– Вот и приехали!

Голос Шона донесся до Лии словно сквозь сон. Автомобиль, мягко качнувшись, остановился: опасное путешествие было окончено. Только сейчас девушка начала понимать, что напряжение, сковавшее ее тело, вызвано страхом – но страхом не перед метелью и обледенелой дорогой, а перед мужчиной, сидящим рядом.

Нервы ее натянулись, словно скрученные чьей-то безжалостной рукой. Ей почудилось или в словах Шона и вправду была угроза?

– Ну, как вам мое убежище?

Голос его звучал легко и весело, и Лия подумала, что напрасно воображает себе невесть что.

Она взглянула на дом, почти скрытый за плотным пологом метели.

– Не совсем то, чего я ожидала.

В самом деле, она думала, у него изящный коттедж, как у всякого преуспевающего человека, а вместо этого взору ее предстал приземистый дом с толстыми серыми стенами и двускатной крышей – неказистое, но прочное строение, в каких обитают небогатые фермеры.

– Я не думала, что Шон Галлахер может жить в таком доме, – произнесла она с нервным смешком, не зная, что еще сказать.

Вмиг исчезла его улыбка, тонкие губы плотно сжались.

– Мой образ на экране и я – совершенно разные люди, – ответил он, холодно и четко выговаривая каждое слово, словно произносил приговор.

– Простите, я и не собиралась путать вас с инспектором Каллендером.

Он равнодушно пожал широкими плечами.

– Обычная ошибка. Каждую неделю люди видят меня в одной и той же роли. Естественно, им начинает казаться, что я и мой герой – одно и то же.

Сжатый рот и горькая складка меж бровей ясно показывали, как относится Шон к подобного рода популярности.

Теперь-то Лия начала понимать, почему он с самого начала разговаривал с ней так грубо и враждебно: Галлахер принял ее за одну из своих поклонниц, которых, судя по всему, терпеть не может.

Кровь в ее жилах закипела при мысли, что Шон принял ее за пустоголовую любительницу сериалов. Но это и к лучшему: так хоть можно объяснить ее непростительное поведение. Легкомысленная поклонница актера, внезапно оказавшись лицом к лицу со своим идолом, обалдела от радости и полезла целоваться. Кошмар, конечно… но лучше уж прикинуться дурочкой, чем признаться Шону и самой себе, что причины этого страстного порыва для нее самой остаются загадкой.

– Ну что, будем сидеть на морозе до посинения или все-таки пойдем в дом? Вот вам ключ.

Лия взяла ключ и подхватила маленькую сумочку.

– Дверь оставьте открытой. Я возьму ваш багаж и приду.

Ледяной ветер ударил ей в лицо. Торопливо, спотыкаясь и поскальзываясь на обледенелой земле, Лия добежала до крыльца и с облегчением вздохнула, спрятавшись от снега под козырьком.

Дрожащей от нетерпения рукой она отперла дверь и оказалась в тесной прихожей с выложенным плиткой полом.

Шон шел за ней по пятам. Переступив порог, он поставил ее сумку на пол и захлопнул дверь.

Как и Лия, он был весь в снегу. Снег лежал на голове и на плечах, блестел в темных волосах и – неожиданная и трогательная деталь – прозрачными слезами таял на длинных ресницах, обрамляющих удивительные сапфировые глаза.

– Кухня вон там…

Он махнул рукой в конец прихожей, постучал ботинками, стряхивая снег, передернул плечами, рассыпая вокруг брызги талой воды, – огромный, сильный, прекрасный, как дикий и своенравный зверь.

– Я недавно топил камин, так что там тепло. И, если хотите…

Он поймал ее взгляд, и слова замерли у него на устах.

«Что ты застыла на месте? – сердито спрашивала себя Лия. – Какого дьявола стоишь и пялишься на него, словно последняя идиотка? Немедленно снимай пальто и иди туда, куда он сказал!»

Легче сказать, чем сделать! Ноги ее словно приросли к полу. Казалось, каждая клетка ее тела, каждое нервное окончание, разбуженные каким-то властным магнитом, влекут ее к этому мужчине.

Еще на улице она поразилась его высокому росту и ширине плеч. Теперь же, в тесной, уютно обставленной прихожей, он выглядел не правдоподобно огромным, мощным… и опасным. Казалось, он ворвался в дом вместе с ледяным ветром – дух снежной бури, гордый, мрачный и неукротимый, как бушующая за порогом стихия.

Она не отрывала от него глаз, потому и заметила, как отреагировал он на ее пристальный взгляд. Начал снимать пальто – и вдруг замер, напрягшись, расправив могучие плечи. Глаза его потемнели, из синих став почти черными. Чувственное влечение обострило ее слух: она услышала, как он тяжело сглотнул, как пресеклось на миг его дыхание.

– Дайте-ка посмотреть на вас при свете, – произнес он хриплым голосом, как бы через силу, словно молчал несколько месяцев и отвык разговаривать. – Глаза у вас – совсем фиолетовые, как фиалки…

– Все говорят, что глаза у меня как у Элизабет Тейлор. – Собственный голос доносился до Лии откуда-то издалека. – Но, конечно, я совсем на нее не похожа. Во-первых, она брюнетка, а я…

Губы у нее пересохли, и она машинально облизнула их кончиком языка. Сумрачный взгляд Шона скользнул к ее губам – и сердце Лии заколотилось так, словно хотело выскочить из груди. Она сообразила, как он отреагировал на это.

– Не люблю жгучих брюнеток, – ответил он, словно разговаривая сам с собой. – Мне нравятся такие волосы, как у вас.

Протянув руку, он погладил влажную прядь, лежавшую у нее на плече. Прикосновение было нежным и осторожным, но Лия закусила губу, чтобы не отшатнуться.

Глаза Шона жгли ее синим огнем; она страдала в плену этих колдовских глаз, но не желала освобождения. Лия забыла о том, что лицо его изуродовано шрамом; она не видела безобразного красного рубца, пересекающего щеку, видела только черные, как вороново крыло, волосы, чувственный рот и, конечно, глаза – два сияющих синих сапфира.

В домике воцарилась тишина. Тяжелое дыхание Шона громом отдавалось в ушах Лии; она чувствовала на лице его теплое дыхание, и от этого ощущения все тело ее покрывалось мурашками.

– Так что вы хотели сказать? – спросил Шон.

Казалось, он прекрасно знает, что она чувствует, и сам испытывает то же самое: чувствует, как сгустился воздух, как пробегают между ними незримые искры.

Он медленно наклонился к ней, и Лия в панике зажмурилась. Но в следующий же миг, сообразив, что Шон может истолковать это как приглашение к поцелую, открыла глаза и, не в силах выдержать его пронзительный взгляд, уставилась выше – на чистый высокий лоб, перечеркнутый мокрой прядью.

– Шон…

Капля талой воды сбежала с волос на лоб Шона, подползла к уголку глаза. Лия инстинктивно протянула руку…

– Не надо!

Этот окрик заставил ее испуганно замереть, ладонь остановилась на уровне его щеки.

– Она могла попасть вам в глаз…

Теперь в глазах его не осталось синевы, они были черными, словно две полыньи в морозную ночь.

– А вы готовы оберегать меня даже от попавшей в глаз воды?

Голос его звучал насмешливо, но губы тепло улыбались, и в пристальном взгляде читалось желание.

С недоверчивым изумлением Лия следила, как улыбка его становится шире, как он медленно поворачивает голову, прижимаясь щекой к ее руке. Она остро, почти болезненно ощущала его теплую кожу, гладкую под пальцами, шероховатую и колючую ниже, там, где была отросшая за день щетина.

Не в силах сдержаться, она тихонько застонала. И сдавленно вскрикнула, когда Шон прикоснулся к ее ладони губами. От этого поцелуя рука ее вспыхнула, словно пронзенная огненной стрелой.

Она отдернула руку и, словно раненая, прижала ее к груди. Фиалковые глаза ее потемнели, стали черными, словно метельная ночь за окном.

– Зачем вы это сделали?!

– Зачем? – хрипло повторил он. – Потому что мне так захотелось. Потому что показалось, что так нужно. Потому что мне это понравилось. И еще… – Он взял ее за руку и снова поднес к губам. – И еще потому…

Не сводя с ее лица темных расширенных глаз, он снова прильнул губами к ее ладони. Поцеловал поочередно каждый палец, а последнего коснулся языком. Затем поднес зацелованную руку к ее приоткрытому в изумлении рту, словно желая передать поцелуй на расстоянии. Лия вздрогнула: ноги с трудом держали ее, она уже не знала, на каком она свете.