Мистеру Ратору пришлось заняться делом миссис Шталмейстер. Эту даму дежурный констебль с трудом оттащил от потерявшего сознание сборщика квартирной платы. Причиной несчастья был тяжелый кувшин, которым миссис Шталмейстер запустила в сборщика, когда тот осмелился пригрозить ей судебным преследованием, если плата за квартиру не будет немедленно внесена. Вероятно, он совсем не знал миссис Шталмейстер, иначе постарался бы скрыться от нее, когда она схватила кувшин.

Вспыльчивая дама была ближе к шестидесяти, чем к пятидесяти годам и обладала могучей фигурой. Держалась она с необычайной самоуверенностью, ибо чувствовала поддержку соседей и вообще того класса людей, который питает ненависть к сборщикам квартирной платы и полицейским.

Когда один из соседей миссис Шталмейстер взялся за нож, чтобы рассчитаться с полицейским, пытавшимся оттащить даму от ее жертвы, инспектор Ратор, случайно попавший в число зрителей этого любопытного происшествия, решил, что пора вмешаться.

Оливеру удалось вырвать бесчувственного сборщика из рук миссис Шталмейстер после того, как его кулак убедил соседа убрать нож и немедленно скрыться. Затем Ратор отправил все еще не приходившего в сознание взымателя квартирной платы в полицейскую амбулаторию.

Полчаса спустя дама уже сидела в кабинете главного инспектора и пыталась доказать, что не сборщик является жертвой, а, наоборот, она — невинная жертва сборщика.

— За все двадцать пять лет, которые я прожила на Келлер-роуд, у меня ни разу не было ссор с соседями! — кричала она. — Я живу тихо и мирно, как подобает порядочной женщине! Вы что, мне не верите?

Оливер усмехнулся.

— Поверил бы, если бы не знал, почему соседи с вами не ссорятся.

— Почему же? — ощетинилась миссис Шталмейстер.

— Все эти двадцать пять лет вы являетесь кем-то вроде атамана разбойников, собравшихся со всех концов света и поселившихся на Келлер-роуд. Точнее было бы назвать вас капитаном пиратов, поскольку они, в основном, моряки по профессии. Вы обладаете настолько мирным нравом, что эти пай-мальчики, готовые перерезать человеку горло из-за стакана виски, боятся вас, как огня.

Ратор закончил эту непривычно длинную для него речь и с облегчением умолк.

— Вы клевещете на бедную, беззащитную женщину! — взревела миссис Шталмейстер. — Я спокойно живу на те шесть фунтов, которые мне каждую неделю дает сын, и мне никто не нужен! Мне не из-за чего ссориться со всем этим сбродом, что живет вокруг меня! Правда, я однажды здорово поругалась с братом и даже изменила имя своему маленькому сыну, которого назвала в честь дяди. Но это было давно. С тех пор мой Теодор вырос и теперь помогает своей бедной, старой, больной маме…

Она вытащила не первой свежести носовой платок и, всхлипывая, вытерла глаза.

На следующее утро дело миссис Шталмейстер слушалось в суде. Поскольку сборщик квартирной платы пришел в себя и благополучно отправился домой, она отделалась крупным штрафом и грозным предупреждением судьи. Затем уплатила и за квартиру: деньги у нее водились, просто миссис Шталмейстер была скрягой по натуре.

Простившись с этой почтенной дамой, инспектор Ратор занялся расследованием похищения драгоценностей в Чизлхерсте. Дело оказалось сложным. Воры были известны и даже уже задержаны, но их удалось арестовать слишком поздно: четырнадцать больших бриллиантов из старинного убора леди Теймаунт успели исчезнуть. Оправа была найдена, но Оливер не чувствовал себя удовлетворенным.

— Говорю вам, как под присягой, мистер Ратор, — уверял Гарри Селт, главарь, — я продал камешки ювелиру, имя которого мне неизвестно. Он работает от какой-то фирмы на материке. Я получил всего лишь двести фунтов да и те пришлось разделить на четверых. Я не хочу вам лгать, мистер Ратор, вы сами знаете, как это обычно делается.

Вот и все, чего удалось добиться от Гарри, к великой досаде Оливера. Леди Теймаунт не только была не очень богатой женщиной, но еще и приходилась родственницей министру.

Этот министр пригласил к себе Оливера.

— Я обращаюсь к вам с большой просьбой, мистер Ратор, — любезно сказал он. — Дело в том, что моя тетя во что бы то ни стало хочет получить обратно свои бриллианты. Они ей дороги как память, ибо она получила их в подарок от своего покойного супруга еще в семидесятых годах прошлого столетия. К счастью, она никогда не узнает, что старик любил раздавать женщинам бриллианты… Скажите, не можете ли вы войти в контакт с какими-нибудь представителями преступного мира, которые помогли бы вам добраться до ее бриллиантов?

— Вы предлагаете мне нарушить закон, — сухо ответил мистер Ратор.

— Знаю, знаю… Но не можете ли вы, в виде особой любезности ко мне, выйти за рамки ваших официальных обязанностей.

Оратор молча кивнул.

* * *

Скупщики краденого тщательно скрываются от полиции. Ратору пришлось начать издалека. Он долго и обстоятельно беседовал с неким господином Баркиным, который торговал собаками. Тот долго отпирался, утверждая, что никакие выходы на скупщиков ему неизвестны. Наконец он все же согласился повести сыщика вечером в небольшой кабачок в Дентфорде. Там они встретились с Джозефом Грейдом, торговцем мебелью. Джозеф был, по его словам, едва знаком с человеком, который, вероятно, знал другого, быть может, знавшего еще кого-то, кто, кажется, был соседом приятеля скупщика краденого.

В течение двенадцати дней Оратор терпеливо продолжал розыски. По обыкновению, говорил очень мало, зато много и внимательно слушал, потому что должен был улавливать в потоке фраз нужные ему намеки, отличать существенные факты от несущественных и разгадывать тайный смысл слов своих собеседников.

В конце концов он поехал в Брюссель, где ему назначил встречу месье Генри Диссель.

Месье Диссель, малоподвижный, моложавый мужчина в больших очках, со слегка растрепанными светлыми волосами и маленькими усиками, пришел к Ратору в гостиницу. Он щелкнул каблуками и поклонился сыщику, прежде чем протянуть руку в нитяной перчатке.

— Я получил ваше письмо, месье. Прошу вас сесть, тогда я тоже сяду.

Он положил огромный портфель на стул, подтянул на коленях прекрасно выглаженные брюки и сел на край кресла, показав безукоризненно белые носки над блестящими желтыми ботинками.

— Я торговец и агент. С бриллиантами имею дело редко. В Антверпене знаю несколько лиц, покупающих и продающих бриллианты, происхождение которых не всегда можно определить. Да, я знаю их. У меня в Лондоне есть брат. Это он дал вам мой адрес? Я так и думал. Он хороший брат, но не особенно любезный. Мы с ним часто ссорились. Я люблю пикет, скачки — вы понимаете меня? Ему это не нравится. После последней ссоры мы с ним больше не общаемся. Как-то я был в Лондоне и позвонил ему по телефону, а он ответил: «Хозяина нет дома». Думал, что ему удалось достаточно хорошо скопировать голос своего слуги. Но я все равно узнал его…

Месье Диссель так сиял, словно ссора с братом доставляла ему величайшее удовольствие. Оливеру пришлось прервать словесный поток, который неустанно изливал его собеседник.

— Все это очень интересно, месье Диссель, но меня не интересуют ваши семейные дела. Вы любезно ответили на мое письмо по поводу бриллиантов леди Теймаунт. Можете ли вы выкупить бриллианты, о которых шла речь?

Месье Диссель торжествующе улыбнулся. Он сунул руку во внутренний карман пиджака, извлек оттуда большой кожаный бумажник и величественным жестом положил его на стол. Открыв бумажник, он сначала вынул пачку писем и визитных карточек, затем пакетик из белой бумаги. Месье ловким движением пальцев развернул пакетик — и бриллианты леди Теймаунт засверкали перед Оратором.

— Вот они! — произнес Диссель. — Я заплатил за них двести тридцать тысяч франков. На этом я выиграл тридцать тысяч. Я вовсе не хочу скрывать, что это дело принесло мне прибыль.

Оратор подошел к двери спальни и позвал эксперта, которого привез с собой из Лондона. Тот тщательно осмотрел все камни один за другим. Генри Диссель с веселой усмешкой наблюдал за его действиями. Наконец мистер Ратор отсчитал двадцать три тысячефранковых банкноты, и бельгиец, тщательно сложив, сунул их в карман.