Серый дом, когда я подошел ближе, оказался еще мрачнее. Черная дыра подъезда смотрела на меня глухо и угрожающе. Она словно бы предупреждала: если я войду сейчас внутрь, обратно уже не выйду. Хотя все остальное было похоже на советский фильм-агитку об гарлемских трущобах, в которых якобы живут американские негры. Облезлые, выцветшие перила, побитые жизнью, старые ступеньки, окна, на которых светится нищенское тряпье.

Я вошёл внутрь.

8. Встреча.

Сколько раз мне уже приходилось нажимать на курок?

Впервые это произошло в Монреале. Моей мишенью стал бандит и наркоторговец из местной группировки. Я не хотел, но мне пришлось выстрелить. Иначе бы трупом стал я.

Потом - в Торонто. Моя мишень - заместитель начальника полиции. Редкая мразь. Я знал за ним столько грехов, что совесть моя молчала. Здесь были и доля в наркобизнесе, и связь с местной мафией, и членство в масонской ложе, и даже педерастия с педофилией вместе. Канадские мусора тогда, сбившись в злую, тесную стаю, лихорадочно искали убийц. Искали долго, пока не вышли, в конце концов, на меня...

После легавого были еще трупы. Я наводил справки о каждой предполагаемой жертве. Должен был убедиться, что мишенью не окажется невиновный человек. Пули из моего ствола находили наркоторговцев и мафиози, коррумпированных легашей и наемных киллеров. Если я не был уверен, что тот, кого мне предлагают, заслужил дырку в черепе, то всегда отказывался от дела. Но как бы там ни было, а эти люди - все те, в кого я по очереди прицеливался, ни в чем передо мной не провинились. Я не испытывал к ним не только ненависти, но и вообще никаких чувств. Вообще никаких.

Заказ. Деньги. Адрес. Имя. Одна фотокарточка.

Силуэт-мишень. Дуло. Прицел. Звук выстрела. Дырка.

Все.

Никаких эмоций.

Я лишал жизни людей, пусть и очень плохих по всем признакам, но, все-таки, не причинивших мне никакого зла. А в это самое время, где-то в России, на берегу Черного Моря, в городе Туапсе, спокойно жил, пил водку и целовал женщин, человек, по сути, лишивший жизни меня. Ведь, кто знает, как все повернулось бы? Кто знает, что бы произошло, если бы не Витька Качалкин? Кто знает, что было бы, если бы я женился на Тане?.. Кто знает?..

Таня нравилась Качалкину, и он не скрывал этого. Будучи сам отвергнутым ею, он жестоко избивал каждого, кто смел хотя бы просто посмотреть посмотреть заинтересованно на его горькую, неудачную любовь.

Я поднимался по лестнице. Что я скажу ему, когда увижу? Наверное, ничего. Просто назову свое имя. Какая разница, вспомнит он меня или нет? Какая, хрен, разница, если через секунду его уже не будет на этом свете? И все. Точка. Словно бы и не жил никогда... Правда, еще есть ад. Не знаю точно, что это, но место страшное. И Качалкин там окажется. Навсегда... А я? Ведь, и я тоже?..

Вот, и дверь. Его дверь. Я зачем-то положил в карман руку и взял пальцами рукоятку. Замешкался на секунду. Потом придавил пальцем звонок... Теперь все. Качалкин уже стал трупом. Хотя еще и не знает об этом.

- Кто? - услышал я бас. Неужели, это у Качалкина так изменился голос?

- Телеграмма, - ответил я. А что другое я мог сказать?

Дверь, пощёлкав замком, открылась. Передо мной, на пороге, стоял заросший мужик непонятного возраста с красной и опухшей от питья мордой. Я напряженно вгляделся... Он! Точно он. На мужике была давно нестиранная и очень грязная пижама. На голове лежала копна пыльных, слипшихся сосульками волос. Копна эта была больше похожа на шапку, чем на волосы. Качалкин был сильно, вдрызг, пьян.

- Кому телеграмма? Какая ещё телеграмма?

Качалкин вглядывался напряженно, словно пытался прочитать ответ у меня на лице, и, судя по тому, как неровно стояли, как судорожно дрожали его зрачки, я прыгал, раздваивался и мельтешил у него перед глазами.

Ничего не отвечая и отодвинув красного мужика в сторону, я прошёл внутрь.

Здесь мне сразу же захотелось зажать нос.

- Э-э-э-э!.. - Качалкин попробовал ухватить меня за рукав.

Потом пошатнулся неловко и грохнулся на пол. Где растянулся неподвижно, уронив голову. Качалкин задремал. Он еще пробурчал что-то, не открывая глаза, пошевелил губами. И затих.

Я обошел квартиру. Кругом была грязь, кругом валялся какой-то мусор. По всем углам стояли груды пустых, покрытых плотной серой пылью бутылок, лежали консервные банки с заплесневелыми остатками пищи. В ванне плавало белье. В туалете, рядом с унитазом, располагалась зловонная, мерзкая лужа. На кухне говорил телевизор, где показывали какой-то очередной ни то американский, ни то мексиканский сериал.

Закончив обход, я снова вернулся к неподвижному Качалкину. Достал пистолет и машинально прицелился. Уже нажимая на курок, вдруг, замер, остановился. Даже не я - во мне что-то остановилось. Остановилось внутри меня. Просто стало понятно в это мгновение, что я опять разминулся со временем. То, мое, время безнадежно закончилось. Я опоздал. И это не тот Качалкин, не тот, которого я всегда так боялся и так ненавидел. Того больше нет, как нет больше той Тани.

Того Качалкина я ненавидел и в эту минуту, и буду ненавидеть его всегда, сколько еще проживу. Я выстрелил бы в него тысячу раз, появись он сейчас передо мною. Но внизу, у меня под ногами, лежал незнакомый мне пьяный мужик. Никаких эмоций к этому мужику я не испытывал. Убивать его мне совершенно не хотелось. Мне это казалось чем-то, совершенно бессмысленным. За те, прежние убийства, мне хоть платили. А кто заплатит за это?..

Я опустил ствол. Набалдашник на конце тихонько дрожал. Между ног у Качалкина, вдруг, взмокло, и на полу очень быстро образовалась пахучая, гадкая лужа. Качалкин удовлетворенно хмыкнул во сне и пошевелил губами.

Я перешагнул через его тушу и, сунув пистолет в карман, быстро вышел из квартиры.

9. Чуча.

Небо было таким же чёрным, но дождь всё не начинался. Я шёл, петляя, маленькими кривыми улочками. Вокруг стоял серый, скучный и совершенно чужой город.

Через два часа у меня поезд. Через два часа. Через два часа я уеду, взглянув на эти улицы в последний раз, и никогда, может быть, сюда уже не вернусь.

Я завернул к небольшому коммерческому лотку. Здесь, построившись в нахальный ряд, красовались бутылки с жидкостями самого разного вкуса и самой разной градусности. Взгляд мой упал на бутылку "Кагора".