным, и он не хотел сдаваться. Он только боялся, что кто-нибудь приедет и помешает ему. Несколько ночей тому назад к острову причалила лодка, в ней сидели мужчина и женщина, они отправлялись за пухом. Они намеривались было пристать к островку, но Роландсен этого не допустил. Он ещё издали завидел их и пришёл в бешенство; он стал проделывать всякие странные штуки, фехтуя маленьким якорем раздувальщика мехов, что плывшие в лодке в испуге поспешили удалиться. Тогда Роландсен внутренне рассмеялся; и со своим тощим лицом он сильно смахивал на страшного беса.

Однажды утром птицы закричали громче обыкновенного и разбудили Роландсена, когда была ещё почти ночь.

Он видит плывущую лодку, она уже совсем близко. Роландсену было очень досадно, что он замешкался; вот лодка уже приближается, а её появление для него теперь совершенно некстати — она уже пристала прежде чем Роландсен успел окончательно прикинуться беснующимся, в противном случае он непременно предпринял бы что-нибудь и забросал бы плывущих камнями.

Между тем на берег вышло двое служащих на фабрике Макка, отец с сыном. Старик поздоровался.

— Я совсем не доволен твоим появлением и хочу что-нибудь с тобой сделать, — отвечал Роландсен.

— Что же именно? — спросил приехавший и посмотрел на сына с некоторым опасением.

— Само собой разумеется, я задушу тебя. Как тебе нравятся мои слова?

— Мы приехали к вам по поручению самого Макка.

— Конечно, ты от самого Макка, я знаю чего он хочет.

Но тогда в разговор вмешался сын, который объявил, что раздувальщик мехов хочет получить обратно лодку и удочки. Роландсен воскликнул с горечью:

— Как? Да этот человек сошёл с ума! А у меня то что же тогда останется? Я живу на пустынном острове, мне нужна лодка, чтобы добираться до людей, когда мне вздумается, а без удочек я не могу ловить рыбы, необходимой для пропитания. Кланяйся ему от меня и скажи ему это.

— А, кроме того, новый телеграфист просил передать вам, что он получил на ваше имя важные телеграммы.

Роландсен так и привскочил:

— Что? Уже.

Он кое о чём расспросил приехавших, получил нужные ответы и последовал за ними уже без всякого возражения. Сын поплыл в лодке раздувальщика мехов, а Роландсен сел со стариком. На носу стояла корзина, она пробудила в душе Роландсена надежду, что в ней хранится провизия. Он хотел спросить: «Нет ли у тебя чего поесть?». Но он поборол в себе это желание, которое было бы несовместимо с его достоинством, и старался отвлечь свои мысли, говоря о другом.

— Почему же Макк узнал, что я здесь?

— Это стало известным. Раз ночью вас увидел один мужчина, приехавший сюда с женщиной. Они очень перепугались.

— А что им было нужно здесь! Представь себе, я нашёл около острова моё место для рыбной ловли, а теперь я должен уехать!

— Сколько же времени вы предполагали прожить здесь?

— Это тебя не касается, — коротко отвечал Роландсен. Он взглянул на корзину, но его гордость не допускала его высказать свои чувства.

— Какая необыкновенно непривлекательная корзина, — однако, заметил он. — В неё не следовало бы ничего класть. Что в ней может быть?

— Если бы у меня было всё то мясо, сало, масло и сыр, которые перебывали в этой корзине, то я был бы сыт несколько лет, — отвечал старик.

Роландсен откашлянулся и плюнул в море.

— Когда получились телеграммы? — спросил он.

— Да уж несколько дней тому назад.

Посреди дороги лодки съехались, отец с сыном намеревались подкрепиться пищей, находящейся в корзине. Роландсен смотрел по сторонам. Старик сказал:

— У нас здесь есть немножко провианту, если вы только не побрезгуете, — и Роландсену предложили всю корзину.

Он отстранил её движением руки и произнёс:

— Я здорово наелся с полчаса тому назад. Но впрочем, ты не подозреваешь, до чего аппетитна эта булочка. Нет, спасибо! Я только посмотрю на неё, да понюхаю.

И Роландсен продолжал болтать и смотреть по сторонам.

— Да, в сущности, у нас на севере прекрасно питаются. Я убеждён, что не найдётся ни одного бедняка, у которого не было бы дома мясного окорока. И, кроме того, ещё сала. В этой жизни есть, конечно, что-то животное!

Роландсен с неудовольствием завозился на носу.

— Ты спрашиваешь, сколько времени я там намеревался пробыть? Само собой разумеется, что я хотел прожить на острове до жатвы и посмотреть на падающие звёзды. Я большой любитель подобных явлений, я люблю наблюдать, как целые миры разлетаются вдребезги.

— Я этого не понимаю.

— Ну да, целый мир. Когда одна звезда быстрым натиском сталкивает с неба другую.

Они всё продолжали есть и Роландсен воскликнул:

— Вы — точно свиньи! Просто изумительно, какое количество пищи вы запихиваете в ваши рты!

— Теперь мы кончили, — покорно сказал старик.

Лодки опять разъехались, и мужчины сели за вёсла. Роландсен улёгся на спине на дне лодки, чтобы поспать.

Они прибыли домой после полудня, и Роландсен тотчас же отправился на станцию получать телеграммы. Они заключали в себе весьма радостные известия, касающиеся его открытия; в Гамбурге ему обещали очень высокую цену за патент, а бюро другой торговой фирмы предлагало ещё большее вознаграждение. И прежде чем позаботиться о том, чтобы утолить свой голод, Роландсен бросился в лес. Там он долгое время пробыл в совершенном одиночестве. Удивительный он был человек и волнение превратило его в мальчика, в ребёнка со сложенными как на молитву руками.

Он направился в контору Макка. Роландсен шёл туда, как человек с восстановленной честью, как настоящий лев. Семья Макка придёт в большое волнение, когда увидит его; может быть, Элиза даже поздравит его, и её искренняя дружелюбность будет ему приятна.

Но он ошибся. Он встретил Элизу около фабрики: она разговаривала со своим братом и едва ответила на его поклон, до такой степени мало внимания обратила она на его появление. Они продолжали свою беседу. Роландсен не стал их беспокоить и не спросил, где ему найти Макка, а прошёл прямо в контору и постучал в дверь. Она была заперта. Он сошёл вниз и сказал:

— Ваш отец посылал за мной; где мне найти его?

Говорившие не торопились отвечать ему. Когда они кончили, Фридрих сказал:

— Отец там, наверху, около шлюзов.

«Они могли бы мне сейчас же сказать об этом, как только я пришёл», — подумал Роландсен.

Они относились к нему с полным равнодушием, они заставили его зря пройтись к конторе и не предупредили его.

— Не можете ли вы послать за ним? — спросил Роландсен.

Фридрих отвечал с расстановкой:

— Если отец пошёл на шлюзы, значит, у него там дела.

Роландсен вытаращил глаза от изумления и посмотрел на обоих.

— Придите опять попозже, — сказал Фридрих.

Роландсен согласился на это и сказал:

— Да, да.

Затем он ушёл. Но вскоре он стал кусать губы и раздумывать. Вдруг он повернулся и сказал безо всякого предисловия: