Последние слова он произнес угрожающе мягким тоном. Лия съежилась и отползла к стене: ей вдруг показалось, что Шон готов ее ударить.

– Так скажи мне, ненасытная стерва, сколько тебе нужно?

Лия нахмурилась, тщетно пытаясь собрать воедино разбегающиеся мысли. Почему он так разозлился? И о чем ее спрашивает?

– Сколько же, дорогая моя? – почти прошипел он, словно радуясь возможности побольнее ее оскорбить. – Ведь, судя по всему, двоих мужчин тебе недостаточно!

«Я помолвлена с другим!»

Эти слова поразили Шона, словно удар дубиной по черепу. Ему хотелось, встряхнув головой, прогнать их, как кошмарный сон. Но ужасные слова не уходили, снова и снова эхом откликались в мозгу, заставляя его совесть содрогаться в болезненных конвульсиях.

«Я помолвлена!»

Да, черт возьми, еще как помолвлена! И тебе, Шон Галлахер, прекрасно известно, кто ее жених.

Помолвленная или нет, она не для Шона. Ему ли не знать, как дорога эта женщина его брату!

– Шон…

Он резко отвернулся, не желая больше видеть ее бледные стройные ноги, распростертые на бронзовом покрывале, полную грудь…

– Прикройся!

В хриплом голосе его звучало отвращение. Шон не мог поверить, что еще минуту назад эта девушка казалась ему прекрасной. Все как в сказке, думал он с горькой иронией, только наоборот: от его поцелуев прекрасная принцесса превратилась в мерзкую ядовитую жабу.

Но страшнее отвращения и чувства вины был стыд за собственную глупость. Собирался преподать ей урок, а вместо этого сам угодил в искусно расставленную ловушку! Вел себя как мальчишка, совсем потерял голову… Да что там – даже сейчас тело и душа его ныли от неудовлетворенного желания.

Боже, а он-то считал себя разумным, рационально мыслящим человеком! Но, как видно, рано обрадовался победе над примитивными инстинктами.

Женщина на кушетке не шевелилась.

– Я сказал, прикройся! – рявкнул он. – Думаешь, мне приятно смотреть, как ты выставляешь себя напоказ?

На этот раз она его услышала. Села, спустив ноги с дивана, поспешно одернула платье. Удивительные фиалковые глаза ее вспыхнули гневом.

– Я выставляю себя напоказ?! Хочешь сделать вид, что ты ни при чем? Что я набросилась на бедного, невинного мальчика?

– Кой черт, невинного! – прорычал Шон, повернувшись к ней лицом… и тут же понял, что оборачиваться не стоило.

Темные волосы ее в беспорядке разметались по плечам, в огромных расширенных глазах злость смешалась с детской беззащитностью. Губная помада размазалась, и Шон слишком хорошо помнил, почему.

О, как он целовал ее! Как она открывала ему навстречу мягкие губы, как прижималась всем телом, как сплетались в жаркой схватке их языки… Шон едва не застонал вслух.

– Да, мы оба хотели друг друга. Но ты не сказала мне правды. Ты солгала…

– Нет! Я не сказала ни слова лжи!

– Но не сказала и всей правды! – отрезал Шон. – А это – та же ложь. Ты предпочла не вспоминать о женихе, пока не стало слишком поздно…

– Ты прав.

Девушка прикусила губу; предательская влага блеснула на ресницах. Шон почти пожалел о своей резкости. Чтобы вновь обрести присутствие духа, ему пришлось напомнить себе, что эта девица уже облапошила двоих простаков, а теперь пытается обвести вокруг пальца и третьего.

– Но, видишь ли, это не помолвка в точном смысле слова. Я хочу сказать…

– Плевать мне на то, что ты хочешь сказать! – взревел Шон и, сжав кулаки, засунул их в карманы джинсов – от греха подальше.

В глубине души его росло темное, первобытное желание – желание схватить ее за плечи и трясти, пока душу из нее не вытрясет. Шон не узнавал себя: никогда прежде он не думал, что способен на такое.

Она права, это не «помолвка в точном смысле слова». Эта бессердечная кокетка походя разбила Питу сердце, а Шону теперь предстоит возвращать беднягу к жизни.

– Я считаю, – отчеканил он, – что никакая помолвка не допускает приключений на стороне.

– Я не любительница подобных «приключений»! – с возмущением воскликнула она. – Просто… просто не знаю, что на меня нашло.

– Вот как? А я, кажется, догадываюсь.

На этот раз в бархатном голосе его прозвучала злейшая ирония. Девушка растерянно моргнула и потупилась; Шон вновь подумал, не перегнул ли палку, но усилием воли подавил в себе неуместное сострадание.

– Я знаю, что на тебя нашло, дорогая. Есть такое слово из шести букв. Грубое – согласен, но верно отражает суть дела. Догадалась или мне произнести его вслух? Это – похоть, моя дорогая, похоть чистейшей воды!

– А тобой, видимо, двигала неземная любовь? – гордо вздернув подбородок и пронзая его сверкающим взглядом, парировала Лия.

– Любовь? Скажешь тоже! – зло усмехнулся Шон.

Теперь в лице девушки не осталось ни намека на слабость и уязвимость. Сильная, гордая, неукротимая в гневе… Видел ли ее такой Пит – или его невеста предпочитала прятать от незадачливого жениха эту сторону своей натуры? Нет, разумеется, перед дураком женишком она прикинулась этаким непорочным созданием и умело его одурачила…

Впрочем, как и самого Шона.

– Вот видишь! – едко ответила она. – Выходит, ты поддался тому же грубому и грязному чувству, в котором обвиняешь меня. Ну да, совсем забыла: ты же мужчина, тебе все позволено! А стоит женщине проявить страстное желание, как она превращается в – как ты сказал? – «ненасытную стерву»?

«Ага, значит, мое определение пришлось ей не по вкусу», – с мрачным удовлетворением подумал Шон.

– Я свободен, а ты – нет. Для меня любой человек – неважно, мужчина или женщина, – который поклялся в верности одному, а наедине с другим на него вдруг «что-то находит»… – Эти слова он произнес четко и раздельно, словно бросая ей в лицо ее же выражение. Перед глазами встало кукольное личико Марни. Шон стиснул кулаки, впившись ногтями в ладони. – Такой человек, я убежден не заслуживает ничего, кроме презрения.

В удивительных глазах ее вновь полыхнуло гневное золотое пламя, и Шон понял, что удар попал в цель.

– А какого черта ты присвоил себе право меня судить?!

Не сводя глаз с его лица, она сунула ноги в разношенные кожаные туфли и попыталась встать.

– И почему, интересно знать… ой!

Старая туфля треснула по шву, и Лия, потеряв равновесие, едва не упала. Шон инстинктивно бросился вперед и успел подхватить ее под локоть.

Пряный аромат духов ударил ему в ноздри, прикосновение к горячей обнаженной руке поразило, словно удар током. Грудь ее, едва прикрытая платьем, соприкоснулась с его грудью, и он понял, что больше не вынесет.

– Господи!

Он не знал, произнес эти слова вслух или только мысленно. Но секундой позже, встретившись с ее взглядом, понял, что этой девушке не нужны слова.

Она и так все знает. Знает, что ей достаточно одного прикосновения – и тело его застывает в нескрываемом напряжении. Но на этот раз она не ответила ему, не улыбнулась, не придвинулась ближе – стояла холодно и недвижимо, и взгляд ее словно ледяной водой его окатил.

– Все в порядке, спасибо, – холодно-вежливо ответила она. – А теперь, если вы позволите, я позвоню в дорожную службу. Не хотелось бы злоупотреблять вашим гостеприимством дольше необходимого.

На секунду-две Шона охватило искушение.

Пусть убирается, – может быть, вместе с ней исчезнет и овладевшее им наваждение?

Но почти сразу он вспомнил: это невозможно. Он обещал Питу задержать девушку до его приезда и должен сдержать слово.

«Ну, пусть только приедет! – думал Шон. – Я отведу этого дуралея в сторонку и расскажу кое-что о его так называемой «невесте»! Быть может, после этого Пит меня возненавидит, но я не смогу жить спокойно, если не рассею его пагубного заблуждения».

– Виноват, – произнес он тоном, ясно дающим понять, что никакой вины за собой не чувствует. – Не выйдет. У меня нет телефона.

– Нет телефона? – Лия обвела взглядом спальню, словно желая убедиться, что он ее не обманывает. – Быть не может!