Все утро он шел и остановился лишь в полдень у колодца. Там уже сидели путники; приняв Джайреша за такого же, как они сами, бродягу, они втянули его в разговор о торговле, повадках собак и верблюдов и капризах служанок в тавернах. Джайреш, получая удовольствие от их болтовни, притворялся, что тоже принадлежит к их братству, и рассказывал байки, которые звучали почти правдоподобно. На склоне дня он пошел дальше, и на закате его догнал караван. Из раскачивающегося паланкина, занавешенного шелком, выглянула женщина с чадрой на лице и послала к Джайрешу слугу.

— Моя госпожа спрашивает, чем ты торгуешь?

— Скажи ей, что ничем, — ответил Джайреш.

Слуга вернулся к паланкину и вновь поспешил к Джайрешу.

— Тогда моя великодушная госпожа просит тебя принять это серебряное кольцо.

Джайреш рассмеялся. Удивительная легкость охватила его, и он ответил:

— Скажи своей доброй госпоже, что я не могу принять от нее такого дорогого подарка. Я выброшен из дома как дырявый башмак и держу путь на восток, чтобы искупить свои грехи.

Слуга ухмыльнулся, ибо ему были известны намерения его госпожи, но ничего не оставалось, как передать ей слова Джайреша. Занавеси тут же задернулись, и караван двинулся дальше.

Тем же вечером после захода солнца Джайреш вошел в таверну, где за хороший обед расплатился золотой пряжкой от своего ремня. Эта пряжка не была куплена на деньги отца — ее с полгода тому назад подарила юноше любовница. Затем Джайреш покинул таверну и провел ночь на голой земле под холодными звездами.

И еще четыре дня изгнанник шел на восток. Перед ним открывались то знакомые, то незнакомые виды, но и знакомые дышали новизной и свежестью. На третий вечер, когда небо покраснело от закатного солнца, он увидел огни города, где прежде часто бывал, играл в кости, пил и занимался любовью. Но теперь, когда он знал, что не переступит околицу, город показался совсем иным. Он источал таинственность и вызывал благоговение, из самого его сердца поднималась чистейшая тьма, а за каждым горящим окном, казалось, пировали и веселились.

Джайреш делил хлеб и дикие плоды с другими путниками на обочинах дорог. Он утолял жажду водой из источников, которые бьют из-под земли для всех людей, и молоком, которое ему подносили на фермах, а однажды вечером, когда он повстречал процессию счастливого жениха, его даже угостили вином.

На пятый день Джайреш сошел с дороги и углубился в скалистые, поросшие лесом горы. Целый день он карабкался под свисающими с ветвей лианами, и птицы разлетались в стороны при его приближении, а однажды в зарослях он увидел робкую олениху. Когда солнце двинулось вниз, заливая все вокруг позолотой, а на небе появились звезды, Джайреш увидел перед собой тропинку, которая спускалась в долину. Там, среди древних темных деревьев, возвышался огромный каменный дворец. У Джайреша екнуло сердце. Здесь заканчивалось его путешествие, ибо это не могло быть ни чем другим, как домом отцовского приятеля — какого-нибудь строгого и чопорного старика.

«Ну что ж, я вдоволь вкусил свободы, — подумал Джайреш. — Теперь мой удел — неволя». И он пошел к дворцу.

Размеры и архитектурное великолепие дворца затмевали не только родительский дом Джайреша, но и все виденное им ранее. Террасы крыш налегали друг на друга, а над ними высились огромные башни. Колоннады, обрамлявшие длинную широкую лестницу, поддерживали крышу портика. За полверсты от дворца тропинка переходила в мощеную дорогу, по обеим сторонам ее стояли на мраморных постаментах изваяния зверей и птиц — львов, ибисов, журавлей и обезьян; их фигуры призрачно мерцали в угасающем вечернем свете. У подножия дворца в мрачном величии раскинулись сады с султанами пышных деревьев и гребнями водопадов. Все это тоже было позолочено заходящим солнцем, оно распадалось на тысячи осколков в бронзовых веерах хвостов разгуливавших по лужайкам павлинов. Однако в самом дворце не было видно ни огонька.

Достигнув мощеной дороги, Джайреш ощутил совсем иные чувства. Что-то в этом месте, в ароматах садов, золотых павлинах и самой тишине настораживало и зачаровывало. Все здесь отличалось от привычной атмосферы его дома. И в этот момент на дороге перед Джайрешем возникла чья-то фигура, прямая как постамент и облаченная в черное. Она напоминала исполинскую птицу, стоящую на одной ноге и держащую в другой тонкий жезл.

— Сообщи мне, кто ты таков и чего желаешь, — произнес незнакомец.

Джайреш ответил надменно, не упустив ни единой подробности. Он полагал, что с этого мгновения его начнут унижать, и не желал, чтобы его приняли за безвольного труса.

Посланец внимательно выслушал его, после чего издал странный звук, свидетельствовавший, возможно, об удовольствии. Джайреш с высокомерным видом пропустил его мимо ушей. Он прекрасно понимал, что, заняв самое низкое положение среди прислуги этого дома, он подвергнется всеобщим насмешкам и издевательству. И если обращать на них внимание, это лишь усугубит его положение.

— Ну что ж, если ты готов к примерной службе, пойдем, — изрек его собеседник. — Человек, которому ты будешь отныне служить, живет в этом доме.

Посланец посторонился, и Джайреш двинулся к дому, услышав за спиной троекратный удар жезлом.

И внезапно во дворце зажглись все окна, озарив все вокруг таким сиянием, словно взошло солнце. На всех крышах и у всех дверей загорелись факелы.

Джайреш в изумлении остановился, и в то же мгновение хлопанье крыльев над головой заставило его поднять глаза. Огромная птица, похожая на цаплю, пролетела над садом и скрылась в сверкающем дворце.

Юноша двинулся дальше, поднялся по лестнице и оказался под крышей портика. Дверь в дом была распахнута, за ней виднелись два зала, один прекраснее другого. Они были обставлены с такой изысканной роскошью, что Джайреш долго не мог придти в себя от удивления. За украшенными позолотой и драгоценной мозаикой дверями виднелся третий зал с черным, как уголь, полом.

В центре зала бил фонтан, окруженный бассейном из прозрачного зеленого стекла, в колоннах, увитых живым виноградом, резвились птицы. В глубине зала на ложе покоилось какое-то существо. Оно не спеша приподнялось и взглянуло на Джайреша.

Джайреш окаменел. Несколько мгновений он не мог решить — не то уносить ноги, не то вытащить короткий клинок и вступить в схватку, ибо на ложе восседал черный ягуар из рода пантер, с горящими, как угли, глазами.

А еще через мгновение он раскрыл пасть.

— Подойди ближе, — отчетливо произнес он, обращаясь к Джайрешу. — Я уже не так молод и плохо вижу на таком расстоянии.

Джайреш в изумлении повиновался. Он остановился в нескольких шагах от ложа.

— Не бойся, — сказал ягуар. — Я уже пообедал. К тому же ты, кажется, мой гость. Есть тебя будет не слишком-то вежливо.

При этих словах Джайреш рассмеялся. А ягуар наградил его явно неодобрительным взглядом.

— Прошу прощения, господин, — произнес Джайреш. — Но я еще никогда в жизни не встречал зверя, который владел бы даром человеческой речи.

— Позволю себе не поверить, — откликнулся ягуар. — Возможно, ты неоднократно встречался с такими зверями, просто они не удостаивали тебя беседой.

— Не смею возражать, — ответил Джайреш. — А смех мой был вызван лишь изумлением. Ваш господин — волшебник? Это он научил вас разговаривать?

— Господин? — удивился ягуар. — Я здесь господин.

Джайреш едва не рассмеялся вновь.

— Неужто ты друг и партнер моего отца? — пробормотал он. — Если там, мне придется признать, что я недооценил родителя.

— Скажу лишь одно, — ответил ягуар. — Мне известно о намерении твоего отца сделать тебя нижайшим из слуг, дабы это принесло тебе пользу. Должен добавить, что я в некоторой растерянности. Ибо в этом доме все делается с помощью волшебства, и здешние обитатели проводят свою жизнь, не обременяя себя службой. В настоящий момент я ничего не могу тебе поручить. Однако я все как следует обдумаю. Завтра мы вновь увидимся и поговорим, а пока чувствуй себя как дома. Стоит только попросить, и ты получишь все, что захочешь. За исключением женщин, в моих владениях нет людей. Тем же особам, которых ты здесь встретишь, включая моих жен, ты должен оказывать самое глубокое уважение.