— Доктор Мэтьюрин, сэр, я полагаю?

— Он самый, сэр, — сказал Стивен, отвечая на приветствие. — Он самый, к вашим услугам.

Он говорил немного невпопад. Юноша стоял без шляпы, под палящим солнцем и ему было наплевать на это. Перед Стивеном как будто предстал Джек Обри, помолодевший на двадцать лет, сбросивший несколько стоунов и почерневший на солнце. Не важно, что голову юноши покрывала плотная шапка кучерявых чёрных волос, полная противоположность длинным соломенным прядям Джека, и не важно, что его нос был совсем не греческой формы. Но вся его сущность, его личность, его осанка были до боли знакомы Стивену. И даже что-то в наклоне головы, когда он поприветствовал доктора, подняв на него скромный почтительный взгляд.

— Умоляю, сэр, давайте вернём на место шляпы, при всей моей любви к солнцу, сейчас оно печёт слишком сильно, — взмолился Стивен. — Полагаю, у вас дело к капитану Обри?

— Да, сэр, как объяснили эти люди, вы знаете, смогу ли я с ним увидеться. Я слышал, к его кораблю не допускают лодки. Но, к слову, у меня письмо для него от миссис Обри.

— В самом деле? — сказал Стивен. — Тогда пойдёмте со мной, я доставлю вас к нему. Мистер Ричардсон, вы не против ещё одного пассажира? Мы можем чередоваться на веслах, раз вес стал больше.

Переправа прошла в относительной тишине: Ричардсон греб, а чернокожий юноша обладал столь редким для его возраста даром молчать без чувства неловкости. И Стивен погрузился в размышления о переменах в жизни его самого близкого друга. Но все же он спросил:

— Надеюсь, с миссис Обри всё хорошо?

— Настолько хорошо, сэр, насколько можно пожелать, — ответил юноша с той внезапной вспыхнувшей улыбкой, которая появляется только у обладателей таких угольно-черных лиц и белоснежных зубов.

«Как бы мне хотелось, чтобы ты был прав, мой юный друг», —подумал Стивен. Он хорошо знал Софи и относился к ней с нежной любовью. Но он также знал, что она сообразительна и проницательна, и в некоторой степени подвержена приступам ревности и сопутствующими страданиями, которые вполне уживались с общим благополучием. И она хранила мужу верность, не будучи ханжой и не загоняя себя в какие-либо рамки.

Молодой человек не стал неожиданностью на «Сюрпризе». Слухи о его прибытии дошли до каждого члена команды за исключением капитана, и, поднявшись на борт, он очутился в атмосфере дружелюбного, замаскированного для приличия, но всё равно заметного любопытства.

— Не подождёте здесь, пока я посмотрю, свободен ли капитан? — спросил Стивен. — А за эти секунды мистер Моуэт покажет вам разный такелаж.

— Джек, — сказал он, войдя в каюту. — Послушай, у меня странные новости: у адмирала на борту я встретил приятного чернокожего парня, который интересовался твоим местонахождением. И он с полной искренностью заверил меня, что у него письмо от Софи, поэтому мне пришлось взять его с собой.

— От Софи?! — воскликнул Джек.

Стивен кивнул и продолжил, понизив голос:

— Дружище, ты меня извини, но вид посланника тебя может удивить. Не показывай удивления. Так мне привести его?

— Да, конечно.

— Добрый вечер, сэр, — сказал юноша глубоким, чуть дрожащим голосом, протянув письмо. — Когда я был в Англии, миссис Обри попросила меня передать это вам или кому-либо, вызывающему доверие, но я уплыл ещё до того, как ваш корабль причалил.

— Я действительно очень обязан вам, сэр, — ответил Джек, тепло пожимая ему руку. — Умоляю, присядьте. Киллик, Киллик, зайди. Принеси бутылку мадеры и воскресный пирог. Мне очень жаль, что я не могу принять вас как подобает, сэр, дело в том, что я собираюсь провести вечер у адмирала, но, может, вы не откажетесь отужинать со мной завтра?

Разумеется, всё это время Киллик подслушивал за дверью и был наготове. Он сразу же вошел вместе с своим темнокожим напарником Томом Бёрджессом, и эта впечатляющая процессия показала, что они могут справляться не хуже дворецких и лакеев, прислуживающих на суше. Но желание Тома как следует рассмотреть посетителя, который повернулся в другую сторону, было так велико, что он столкнулся с Килликом, наливая вино. Когда «проклятые увальни» пришибленно удалились, и Джек снова остался наедине с гостем, он внимательно посмотрел ему в лицо. Оно было удивительно знакомым: он точно раньше его видел.

— Прошу прощения, — сказал Джек, ломая печать. — Я только взгляну, нет ли там чего-нибудь срочного.

Нет, ничего срочного так не оказалось. Это была третья копия письма, направленного в один из тех портов, где «Сюрприз» мог оказаться по дороге домой. В начале письма сообщалось об успехах Джека в растениеводстве, о затянувшемся судебном разбирательстве и ветрянке, а в конце, в спешно написанном постскриптуме, говорилось, что Софи дала это письмо мистеру Баст… (неразборчиво) который направляется в Вест-Индию и был настолько добр, что заглянул с визитом.

Обри поднял взгляд, и снова его посетило чувство, что это лицо ему знакомо.

— Я вам весьма признателен за то, что доставили мне это письмо, — сказал он. — Надеюсь, в Эшгроу всё благополучно?

— Миссис Обри сказала, что дети подхватили ветрянку и она переживала за них, конечно. Но джентльмен, который там сидел и чьё имя я не запомнил, заверил, что это вовсе не опасно.

— Мне кажется, моя жена не совсем правильно уловила ваше имя, сэр, — сказал Джек. — Во всяком случае, я не могу разобрать, что она пишет.

— Меня зовут Панда, сэр, Сэмюэль Панда. Моей матерью была Салли Мпута. Поскольку я направлялся вместе со святыми отцами в Англию, она захотела, чтобы я отдал вам это, — он вытащил пакет. — За этим я и прибыл в Эшгроу, надеясь застать вас там.

— Бог ты мой, — сказал Джек и медленно начал вскрывать упаковку. Внутри лежал зуб кашалота, на котором он лично выгравировал ЕВК «Резолюшн» под зарифленными парусами, ещё когда был совсем юным. Моложе, чем этот высокий юноша, сидящий перед ним. Также в посылке лежали небольшой пучок перьев и шерсть слона, связанные полоской леопардовой шкуры.

— Это талисман, он будет хранить вас от кораблекрушения, — объяснил Сэмюэль Панда.

— Стихия милосердна, — машинально ответил Джек. Они испытующе уставились друг на друга. Один нетерпеливо, а другой — выжидательно. В кормовой части корабля, где обитал Джек, зеркал было мало — только маленькое зеркальце для бритья в его спальне. Но в причудливом и замысловатом предмете интерьера, который подарила Стивену его жена Диана (в основном использовался как пюпитр), имелось большое зеркало на внутренней стороне крышки. Джек открыл его, и они, встав рядом, стали молча и тщательно сравнивать отражения, выявляя сходство.

— Поразительно, — наконец выговорил Джек. — Я и понятия не имел, даже не предполагал... — Он снова сел. — Я надеюсь, ваша матушка в добром здравии?

— Всё хорошо, спасибо, сэр. Она в больнице Лоренсу-Маркеша, готовит африканские снадобья, которые некоторые пациенты предпочитают обычным.

Затем последовала пауза до тех пор, пока Джек снова не повторил: «О Господи...», продолжая крутить в руках зуб. Мало что в мире ещё могло поразить его, он перенёс немало ударов судьбы, не потеряв присутствия духа. Но сейчас последствия грехов юности отчётливо предстали перед ним, застав врасплох.

— Могу я рассказать о моей жизни до приезда сюда, сэр? — спросил юноша, прерывая тишину низким и мягким голосом.

— Разумеется. Будь добр, — ответил Джек.

— Мы переехали в Лоренсу-Маркеш сразу после моего рождения. Матушка родом из Нвандве, это совсем рядом. Когда я был ещё совсем маленьким, и, как оказалось, очень болезненным, меня забрали святые отцы. К тому времени матушка вышла замуж за старика из племени зулусов, знахаря и конечно же, язычника, потому они и взяли меня на воспитание.

— Благослови их Господь, — сказал Джек. — Но Лоренсу-Маркеш лежит в заливе Делагоа — разве это не португальский город?

— Португальский, сэр, но город полностью населён ирландцами. Миссия прибыла из графства Роскоммон, и случилось так, что отец Пауэр и отец Бирмингем сначала взяли меня в Англию, где я надеялся найти вас, а потом в Вест-Индию.