— Так что в целом это очень похоже на военно-морской флот, за исключением того, что король не должен снабжать такое судно — то есть, корабль.

— О нет, — ответил Джек, — это совсем не похоже.

— Это совсем не то же самое, — добавил Моуэт.

— Часто можно слышать, что о приватирах отзываются очень неодобрительно, — заметил Стивен, — например, «приватир-собака, убирайся прочь». Это, несомненно, осуждающее приватиров выражение.

— Простите, что я такой непонятливый, — сказал Мартин, — но если и казённые, и частные корабли атакуют врага с разрешения правительства, получают законную премию за вражеские суда и имущество — то я не могу понять, в чём разница.

— О, это совсем не то же самое, — сказал Джек.

— Нет-нет, — сказал Моуэт, — это совсем другое дело.

— Вам следует принять во внимание, дорогой сэр, — добавил Стивен, — что капера заботит в первую очередь нажива. Он живёт за счёт захвата торговых судов. В то время как джентльмен из Королевского флота в основном заинтересован в победе и с презрением относится к добыче.

Джек и Моуэт рассмеялись, однако далеко не так искренне, как Мартин и Стивен, которые видели джентльменов из военного флота, гонявшихся за удирающими торговыми судами, видели, как горели их глаза, а нервы натягивались как струна.

— Нет, сэр, серьёзно, мы первым делом стремимся захватить вражеские военные корабли, и иногда нам это удаётся с не слишком большими потерями. А про большую часть приватиров этого не скажешь, их, как отметил доктор, в первую очередь заботят добыча и нажива. Некоторых — так сильно, что они переходят границу между каперством и пиратством. Вот почему о них идёт такая дурная слава, а ещё потому, что люди с таких кораблей, особенно с прибрежных приватиров, это просто куча вооружённых головорезов, которые берут на абордаж и уничтожают экипажи торговых судов.

— Когда я последний раз был в Лондоне, один джентльмен из статистического бюро говорил, что на приватирах служат около пятидесяти тысяч человек, — заметил Стивен.

— Вы меня удивили, — сказал Мартин. — Это же треть всех наших моряков и морских пехотинцев.

Однако Джек, продолжавший гнуть свою линию, сказал:

— Но вы же не думаете, что все они одинаково вываляны в грязи? Многие приватиры — отличные корабли, созданные для скорости, с неплохими экипажами, часто с первоклассными моряками. И офицеры на них иногда служат вполне достойные. Командование каперами принимают многие безработные лейтенанты, это лучше, чем гнить на берегу. Знавал я одного такого, Уильяма Фостера — отличный моряк, мы вместе плавали на «Эвриале». Помнишь, Моуэт, мы с ним говорили перед входом в Ла-Манш, он просил нас не отбирать его людей. И он чуть было не разбогател, когда захватил судно из Гамбурга, набитое специями и шёлком. Только Фостер всегда был невезучим, и призовой суд отказался конфисковать то судно из-за каких-то юридических придирок.

— Боже мой, сэр, — воскликнул Моуэт, — прошу прощения, но я от письма Пуллингса совсем голову потерял и совершенно забыл попросить вас удостоить завтра своим присутствием кают-компанию младших офицеров. Мы устраиваем прощальный обед для американских офицеров, то есть, для тех из них, что смогут прийти.

— Я вам очень признателен, Моуэт, — ответил Джек, но боюсь, не смогу покинуть суд часов до трёх, может, ещё дольше. Нельзя заставлять ваших гостей ждать так долго. С вашего разрешения, я наскоро перекушу на борту флагмана и присоединюсь к вам за десертом. Мне было бы жаль не уделить внимания вашим гостям.

На самом деле за один день в суде рассматривалось много дел, так что заседание затянулось почти до пяти. Но когда баркас доставил капитана Обри и доктора Мэтьюрина обратно на «Сюрприз», оказалось, что прощальный обед в кают-компании младших офицеров всё ещё продолжается. Кроме того, стало ясно, что там весело — звучали громкий смех и песни, так что они оба поняли — придётся убрать с лиц серьёзное и мрачное выражение.

Честно говоря, одного этого суда Джеку оказалось вполне достаточно, чтобы помрачнеть, в особенности с учётом того, что к завтрашнему вечеру, в субботу, могли вынести приговор, а приговор тут возможен только один. Но после закрытия заседания Гул объявил:

— Мы сегодня хорошо поработали, джентльмены. Адмирал надеется, что завтра мы закончим, и если не будет никаких других предложений, он сможет утвердить приговор. Тогда на следующий день его приведут в исполнение.

— Но это же будет воскресенье, — воскликнул молодой коммандер, прекрасно понимавший, что каждый из представших перед судом будет признан виновным и приговорен к смерти.

— В этом и весь смысл, — сказал Гул. — Повешение в воскресенье очень необычно. Огласи мы приговор в понедельник, в казни во вторник не было бы ничего особенного, даже с таким числом повешенных. А если бы адмирал отложил повешение до следующего воскресенья, эффект вышел бы уже совсем не тот.

Вскоре после начала суда мистер Стоун заговорил со Стивеном, которого обнаружил на опустевшем полуюте после продолжительных медицинских консультаций сначала с адмиралом, потом и со сходящим с ума мистером Уотерсом.

— Ах, доктор Мэтьюрин, у меня есть новость, которая заинтересует капитана Обри — вы же знаете, какая порой необычная и обрывочная информация попадает в секретариат главнокомандующего. Мой информатор, весьма надёжный источник, сообщил, что «Спартан» вышел в из Нью-Бедфорда пять дней назад с запасами продовольствия на три месяца.

Всё это он произнёс со слегка таинственным видом, явно желая, чтобы Стивен понял — Стоун имеет дело с разведкой, ему известно, что доктор работает на разведку, и он, Стоун, был бы не прочь поболтать на эту тему.

Стивен с непроницаемой сдержанностью отразил эту попытку общения, сделав вид, что ничего не понял, и был уверен — Стоун больше никогда не позволит себе с ним такого безрассудной и неподобающей беседы.

Однако он понял, что его двойственное положение известно, или о нём, по крайней мере, догадываются там, где он считал себя в безопасности, и чем сильнее эта новость распространяется, тем меньше пользы приносит его работа и тем менее безопасной она становится.

— Наконец-то, сэр! — такими восклицаниями встретили в кают-компании младших офицеров капитана «Сюрприза», который вошел, пригнувшись, как всегда, и придал лицу подобающее любезное выражение. — Вот и вы, сэр, добро пожаловать.

Моуэт подвинул ему стул, и капитан поместился рядом с ним за длинным столом, напротив Бучера, почётного гостя, сидевшего справа от Моуэта. Просторная, низкая, переполненная кают-компания выглядела как обычно — обедающие разместились по четыре человека с каждой стороны стола и по одному в торце. Столько же стюардов сновало по комнате или стояло позади гостей. Киллик тут же встал за стулом Джека, а огромный Падин Колмен склонился позади Стивена. Атмосфера тоже была привычной — «Сюрприз» всегда считался гостеприимным кораблём, гости болтали и смеялись, так что даже прибытие пост-капитана не могло заглушить это веселье.

— Мы оставили вам пудинг, сэр, — сказал Моуэт. — А мистер Бучер загадывал нам за обедом загадки, некоторые — ужасно хитрые. Вот, например, одна, мы её никак не отгадаем: что никогда не выходит из моды?

Джек попытался придумать что-нибудь остроумное, однако, после того как совсем недавно он наблюдал людей, отчаянно пытавшихся бороться за жизнь, это оказалось не в его силах. Поэтому он просто сидел, кивая головой, с любезным и заинтересованным видом. Тут и там за столом делались различные предположения, но все ответы оказывались неправильными.

— Нет, джентльмены, — сказал Бучер, — вы никогда не отгадаете, хотя это очень даже знакомое вам дело. Что никогда не выйдет из моды — производить бастардов, ха-ха-ха!

За мгновение до того, как рассмеяться (несколько более искренне, чем подобало случаю) Джек увидел, как на него тут же обратились взгляды всех его офицеров, выражая одобрение и поддержку. И вся команда последовала примеру капитана, расхохотавшись так оглушительно, что Бучер остался очень доволен, а высокий американский мичман, которому пришлось отгадывать загадки хирурга на протяжении тысяч миль похода, сильно удивился — ему они и тогда казались весьма невесёлыми.