— Пустяки. — Добрый Генри машет официанту. — То же самое? — спрашивает он дитя.

— Да, — существо кивает.

— Мсье! Одна водка и двойное виски! — радуясь звуку собственного голоса, декларирует Генри Супермен. Луч солнца прорывается наконец сквозь влажные тучи, и сразу становится веселее.

Некоторое время они молчат. «Я ее выебу, — думает Генри. — Что же еще с ней делать? Выебу, даже если мне придется ее изнасиловать. Выебу, даже если она откажется идти ко мне. Обниму за талию, рука — под ее большой пиджак, дуло пистолета под ребра — и в такси… Не то чтобы мне так уж хотелось ее, она ничем не лучше других, но раз уж все так началось, я хочу посмотреть, как она себя будет вести. Меня интересует ее пизда… Молодая пизда…»

— Ты меня хочешь выебать, да? — спрашивает вдруг панк Алис, поймав его взгляд.

— Hey, kid! — останавливает ее Генри…

— Точно, хочешь, — смеется дитя, — но ты не в моем вкусе. — Она наклоняет голову набок, как бы приглядываясь к Генри. В этот момент официант ставит на стол напитки. Алис с шумом отхлебывает свою водку и продолжает: — Нет, не в моем вкусе. Ты какой-то, — она останавливается, подыскивая слово, — красивенький, благородненький… а я люблю уродов. — Она хохочет…

— You are drank, baby,[18] — смеется Генри.

— Чем ты занимаешься в этой жизни? — спрашивает дитя, продолжая осматривать Генри.

— Mass-murderer,[19] — Генри морщится. — Специализируюсь по молоденьким девушкам…

— У-у-у-у! Как интересно! — восклицает Алис. — Если ты еще и вампир…

— Конечно, я и вампир, — невозмутимо соглашается Генри.

— Ну а серьезно? — Алис вдруг обеими руками быстро-быстро причесывает свои желто-зеленые волосы. — Серьезно, чем ты зарабатываешь на жизнь?

— Ловлю крыс, сдираю с них шкуры и продаю, — медленно роняет Генри. — Очень прибыльное занятие. У меня свой бизнес.

— Fuck you, man[20] — я серьезно спрашиваю! — кричит Алис…

— All right, all right,[21] не сердись. Я — шпион… — И Генри притворно-озабоченно оглядывается по сторонам.

— Врешь?! — кричит Алис.

— Ну а кто я, по-твоему? — напирает Генри. — Кто?

— You are intellectual![22] — объявляет дитя торжествующе.

Теперь смеется Генри. «Интеллектуал». Fucking intellectual![23] Быть шпионом — это и есть интеллектуальное занятие. Не назовешь же ты шпиона рабочим.

— Но ты не француз, — задумчиво объявляет дитя. — Кто ты? — И смотрит на Генри исподлобья. Периоды доверия к собеседнику явственно чередуются у панк-девушки с моментами подозрительности.

«Это понятно, — думает Генри, — в большом городе чего не бывает. Можно нарваться на опасные экземпляры, тем более здесь, у Центра Помпиду, где полно всякой человеческой накипи — краснолицых алкоголиков, бродяг, воров, туристов, старых хиппи, сексуальных маньяков, безработных, попрошаек и неудачников из всех стран мира, молодых и старых, претендующих на принадлежность к музыке или изобразительному искусству, или к бизнесу расположенной неподалеку улицы Сен-Дени».

— Конечно, я не француз, — роняет Генри. — А кто, ты думаешь, я?

— Ты и не американец, — задумчиво тянет Алис и вдруг раздражается. — How fuck do I know,[24] кто ты такой…

— Я русский, русский шпион. — Генри отхлебывает свой глоток желтой жидкости и невозмутимо, без улыбки, смотрит в лицо Алис.

Алис не разрушает игры Генри. Она кивает.

— Ты бы лучше держал рот закрытым в таком случае, — советует она спокойно. И вдруг, хитро улыбнувшись: — Я, между прочим, могу позвать полицейского. — И показывает рукой в сторону клубящейся за спиной Генри толпы. — Видишь полицейского? Скажу ему, что ты русский шпион.

Генри оборачивается и видит полицейского.

— Лучше тебе не делать этого, — деланно безразличным тоном тянет он. — Сядь со мной рядом, я тебе что-то покажу.

Любопытная панк Алис моментально пересаживается. Всю свою жизнь Генри общался с детьми на равных, никогда не сюсюкал с ними, и за это дети платили ему доверием. Правда, не так много детей встретилось Генри в его взрослой жизни, в основном дети приятелей, и однажды в Лондоне случилось ему подобрать на улице сбежавшую из дому девочку, с которой он прожил несколько недель… вот и весь его опыт столкновения с детьми… Панк Алис, очевидно, лет шестнадцать. Дитя-подросток. Девяносто девять процентов детей никогда не предаст доверившегося им человека с пистолетом.

Генри расстегивает пиджак.

— Будь порядочным, — опасливо предупреждает его Алис, чуть-чуть от него отодвигаясь. — Не вздумай показать мне свой хуй…

— Дура! — смеется Генри Супермен. — Я хочу показать тебе, что я вооружен. — И под прикрытием полы пиджака он вытаскивает из-под ремня пистолет.

— Ух ты! — искренне восхищается Алис. — Какой марки?

— «Беретта», — гордо говорит Генри.

— Всегда мечтала встретить настоящего шпиона, — суетится Алис, — но ты все-таки, наверное, врешь, что ты шпион.

Вид пистолета возбудил девочку, и Генри чувствует, что отношение этого смешного создания в черных рваных чулках и мужском пиджаке, подзаборной Мерилин Монро с намазанными черным лаком ногтями, к нему, Генри Незначительному, изменилось. То, что он шпион, она наверняка не поверила: в фильмах, которые она видела, в книгах и журналах, которые читала, шпионы не подходят теперь к простому народу и даже к панкам и не объявляют, что они шпионы. Но теперь Генри стал для нее «человеком с пистолетом» — вдруг жизнь уже не просто жизнь, а кино, нереальность, и в эту нереальность ее, Алис, вдруг взял этот взрослый непонятный человек, приебавшийся к ней сам, купивший ей мундирчик, показавшийся ей вначале чудаком и секс-уродом. Алис знает, зачем мужики покупают женщинам платья и всякие там подарки. Конечно, чтобы этих самых женщин за подарки выебать. Еще за мгновения до этого Генри был зависим от нее, Алис Обольстительной, Алис Длинноногой, Алис Свеженькой и Молоденькой. Генри Незначительный, похотливый урод, добивался свеженькой плоти Алис the Punk. Генри Вооруженный сидел в королевской позе, неторопливо потягивая свой скотч, снисходя до Алис Обыкновенной, Алис Малолетней, Алис как все. И неизвестно, долго ли он будет сидеть так, у него, возможно, есть его важные шпионские дела, что ему болтаться с ученицей английской школы города Парижа… Личико Алис погрустнело.

— А чем ты занимаешься в твоей жизни, kid? — спрашивает теплым голосом Генри Великолепный, подражая не кому иному, как Хэмфри Богарту.

— Я в музыке, в рок энд ролл…

— Hard rock? — спрашивает знающий Генри.

— Угу, в панк, у нас своя группа. I am leading singer…[25]

— О-о-о-о! — тянет уважительно Генри-поклонник. — Как называется группа?

— Мы еще не очень известны, — оправдывается Алис. — Мы только организовались. У меня уже была одна группа в Лондоне, «Wild Murderers».[26] Мы должны были записывать диск, но эта ебаная блядь сестричка потащила меня с собой в Париж, ей дали здесь хорошую работу. I hate french![27] — говорит Алис запальчиво и замолкает. — Я хотела остаться в Лондоне, — продолжает она, — но эта блядь говорит, что я еще не совершеннолетняя… чтобы жить одной. Она портит мне всю мою жизнь…

— Давай выпьем еще? — предлагает Генри, видя, что дитя расстроилось и опять вертит в руке пустую рюмку.

— Хочешь напоить меня? — спрашивает дитя, но, не возражает. Пистолет, очевидно, оказал на нее глубочайшее впечатление, загипнотизировал ее, и, хотя он тотчас же отправился на свое место между свитером Генри и поясом его армейских брюк, пистолет отражается в зеленых глазах Алис. — Я выпью еще, только я хочу пива. Спроси, есть ли у них Гинесс. Эта блядь устраивает мне скандалы, когда я возвращаюсь с репетиции. Ты знаешь, комрад Генри, — она смеется. — Можно я тебя буду звать «комрад Генри»? Чтобы добиться чего-то в музыке, нужно совершенствоваться, репетировать как можно чаще. Групп так много, все молодые ребята хотят быть в музыке, в панк особенно, каждый идиот может создать группу, но сделаться настоящей группой, о! нужно много работать, — вздыхает она. — Я прихожу домой в четыре утра, уставшая — всю ночь мы играли (у одного из наших парней дом в пригороде, у его отца, — уточняет Алис, — мы играем в подвале), пока доберешься домой, уже чуть ли не утро, а эта блядь ждет меня и скандалит, она думает, что я ебусь с мальчиками. Но я не ебусь, я репетирую! — злится Алис. — Это у нее на уме хуй, вот она и уверена, что все хуем озабочены, весь мир… Она думает, что если я надеваю Эс энд Эм костюм — черные чулки, туфли-стилетто, трусики с шипами, кожу, так я блядь и ебусь ночи напролет, но я не ебусь, мы репетируем… И это мой сценический костюм.